Обережник

– Одному за нами тащиться смысла нет, а двое бы напасть не решились. Но их и ненамного больше, иначе бы уже давно напали. – Вид у рыжеусого варяга был не озабоченный, а скорее возбуждённый – вот оно развлечение для настоящих мужчин. – Значит, отроки, сделаем так: я вперёд уеду, будто на разведку, след проверить. А вы здесь оставайтесь, костёр разведите. Делайте всё так, будто вас никто не выслеживает, но ушами лес слушайте. Услышите скрип тетивы – сразу в строй, щиты в кулак. Поняли?

– А ты? – забеспокоился Молодцов.

– А я петлю сделаю и за спину этим охотникам зайду. Не горюй, вас не оставлю. Вы, главное, не спугните наших лесовиков. Уйдут – потом не отыщем, кто знает, чего от них ждать.

Данила со Жданом выполнили приказ Клека, который выставил себя прямо-таки стратегом, но обоим это поручение далось непросто – трудно вести себя как обычно, если знаешь, что из-за деревьев в любой момент могут полететь стрелы.

Парни держались вместе, старались не отходить друг от друга дальше чем на два шага. Данила решил, что это не должно насторожить потенциальных противников: быть начеку в незнакомом лесу – абсолютно нормальный рефлекс для любого воина.

Что ещё сделал Данила, так это плотно утоптал снег вокруг разведённого костра, чтобы драться можно было и сняв лыжи.

На разведение костра ушло не так уж много времени, но достаточно, чтобы Молодцов начал беспокоиться: почти половина светового дня прошла, сигналов от Клека слышно не было, а им ещё надо возвращаться к своим. Ночью да по лесу, в котором шастает неизвестый враг, – это то ещё удовольствие.

Данила присел к костру, стал греть руки, так же как и Ждан, готовый в любой момент вскинуть щит и встретить атаку. Ну где же Клек?

Молодцов несколько раз вставал, встряхивал затёкшие ноги. Ничто не предвещало глухой чавкающий звук, с которым железо входит в живую плоть.

– Строй! – закричал Ждан.

Дальше они действовали уже на автомате.

Скрип тетивы, который успел въесться Даниле в подкорку, щелчок, хлёсткий удар, от которого щит Молодцова едва качнулся. Стрела одна, а щелчков было больше, и они продолжают раздаваться из леса.

– Клек, – хором взревели Ждан с Данилой и рванулись на звук щёлканья луков.

Без лыж! Лыжи надевать было некогда, пара шагов по снежной целине – и друзья замедлили бег. Выучка Воислава сработала чётко: Ждан и Данила, не опуская щитов, продирались сквозь снежный покров. Молодцов бросил своё копьё на звук, оно улетело недалеко, поскольку не годилось для бросков. Ждан швырнул секиру.

Щёлканье больше не раздавалось. Вдруг с треском из кустов на них вышел Клек, в крови с ног до головы. В одной руке он держал испачканную в красном секиру, в другой – за пояс тело некрупного мужичка. Тело признаков жизни не подавало. Вид у рыжеусого варяга был расстроенный, спрашивать, что случилось, друзья не рискнули, Клек сам всё рассказал.

– Ушли, гады, – сообщил он, – одного достал копьём, второго секирой, сам на меня кинулся. Жмудин какой-то. Ещё два сбежали. И добычи никакой нет на них.

Клек презрительно бросил тело в снег.

– Чего тут жмудины забыли? – удивился Ждан.

– Не знаю, второй – мёртвый кривич, – ответил Клек, – тати они безродные. Я думаю, поехали-ка мы, братцы, назад к своим. И так славно поохотились.

Данила забрал неудачно брошенное копьё, проезжая, мельком глянул на бездыханное тело, и это зрелище вопреки ожиданиям не вызвало у него никаких эмоций. Труп и труп, мёртвые не опасны, пока не начался зомби-апокалипсис. С чего бы такое отношение? Привык? Устал от похода? Или, может быть, понял, что смерть – это неотделимая часть жизни. А вот для друзей Данилы смерти вообще нет. Сколько раз он слышал от Клека и Шибриды, что они попадут в Валхаллу или Ирий – братья ещё не определились. И воины в это верили, не просто как в какое-то убеждение, а как в непреложный факт. Так же они воспринимали магию, богов и нечисть – как абсолютно реальную часть жизни, влияние которой надо обязательно учитывать. Смерть же в бою братья рассматривали как сдачу экзаменов перед поступлением в универ – как нечто неотвратимое, необязательное, скорее всего, неприятное, но то, к чему надо готовиться, но и после него нужно планировать свою жизнь. В зависимости от того, как сдашь экзамен, то есть окажешься достоин своих предков, насколько храброй и достойной окажется твоя смерть, таким и будет твоё посмертие.

На словах вроде бы всё понятно, но то, как чувствовали, как относились ко всей этой мистике и потусторонней жизни собратья Молодцова, передать словами было нельзя. Это тоже надо было прочувствовать, и Данила так пока ещё не умел, а может, ему и не надо было.

Клек поехал назад первым, по своей лыжне, но теперь не стал петлять, а ехал напрямую, срезая повороты. Варяг, что называется, включил первую скорость и гнал что по целине, что по лыжне как трактор. Отроки, пускай теперь они и не прокладывали дорогу, за ним едва поспевали.

Все трое очень старались добраться к своим до темноты, но всё равно не успели. Когда они выехали на реку, уже стемнело и от места стоянки каравана доносились крики и звон. Битва?!

– Быстрей! – рыкнул Клек и прибавил ещё, а у Данилы со Жданом силы были уже на исходе.

Хорошо хоть, река была изъезжена, что автострада, и бежать можно было по хорошо накатанной лыжне. Клёк пёр вперёд как кабан. Из-за поворота показались костры, волокуши Путяты и мельтешащие вокруг них люди. Варяг вдруг резко остановился, умудрился развернуться на лыжах на сто восемьдесят градусов, выхватить щит. У Данилы включилась мышечная память, он тоже заложил вираж, вскинул щит в том же направлении, что и Клек, Ждан повторил. В щит Молодцова дважды несильно стукнуло, Данила съёжился за ним, ожидая новых попаданий. Из-за его спины Ждан бросил в сторону леса топорик, а Клек швырнул копьё. Из темноты послышался вскрик, а потом туда полетели стрелы со стороны обоза – свои прикрывали.

– За мной, други, за мной! – взревел медведем Клек и понёсся к врагам.

Данила мало что мог разглядеть и с трудом понимал, где свои, где чужие. Уже перед самым обозом, когда на дерущихся можно было разглядеть вышивку их одежды, Клек скинул лыжи и понёсся по утоптанному снегу, а Данила со Жданом замешкались, отстали. И были за это наказаны. К ним сразу же подскочил рыжий мужичок с небольшим кулачным щитом и топориком. Данила, как учили, ударил его копьём в правый бок, а Ждан слева по ногам. Но тут к мужичку на помощь подскочил ещё один воин, а затем ещё.

Данилу и Ждана стали обходить с флангов. Выучка Воислава опять показала себя: оба друга, сомкнув щиты, стали медленно пятиться назад. Молодцов «работал» копьём сразу по двум противникам, центральному и тому, что обходил слева. Старался держать их на расстоянии. Не выходило. Враги подбирались всё ближе, на дистанцию топора. Данила бил колющими ударами влево и вправо, попробовал атаковать понизу, по ногам, но эти удары легко отбивались. Наконец, Молодцов понял, что копьё не слишком удобное оружие в его ситуации, надо было браться за секиру, осталось только придумать, как поудачнее сменить оружие.

Краем глаза Данила увидел, что центральный противник готовится ударить Ждана секирой. Причём Даниле показалось, что рука врага двигалась как-то неожиданно медленно.

Молодцов, не раздумывая, имитировал атаку в стопу крайнего татя, а на самом деле, крутанув предплечье и довернув корпус, пустил копьё по высокой дуге. Оно угодило точно в плечо центрального врага. Железко даже не вспороло кожаный рукав, ударило как дубинка, но остановило свой ход, как бы легло на предплечье врага. Данила тут же воспользовался этим – сделал прямой выпад.

Железко копья метнулось вперёд, как атакующая змея. Недруг попытался защититься, поднять плечо, но не успел. Остриё вошло точно в шею, пробило трахею и завершило свой путь в позвоночнике.

Данила ладонью через древко успел ощутить дрожь от того, с каким трудом железо пробивало себе путь сквозь живую плоть и хрящи. От этого жуткого и нового ощущения ему стало так не по себе, что он разжал ладонь. Всё равно копьё он собирался бросить.

В другой раз этот поступок стоил бы ему жизни, но в этом случае он помог. Следующий удар татя справа пришёлся бы точно в руку, если б Данила не отпустил копьё и не потянулся за секирой на поясе. Разбойник, видимо, разгадал манёвр Молодцова и попытался защитить товарища, но не успел. Данила махнул секирой в ответ – точно в щит, без малейшего урона врагу, а вот враг атаковал в нижний край, да так, что только треск пошёл, и опять понизу, а потом, внезапно, в верхний край щита. Полетели обломки. Топор увяз в дереве, противник потянул его на себя, и Данила сбросил щит с руки, да ещё толкнул его напоследок. Разбойник слишком сильно дёрнул на себя топор, и его развернуло чуть влево. Молодцов замахнулся секирой… Но что-то было не так. Его сознание – или та его часть, что отвечала за бой, – сигнализировало, что что-то тут не так, что-то мешает гармонии, наработанной в десятках тренировок с Воиславом и собратьями.

Данила раздумывал едва ли сотую долю секунды и понял: щит! Из-за того, что разбойника развернуло по инерции, щит врага оказался слишком близко. Бить в него не имело смысла – слишком маленький замах получится, вреда не нанести, а достать до тела Молодцов тоже не мог – слишком далеко. Может, зацепить секирой, дёрнуть на себя?.. Или сделать ещё лучше?

В Даниле проснулся рукопашник, всё-таки там, в далёком будущем, он провёл немало драк на татами и на улице. Соответствующие навыки имелись.

Молодцов выбросил левую руку и схватился пальцами за верхний край щита, дёрнул его на себя, одновременно обходя разбойника справа, заходя ему за спину. Казалось бы, ещё немного – и Данила окажется в беспроигрышном положении, но разбойник тоже был не лыком шит. Он нанёс удар, но не вперёд, а назад, развернувшись в обратном для Данилы направлении.

Молодцов заблокировал этот удар своей секирой, встретил её древко на древко, а пальцы его будто сами вытянули шнурок кистеня из рукава.


Данила нанёс с короткого замаха удар, кистень захлестнул голову противника, а каменное грузило с хрустом ударило в лицо. Разбойник едва занёс руку для новой атаки и ничком повалился в снег.

«Всё, – подумал Данила и вспомнил: – Как там Ждан?»

Молодцов кинулся к другу, который сражался с разбойником один на один. Тать мигом оценил обстановку и ушёл в глухую оборону, при этом отступая назад и всё больше разрывая дистанцию. Сбежать хочет, скотина!

Подлец не ушёл. Позади него возникла зверообразная фигура, сверкнул металл, и разбойник рухнул в снег. Живой, что характерно – крови на нём не было. А из темноты на свет костров вышел Клек с мечом, вот меч-то у него как раз и был весь в крови.

«А я бы никогда не догадался, что мечом можно плашмя бить, чтобы оглушить», – сделал для себя открытие Молодцов.

– Ну что, други, любо вам ратоборствовать? – спросил Клек.

Данила хотел было ответить что-то вроде «ещё не прекратили биться-то», но огляделся и понял, что в самом деле пора подводить итоги. Вокруг ещё слышались крики, но всё больше удалявшиеся, а у большого костра собирались охранники во главе с Воиславом. Тут Данила вспомнил, что буквально умирал от марш-броска, которым его загонял Клек. Усталость и слабость возникли откуда-то изнутри, обволокли как коконом. Сердце заколотилось в груди, горло обожгло огнём. Тело само включало чувства, которые были отключены на время боя, чтобы не отвлекали. Но Данила не задумывался над тем, какие процессы проходят у него в организме. Он только чувствовал, как от его кожи исходит жар, которому некуда деваться. Вся одежда под полушубком была мокрая – хоть выжимай. Молодцов стянул с головы шапку, мелкими вдохами начал наполнять лёгкие, чтобы немного отдышаться и успокоить сердцебиение.

– Вы неплохо бились, – оценил работу отроков Клек.

– Мы отстали от тебя, – повинился Ждан.

– Отстать отстали, но спину всё равно прикрывали. И… Это я сам вперёд ушёл, вас не дождался. Вы батьке только не говорите, что мы порознь бились, – вдруг попросил Клек.

На том охранники и порешили, смущаясь, будто ученики, набедокурившие в классной комнате перед приходом учителя.

Пошатываясь, они пошли к волокушам. Варяг ещё и пленного взвалил на плечо. Данила бросил усталый взгляд на поле боя: всё истыкано стрелами, красный снег, брошенное оружие, которое ещё не успели подобрать победители. Молодцов присел на тюк, из которого торчал черен стрелы, он выдернул его из тюка, и тут же посыпалось зерно.

– Ах ты… – Данила с трудом перевернул тюк, чтобы дыра оказалась сверху.

Оглядел стрелу: та была длинной, с оперением, вставленным не абы как, а под углом, чтобы закручивалась в полёте. Наконечник был плоским и широким. Щит такая фиговина не пробьёт, но вот если воткнётся в тело… Данилу передёрнуло от мысли, что одна такая стрела могла застрять у него в ноге.

– Вернулись, охотники? Что, хорошие у лесовиков стрелы? – Скорохват, панцирь в крови, мечи в ножнах, на лице улыбка.

– Хорошие, наших никого не задели?

– Слава богам, только двое раненых, а этих из леса три больших десятка набежало. Тати, прибери их Мара. – Южанин сплюнул. – Ну, ещё несколько челядинов и приказчика Путяты уволокли.

– А зачем они им?

– Скоро узнаем. Сперва прибраться надо. А ты чего расселся? Сказано же: вокруг прибраться.

Данила кивнул, промочил горло из фляги и пошёл заниматься делом.

От таскания и шмонания трупов его освободили, чему Молодцов был, признаться, рад. Не скоро в нём возникнет стойкое равнодушие к убитым врагам, позволяющее спокойно отбрасывать кишки покойного, чтобы покопаться в его кошельке.

Данила собрал оружие и стрелы, сложил в кучу к прочим трофеям. Набрал в котелок снега, поставил над костром – это для раненых. Ходинцу неопасно посекли руку, простому охраннику Гудыму – много серьёзнее разрубили плечо. Им готовились оказать первую помощь. Данила даже видеть не хотел, как это будет происходить.

Между тем уже всё было готово для «форсированного» допроса пленных. На взгляд Молодцова, приготовления к допросу мало отличались от приготовлений к оказанию медицинской помощи. По крайней мере, копья для тех и других калили над одним и тем же костром. Раненым, конечно, легче – они знают, что их пожгут немного, и всё, а вот пленным…

Никаких предубеждений насчёт того, что преступников нельзя жечь калёным железом, Данила не имел. Наоборот, по его мнению, нападение на мирный торговый караван с целью убийства и ограбления заслуживает, безусловно, сурового наказания. И в этом нынешние современники Молодцова были с ним полностью солидарны. Это только много веков спустя будет: раз человек убил и ограбил, то ему пятнадцать лет дают. Он будет пятнадцать лет жить, спать, есть за то, что лишил жизни другого человека. Дескать, так правильно из гуманистических соображений. Вот пусть сами бы гуманисты убийц, насильников, маньяков и обслуживали бы, как тем психопатам в голову взбредёт. Глядишь, и правозащитников поубавилось бы.

Молодцов, может, и сам что-нибудь с пленными сделал, если бы ему разрешили. Но когда он увидел, как раскалённый наконечник копья входит в живую плоть, а кожа вокруг надувается пузырём и лопается, чернеет, смотреть дальше не смог, отвернулся.

Всего пленных взяли троих: один внешностью смахивал на типичного словенина, двое других имели лица, похожие на печёное яблоко: сморщенные, перепачканные серой грязью, с мелкими невыразительными чертами. Для допроса их разделили. К счастью, пленники не стали изображать из себя героев и быстро поведали всю историю. У всех она примерно совпадала, из чего можно было сделать вывод, что пленники не врут.

Как выяснилось, они были родом из какого-то небольшого племени к западу отсюда. Названия племени Молодцов не разобрал. Как он понял, в летописях их всех называли поляне или древляне, но это были скорее прозвища, а как они сами себя называли – неизвестно.

В общем, жило это племя в болотах, занималось своими делами, и тут случился неурожай. Да ещё кабаны оставшиеся посевы стоптали. Ситуация аховая.

Но тут откуда-то из Жмуди пришли волохи и сказали, что смогут помочь в беде. Для этого они попросили двух знатных женщин. Князёк племени сначала возмущался, но его уговорили местные и охрана колдунов. Уговорили в прямом смысле.

В общем, привели тем волохам женщин, а дальше… колдуны как-то из них вытащили еду. Данила не понял смысл процесса, а только то, что в конечном счёте женщины были убиты. Вскоре за ними последовал и князёк. Так колдуны воцарились среди болотного племени.

Дань платить в положенное время не стали. Волохи как-то умудрились договориться с тиунами, и те оставили племя в покое. Данный поступок поднял их в глазах местного населения просто до заоблачных высот. Вскоре к этим экстрасенсам стал сбегаться народ со всей округи.

А месяц назад колдуны почти со всеми своими последователями вышли из болот и пришли к капищу в полупоприще отсюда. Со жрецами тамошними они то ли договорились, то ли запугали их, но те вроде им даже служить стали. В общем, обосновались колдуны со всей кодлой на капище и стали жрать сытно и готовится к Празднику. Чувствовали они себя вольготно, поскольку главные дружины киевского князя в поход ушли, а у оставшихся гридней хватало своих забот. Да и не с руки им было вторгаться на капище и наводить там порядок без веской причины. А причин веских никто не наблюдал, может, магия тут была виновата, может, страх перед гневом богов, а может, и серебро в чьих-то алчных руках. Праздник у волохов намечался грандиозный, а чтобы он прошёл как следует, требовалось на нём людей в жертву принести. Поскольку никто из новых последователей волхвов под нож ложиться не захотел, жертвы, стало быть, нужно было поймать. А заодно и пограбить проходящие мимо караваны – князь-то в походе.

Воислав слушал эти истории и задумчиво крутил ус.

– Что делать будем, батька? – как-то робко спросил Ломята.

– Своих оставлять никак нельзя, – твёрдо заявил Ходинец с перебинтованной рукой, тоже присутствовавший на совете.

– Тоже мне, берсерк нашёлся, ты, что ли, пойдёшь своих отбивать одной рукой? – насмешливо бросил Шибрида.

– А я и одной рукой лучше тебя бьюсь.

– Да ладно, а что ж ты…