О чем знает ветер

Пару раз в неделю (иногда, в особых случаях, и чаще) я ездила с Томасом к больным. Он действительно нуждался в медсестре, а мне приятно было помогать ему. В конце концов, меня врач вырастил; я знала, как оказывают первую помощь, и не хлопалась в обморок при виде крови. Правда, на этом мои навыки заканчивались, но Томасу, кажется, большего и не требовалось. Если он чувствовал, что справится один, то оставлял меня дома. В такие дни Оэн (осенью мы собирались отдать его в школу) водил меня по ферме, показывал живность. Я выучила клички всех поросят, всех несушек, всех овечек, особенно же привязалась к соловой кобыле, которая скоро должна была подарить нам жеребенка. Мы с Оэном предпринимали долгие прогулки. Шли сначала аллеей, затем озерным берегом, углублялись в поля, обследовали руины. Я брела не спеша, Оэн то убегал вперед, то возвращался, щебеча, точно жаворонок. Ирландия являла себя изумрудом с вкраплениями серого гранита и желтого дрока; ее долины, холмы, дороги, останки древних укреплений, даже дрок, неприхотливый, впечатляющий лишь с расстояния, наводили на мысли о тайнах тысячелетий и вызывали желание проникнуть в эти тайны.

Иногда к нам присоединялась Бриджид. Поначалу – из страха, как бы я не похитила Оэна, затем – просто потому, что ей, женщине вполне здоровой, нравились физические нагрузки. Мало-помалу она смягчалась, уже не глядела на меня волком, в особенно благоприятные дни даже начинала рассказывать о своем детстве, проведенном на севере графства Литрим, в Килтиклохере. Кажется, мою прапрабабку удивляло, что я слушаю с вниманием и задаю вопросы, что вообще проявляю к ней интерес. Оказалось, у Бриджид живы два сына и дочь, да еще одна девочка умерла совсем крошкой – она похоронена в Баллинагаре. Странно, я там не видела соответствующего надгробия. Наверно, детская могилка отмечена простым валуном, без надписи.

Старшая дочь Бриджид, по имени Мэри, уже давно уехала в Америку; живет в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, замужем за неким Джоном Бэнноном. У них трое детей. Бриджид никогда не видела своих заокеанских внуков, и Оэн никогда не упоминал о своих заокеанских кузенах. Сыновья Бриджид (оба старше Деклана) пока не женаты. Один, по имени Бен, служит в Дублине кондуктором, второй, Лиам, работает в доках Слайго. Странно: за все время, что я провела в Гарва-Глейб, ни тот, ни другой не наведались к матери. Я старалась запомнить максимум о детях Бриджид – факты наверняка были известны другой Энн; я также старалась не выдать себя каким-нибудь дурацким вопросом.

– Ты к ней ластишься, – заметил однажды Томас (мы трое вернулись с прогулки и неожиданно застали его дома). – А вот она – Бриджид – с самого начала тебя недолюбливала.

Еще бы мне не ластиться! Для другой Энн Бриджид была свекровью, а для меня – прапрабабкой, кровной родственницей, частью меня самой. Насколько значительна доля крови Бриджид в моих венах, покажет лишь анализ ДНК. В любом случае для человека естественно интересоваться своей родословной и испытывать привязанность к своим прямым предкам. О привязанности к свекрови, вдобавок суровой и необъективной, я что-то не слыхала.

В середине августа Томасу пришлось уехать в Дублин. Сначала он планировал взять с собой и меня, и Оэна, однако переменил решение. Оставлять нас ему не хотелось, но некие дела в столице явно будоражили и звали, поэтому, садясь с чемоданчиком и докторским саквояжем в автомобиль, Томас взял с меня клятву.

– Обещай, Энн, что не покинешь Гарва-Глейб. Что я, вернувшись, застану тебя здесь. Обещай не отходить далеко от дома, чтобы я спокойно делал свои дела в Дублине и не тревожился за тебя.

Я ответила кивком. Допустила оплошность – позволила страху на миг мелькнуть во взгляде. Томас это заметил. Сделал глубокий вдох, умудрился задержать воздух, как бы взвешивая; наконец выпустил его и произнес:

– Никуда я не поеду. Дела подождут.

– Езжай, Томас. Я буду ждать тебя. Клянусь.

Несколько секунд он смотрел на мои губы, словно хотел отведать их, словно мог по вкусу определить, лгу я или нет. Он бы и отведал, но с крыльца почти скатился Оэн, бросился к Томасу, потребовал гарантий, что Томас привезет ему подарок, если он, Оэн, будет очень-очень хорошим мальчиком. Томас подхватил Оэна на руки, стиснул в объятиях. Подарок, разумеется, был обещан, но на особых условиях.

– Ты, малыш, должен слушаться бабушку и беречь маму. Главное – не пускай ее к озеру.

На этих словах Томас глянул мне прямо в глаза. Оэна он поставил на землю, чуть подтолкнул.

– А теперь беги, малыш.

Меня зазнобило. Память подсунула загадочные строчки неизвестного поэта – где и когда я их прочла, почему запомнила? Откуда этот холодок, вечный спутник эффекта дежавю?

– Затем и молю: забудь, / Родная, глядеть на ртутную гладь, / Таящую долгий путь, – процитировала я.

Томас чуть наклонил голову.

– Откуда это?

– Прочла не помню где. Пустяки.

– Почему маме нельзя к озеру? – пискнул Оэн, и не подумавший оставить нас. – Мы там часто гуляем. Мама научила меня печь блинчики – ну, то есть камешки бросать так, чтобы круги пошли.

В свое время этому искусству научил меня дедушка. Вот и еще одна загадка – попробуй докопайся, что было раньше, что потом.

Томас не ответил Оэну. Нахмурился, снова вздохнул, будто интуиция и разум вели в нем жестокий бой.

– Поезжай, Томас. Дома в твое отсутствие всё будет в полном порядке, – заверила я.



22 августа 1921 г.

Ехал в Дублин в таком смятении, что был вынужден всю дорогу держать руль обеими руками. С тех пор как де Валера вернулся из Штатов, а лорд Френч лишился должности лорда-лейтенанта[31], мы с Миком почти не виделись. Помощь в освобождении политзаключенных была от меня почти номинальная, сам я умалился до звукоотражателя, хроникера событий, «просто друга». Спонсора. Хранителя секретов, который делает, что может и когда может. Но все-таки столь долгое отсутствие контактов с Миком тревожило меня, даже несмотря на перемирие.

Мика вместе с Джо О'Рейли (это его личный помощник) я нашел в пабе «У Девлина», в подсобке, которую хозяин отдал в их распоряжение. Дверь была нараспашку, чтобы вовремя заметить опасность и слинять через черный ход. В этом пабе Мик больше времени проводит, чем у себя на квартире. Жилье меняет часто, опасаясь облав. Вообще, если бы не поразительная преданность дублинцев (которые знают Мика в лицо и ни один из которых доселе не соблазнился правительственной наградой за его выдачу), Мик давным-давно был бы в тюрьме. Поистине, он теперь фигура почти эпическая. Боюсь, трения с председателем Дойла как раз и вызваны всенародной любовью, которой заслуженно пользуется Мик. И вдруг он сообщает, что Дев (де Валера) намерен отослать его в Америку, чтобы «выключить из борьбы».

Я ушам не поверил. Да ведь сама борьба воплощена в Мике Коллинзе. Без него Ирландское восстание в очередной раз за последние несколько столетий станет жертвоприношением, причем безрезультатным. Так я Мику и сказал.

Джо О'Рейли совершенно со мной согласен, о чем тоже не стал молчать. Я впервые задумался: сколько ему лет? По моим подсчетам, Джо моложе нас с Миком, это тяготы борьбы сказались на нем. Джо истощен физически и, кажется, душевно. Мик тоже. Его мучает боль в желудке; по симптомам было явно, что это язва. При каждой встрече беру с Мика слово, что он будет придерживаться диеты, – и Мик это слово поспешно и охотно дает.

– Не волнуйся, Томми, за океан Дев меня не отправит, – поделился Мик. – Эта его инициатива поддержки не найдет. Зато он вполне может заслать меня в Лондон. Уже всюду раструбил про мое участие в переговорах о мире.

Я счел это добрым знаком, но Мик охладил мой энтузиазм, сообщив, что сам-то де Валера намерен остаться в Дублине.

– Видишь, Томми, какой расклад получается? Дев с Ллойдом Джорджем несколько месяцев условия мусолят, а как подпись ставить, так Дев, образно выражаясь, в кусты. Дев не дурак. Он хитрый. Хочет собственный кукольный театр иметь, за ниточки дергать.

– Иными словами, ты будешь козлом отпущения, – заключил я. Нетрудно было прийти к такому выводу.

– Да. Потому что Деву отлично известно: всех наших требований британцы не удовлетворят. Так вот чтоб спрос был с меня, с подписанта! – горячился Мик. – Какое там – ВСЕ требования! Мы ведь можем ВООБЩЕ НИЧЕГО не добиться, Томми! В любом случае раздел Ирландии на северные и южные графства неизбежен, на других условиях не видать нам Ирландской республики как своих ушей. Думаешь, Дев этого не понимает? Отлично понимает! А знаешь, насчет чего еще он в курсе? Насчет тактики британцев. Они в своем репертуаре – думают лбами нас столкнуть, брата на брата натравить. И им это под силу, Томми. У нас в ИРА солдат – три, ну может, четыре тысячи, не больше! Наша стратегия подстроена под это количество. А что Дев смыслит в нашей стратегии? Да ни бельмеса!

Мик метался по подсобке, как лев по клетке; шаги тяжко впечатывались в дощатый пол.

– Мы ради народа боремся, благодаря народу и живы до сих пор. Народ нас прячет, народ нас кормит. Народ нас не сдает. Потому что верит в нас. А мы верим во всех этих фермеров, рабочих, мелких ремесленников, священников. И не зря, черт возьми! Когда в прошлом году в Корке фермы горели, когда мастерские вспыхивали, будто факелы, никто – ни один человек, Томми, – нас не заложил! Никто веры в нас не потерял. А в Слайго мерзавцы-вспомогалы что устроили? Святых отцов допрашивали – где, мол, партизаны? Ни один не раскололся, хотя все знали, что за молчание полагается выстрел в голову. А когда мальчишек вешали? Мальчишек, которые к Кровавому воскресенью ни одним боком? Что, разве кто-нибудь усомнился в наших методах? Разве кто-нибудь отвернулся от нас? То-то и оно.

Обессиленный, Мик почти рухнул на стул. Долго, с наслаждением тянул темное пиво. Утер губы, снова заговорил:

– Мы только об одном просим, только об одном СТОЛЕТИЯМИ просили: оставьте нас в покое. Не лезьте в наши дела. Ллойд Джордж знает, как на Британию во всем мире посмотрят, развяжи она сейчас настоящую войну. Католическая церковь этого точно не одобрит – соответствующее заявление уже прозвучало. Ллойда Джорджа просят решить проблему мирным путем. Даже Америка ввязалась. Мы пока на своих методах стоим. Но мы долго не продержимся. Наши силы на исходе. Ирландия измотана войной.


Ирландия измотана. Мик измотан. Джо О'Рейли тоже измотан. Любой пустячный прокол станет катастрофой.

– Так ты поедешь в Лондон? – спросил я.

– А что мне остается? Других путей я не вижу. Сделаю что смогу, а могу я немногое. Я ведь не государственный муж.

– И слава богу! – Джо хлопнул Мика по спине.

– Но ведь де Валера тебя одного не отправит? – забеспокоился я. – У Ллойда Джорджа целая команда переговорщиков и юристов.

– Да, Дев говорил об участии Артура Гриффита. Артур как-никак журналист, представительная фигура. Ему переговоры вести сподручней. Наверно, будет еще несколько человек.

– Я тоже поеду в Лондон, Мик. За стол переговоров меня, конечно, не пустят, но я буду рядом – вдруг пригожусь.

Мик выдохнул длинно, будто ему полегчало уже от одной нашей беседы. У него даже взгляд прояснился и в развороте плеч напряжения убыло. Внезапно он скроил свою особенную, плутовскую улыбку, и я понял: каверза готовится, надо держать ухо востро.

– Разведка доложила, Томми, что у тебя в Гарва-Глейб поселилась молодая женщина. А ты ни гугу. Хоть бы в письме намекнул. Не она ли причина, что ты в Дублин дорогу позабыл? Чего молчишь? Признавайся: непробиваемый Томас Смит наконец-то поддался чарам неведомой красавицы?

Я сказал, что «неведомая красавица» – не кто иная, как Энн Галлахер, вдова Деклана. Мик рот разинул, несколько минут слова вымолвить не мог. Джо, который не был знаком ни с Декланом, ни с Энн, спокойно потягивал пиво, ждал подробностей. А может, и не ждал. Может, тишиной наслаждался, потому что речь Мика его утомила. И не только речь. И Мику, и Джо нечасто выпадало посидеть спокойно. И он, и Мик мотались на велосипедах по всему Дублину, причем Джо по большей части был у Мика на посылках.

Когда столбняк прошел, Мик заговорил шепотом:

– То есть Энн за все пять лет весточки о себе не подала?

Я рассказал, при каких обстоятельствах нашел ее, про Лох-Гилл, про ранение. Мик встревожился не на шутку.

– Ох, Томми, дружище, не нравится мне это. Будь предельно осторожен. Сейчас такие силы задействованы, такие технологии, какие тебе и в страшном сне не снились. Шпионы изо всех щелей лезут; иного и не заподозришь, а он… Или ОНА. Ты вот знаешь, где Энн пропадала? Знаешь, с кем водилась? Поверь мне, мутная, очень мутная это история!

Что мне оставалось? Только кивать. С того дня, как я выловил Энн из Лох-Гилла, я самому себе те же самые аргументы приводил. Теперь я счел за лучшее не сообщать Мику хотя бы о том, что Энн предсказала дату заключения перемирия. А также о том, что я влюблен в нее по уши.

Т. С.





Глава 13

Ее триумф




К дракону притереться – не пустяк.

Мне – удалось, ведь я, в конце концов,

Назвавшись жертвой, сей сакральный брак

Сама скрепила: скинула покров

Дрожаньем плеч, с готовностью почти

К твердыне саднящей прижав крестец…

И тут тебе взбрело меня спасти.

Ты словно вырос из его колец!

Ужимками моими не смущён,

Ты прежнее в одной касанье стёр.

И вот пред нами окоём – смещён,

И вот исполнен смысла птичий спор.





У. Б. Йейтс