О чем знает ветер

ПООБЕЩАВ ТОМАСУ, ЧТО в его отсутствие дома будет порядок, я много на себя взяла. Порядок не от меня зависел. Короче, на третью ночь после отъезда Томаса, когда все давно спали, меня разбудила перепуганная Мэйв.

– Мисс Энн, в сарае такое творится, такое! – шептала она, склонившись над кроватью, дрожа то ли от ночной прохлады, то ли от страха и кутаясь в шаль, наброшенную прямо на ночнушку. – Доктор-то уехавши, а вы ж ему пособляли с хворыми, вот потому я до вас прибежала. Бинты надобны и лекарствие, да еще виски – так папа говорит.

Я вскочила, набросила темно-синий капот, выбранный для меня Беатрисой и купленный Томасом, несмотря на мои протесты, и я метнулась в приемную. Мэйв семенила за мной. Из шкафчика я достала бинты, вату, йод, сложила Мэйв в подол, а сама спустилась в погреб, где в числе прочего Томас держал виски. Я взяла три бутылки. Меня била крупная дрожь – пришлось отхлебнуть обжигающего напитка.

Что стряслось? Какую сцену я застану в сарае? Нет, не думать, ни в коем случае не давать воли воображению. Гнать мысли о собственной сомнительной профпригодности. Выскочить на крыльцо, под проливной дождь (он начался еще вечером), и бояться (пока) лишь одного: как бы не поскользнуться на мокром лугу, что пролег между домом и хозяйственными постройками.

Помигивающий фонарь придавал сараю сходство с маяком. Мэйв мчалась впереди меня, на ходу разматывая бинт. Глупышка, если не сказать недотепа. Какой прок от мокрых бинтов? Земля размягчилась от ливня и чавкала под моими домашними туфлями.

На полу в амбаре лежал мокрый до нитки юноша, вокруг толпилось с полдюжины его ровесников, столь же мокрых и совершенно растерянных. Ибо юноша был без сознания. На наши с Мэйв шаги все шестеро резко обернулись. У каждого в руке сверкнул нож.

– Папа, доктора Смита нету. В Дублин уехал, – выдохнула Мэйв. – Я мисс Энн привела.

Голос был неуверенный, даже испуганный, будто Мэйв сомневалась, правильно ли поступила, посвятив меня в ночную тайну. Над раненым хлопотал обнаженный до пояса мистер О'Тул. Рубашка, которой он пытался обмотать голову юноши, успела пропитаться кровью. Я не то чтобы расслышала, а скорее прочла по губам мистера О'Тула молитву к Деве Марии – сохрани, мол, Пресвятая Богородица, жизнь сыну моему.

– Что случилось? – прошептала я, опускаясь на колени.

– Глаз моему Робби выбили, вот что, мэм, – помедлив, отвечал Дэниел О'Тул.

– Пулю словил парень, – пояснили товарищи Робби.

– Дайте я посмотрю. Рубашку уберите.

Дэниел О'Тул послушно сгреб свою заскорузлую от пота рубаху, и мне открылось страшное. Правый глаз отсутствовал, в глазнице булькала кровь. Обеими руками я осторожно повернула голову Робби к свету, и юноша вдруг слабым стоном дал понять, что, как ни странно, жив. Буквально в дюйме от глазницы, в виске, зияло чернотой другое отверстие. Я увидела зубчики черепной кости и поняла, что пуля, угодив в глаз, каким-то чудом выскочила через висок, вместо того чтобы разворотить мозг. Разумеется, мои познания о травмах головы были скудны, однако то обстоятельство, что пуля в этой самой голове не находится, вселяло слабенькую надежду.

А вот сделать я почти ничего не могла. Разве только остановить кровотечение и обеспечить парню хороший уход, чтобы протянул до возвращения Томаса.

– Мэйв, давай бинты, – распорядилась я.

Сложила в несколько слоев марлю, велела мистеру О'Тулу держать ее на обеих ранах, а сама взялась бинтовать голову Робби, под каждый виток бинта добавляя вату, пока не соорудила на раненом нечто вроде белого шлема, закрывающего глазницу.

– Тащи одеяла, Мэйв. Ты знаешь, где они.

Не успела я договорить, как девочка выскользнула из амбара – только голые икры замелькали в брызгах, поднимаемых пятками.

– Домой бы его снести, мэм, – пробормотал мистер О'Тул. – Там бы мать за ним ходила.

– Ни в коем случае. Робби нужен полный покой, – возразила я. – Любые перемещения ему крайне вредны. Сейчас мы его укутаем как следует и будем ждать возвращения доктора Смита. Больше мы ничем не поможем вашему сыну.

– Оружие куда девать?

Я и забыла, что над нами стоят шестеро подозрительных персонажей.

– Какое именно оружие? Сколько единиц?

– Чем меньше вы знаете, мэм, тем вам же лучше, – последовал мрачный ответ.

Оставалось только кивнуть.

– В подполе спрячьте, я покажу где, – отозвался Дэниел О'Тул, избегая моего взгляда.

– У нас черно-пегие на хвосте, – продолжал тот же голос. – Ими берег прямо кишел. Потому мы и в пещере не могли спрятаться – на схрон бы их навели, это как пить дать.

– Заткнись, Пэдди, – зашипели на говорившего.

– При каких обстоятельствах Робби был ранен? – произнесла я. Мой голос не дрогнул, зато руки тряслись; я утешалась тем, что в темноте этого не видно.

– Один черно-пегий думал нас выкурить. Как начал стрелять по кустам, чтоб ему пусто было! Робби молодчина – опрокинулся без единого звука и даже не охнул, пока мы его тащили.

В дверном проеме возникла Мэйв с охапкой одеял, бледная, как призрак.

– Мисс Энн, сюда черно-пегие едут! На двух грузовиках! Старая миссис Галлахер проснулась, и сынок ваш тоже. Расплакался со страху-то, вас кличет.

– Если они Робби увидят – всё, спета наша песня. Стволы, допустим, мы спрячем, сами разбежимся – так черно-пегие Робби схватят; чего доброго, и дом подожгут, – произнес тот, кто держал фонарь.

Мысли замелькали, решение явилось само собой.

– Несите Робби в каморку, где упряжь хранится, – велела я. – Там есть топчан – туда Робби и определите. Облейте виски, бутылку рядом бросьте. Укройте его хорошенько, голову тоже. Пусть только нижняя челюсть будет видна, будто он заснул, нахлобучив на себя подушку. Мистер О'Тул, бегом на конюшню, за жерёбой кобылой. Ведите ее сюда, укладывайте на пол и хлопочите вокруг нее, будто ей срок уже настал. Вы, молодые люди, когда Робби замаскируете, прячьте оружие и разбегайтесь. Черно-пегих я задержу, сколько смогу. Мэйв, за мной!

В доме я стащила и темно-синий капот, и ночнушку (вещи были заляпаны кровью), затолкала их под кровать, влезла в домашнее платье, успела сбрызнуться туалетной водой и пригладить волосы. На мой выход Мэйв отреагировала округленными глазами и страшным шепотом: «Мисс Энн, у вас личико и ручки в крови!». Я бросилась в кухню, живо умылась. Вытиралась я под стук в дверь, который казался громом небесным.

– Мэйв, беги наверх, посиди с миссис Галлахер и Оэном. Чтобы сюда ни ты, ни они спускаться не вздумали. Я справлюсь.


Девочка ответила кивком и почти взлетела по широченной парадной лестнице, я же – ни дать ни взять героиня собственной книжки – проследовала к дверям. Голова кружилась от обилия сюжетных линий, диалог с главарем черно-пегих сам собой успел выстроиться к тому моменту, как моя ладонь легла на дверную ручку. При виде группы на крыльце я окончательно вжилась в роль. Я была как Скарлетт О'Хара, десяток черно-пегих – как янки, что явились обыскивать дом.

– Ах! – Ирландский акцент, с первых дней в Гарва-Глейб служивший мне защитой, был отброшен. – Как вы меня напугали, джентльмены! У нас ночка выдалась – не приведи Господь. Кобыле жеребиться приспичило в этакую погоду. Я сейчас из амбара, только, думала, передохну – тут вы. Сердце разрывается глядеть, как ей, кобылке-то нашей, туго нынче. Уж я с ней сидела, гладила ее… Ну а что я могу? Из вас, случайно, никто не умеет роды принять, а? У кобылы, конечно! – Я рассмеялась, будто от удачной шутки. – Нет? Жаль, жаль.

Вся подавшись к вторженцам, я прикидывалась, что не замечаю, как вода брызжет мне на кудри и подол. Наконец отступила под крышу и жестом пригласила черно-пегих войти.

– Чем могу помочь, джентльмены? Доктор, к сожалению, в отъезде. Надеюсь, никто из вас не ранен и не болен?

– Придется обыскать ваш дом, мэм. И всю прилегающую территорию, – выдал главарь, оставаясь на крыльце. Впрочем, ливень был ему не страшен – в его-то сапожищах. Я заметила и берет с помпоном. Значит, это не черно-пегие. Это вспомогалы. Которые еще хуже. Которых не разжалобишь.

Я сморщила нос.

– Как вам угодно. А что вы ищете?

– По нашим данным, в доме либо рядом с домом укрылась шайка контрабандистов. Особо опасных – из тех, что поставляют оружие смутьянам.

– Защити нас, Пресвятая Дева! – Ужас в голосе даже и подделывать не пришлось. – Само собой, капитан, проверяйте. Мне ведь можно называть вас капитаном? – Я шагнула дальше в холл. – Надо же, как льёт! Неужто в этакую пору ваши люди станут по лесу рыскать? Я в сарае часа два сидела – всё тихо было. Назад шла – никого не видала. А если вы всем отрядом в амбар нагрянете, кобыла наша, пожалуй, и не разрешится со страху. Сама околеет, бедняжка, и жеребеночка мы не получим. А давайте так, капитан: пусть со мной двое-трое пойдут, заглянут в амбар потихонечку? И вы долг выполните, и кобыла не перепугается.

Он будто не слыхал.

– Кто еще в доме находится, мэм?

– Да входите же, капитан! – Я топнула ногой. – Не видите разве – на мне платье вконец отсырело! – Помпончатый перевел взгляд мне на грудь, спохватился, снова стал смотреть в лицо. – Вы все, джентльмены! – продолжала я. – Давайте в дом, иначе как вы его обыщете, на крыльце стоя?

Капитан (против этого чина он отнюдь не возражал) велел шестерым взять дом в кольцо и ждать дальнейших указаний, а четверым остальным сделал знак войти. Сам он тоже переступил через порог. Подчиненные поспешили последовать его примеру. Я закрыла за ними дверь.

– Снимайте-ка плащи да береты, – скомандовала я, зная, что вспомогалы не подчинятся.

– Так кто еще в доме, помимо вас? – не отставал «капитан». Взгляд его уже скользил вверх по лестнице. Пространство освещалось только лампочкой, которую я впопыхах оставила гореть на кухне, да ночником в коридоре. Я надавила на выключатель, и свет от люстры залил всех присутствовавших.

– Там, наверху, мой шестилетний сынишка. Он спит. Пожалуйста, не шумите, а то проснется да раскапризничается. Еще моя свекровь да при ней прислуга – девчонка совсем. Доктор Смит в отлучке, в Дублине. Управляющий в сарае, кобылу караулит. С ним его старший сын. Хотя, может, сын спать пошел.

– Эти двое – управляющий с сыном – были в сарае, когда вы оттуда уходили?

– Да, капитан. Только я бутылочку виски оставила, чтоб не так тяжко им было ночь в сырости проводить. – Я улыбнулась заговорщицкой улыбкой.

– Мэм, вы американка? – встрял другой вспомогала. Лицо показалось знакомым. Точно: это он в Слайго витрину разбил.

– Угадали, – потупилась я. – Никак по-здешнему говорить не выучусь.

– Да на что он вам, говор здешний? Нету в нем ничего хорошего, – рассудил вспомогала.

– Довольно болтовни, – оборвал главарь. – Барретт и Росс – наверх. Уолтерс, со мной остаешься. Будем нижние комнаты осматривать.

– Осторожнее там, наверху, джентльмены, – промурлыкала я. – Свекровь у меня женщина с норовом, может и кочергой стукнуть.

У них сразу энтузиазма поубавилось. Пока они медлили на нижней ступени, я тоже медлила. За кем следом ходить – за главарем или за этим Уолтерсом? Насчет самообладания Бриджид у меня сомнений не было. Конечно, моя прапрабабка ни сама не потеряет голову от страха, ни Оэну расплакаться не даст. Да и Мэйв – бойкая девочка. Вслух я спросила:

– Принести вам чего-нибудь, капитан? Чаю или, может, бренди? Вы, наверно, продрогли?

– Не продрог. Пить ничего не буду.

Главарь пошел рыскать по комнатам. Я болталась рядом, несла какую-то дамскую чушь – уже и не помню, что конкретно говорила. Он не обращал на меня внимания. Заглянул в ванную, в кухню, и вдруг Уолтерс крикнул:

– А это еще что такое?

Ни жива ни мертва, я проследовала за главарем в приемную Томаса. Уолтерс таращился на распахнутые шкафчики и выдвинутые ящики.

Главарь оживился:

– Мэм?

– Да, капитан, – пискнула я.

– В доме прибрано, а здесь беспорядок. Отвечайте, кому лекарства потребовались?

Я рассмеялась:

– Кобыле, сэр, кому ж еще-то! Я лауданум искала. Доктор Смит, видите ли, прячет его – считает, я к нему пристрастилась. А мне вот отец, покойник, говорил, это средство на лошадей отлично действует. Главное – изловчиться, на язык лошади положить толику. Вот вы, капитан, когда-нибудь успокаивали лошадь лауданумом?

Главарь воззрился на меня, словно сомневаясь в моей адекватности.

– То-то и видно, что нет, капитан! Легко было отцу советовать – попробовал бы сам!

– Так вы нашли лауданум, мэм?