Обсидиановая комната

Старуха находилась у порога смерти. Констанс вряд ли стала бы особо возражать, хотя она никогда не узнает о том, что он сделал.

Диоген вошел в палату и закрыл дверь. Пациентка лежала на кровати без сознания, подключенная к системе искусственной вентиляции легких.

Он быстро разложил хирургические инструменты, достал иглу и ввел в капельницу тщательно подобранную летальную дозу морфина. Воздействие этого анестетика должно было проявиться практически мгновенно, и Диоген приступил к работе немедленно, не дожидаясь смерти пациентки. Он сбросил с нее одеяло, перекатил ее на бок, задрал больничную рубаху и быстро сделал надрез в нижней части поясницы. Он работал с крайней осторожностью и быстротой. Чем дальше он продвигался, тем неустойчивее становились ее жизненные показатели, и к тому времени, когда он удалил конский хвост, сердце старушки остановилось и включились все возможные тревожные сигналы. Диоген быстро поместил извлеченный нервный узел в стерильную среду, закрыл контейнер и уложил вместе с хирургическими инструментами.

Однако, прежде чем он успел приступить к осуществлению второй фазы своего плана, дверь открылась (проклятье, почему на этих дверях нет замков!) и кто-то вошел, но вовсе не медсестра, а какой-то врач. Он остановился, охватив взглядом всю картину: мертвая женщина, лежащая на боку, кровавый надрез на ее спине, – вскрикнул и бросился на Лейланда в инстинктивном ужасе:

– Доктор, какого черта?..

Крик доктора был пресечен длинным скальпелем, вонзившимся снизу вверх в его шею. Лейланд отпрыгнул назад и одновременно в сторону, рассекая горло и при этом успешно избегая попадания под фонтан крови, хлынувший из раны. Доктор, захлебываясь кровью, молча рухнул на пол. Не теряя ни секунды, Лейланд прочитал фамилию доктора на бедже, подошел к открытой двери и выглянул. По коридору торопливо шла медсестра, реагируя на сигнал смерти.

– Мы с доктором Грейбеном работаем, сестра, если вы не возражаете, – сказал ей Лейланд. – Эта пациентка не подлежит реанимации, так что дайте нам возможность помочь ей уйти с достоинством.

Он осторожно закрыл дверь.

И теперь ему представилась неожиданная возможность, которую он не имел права упустить. Он перевернул доктора на живот. Ухватив сзади его медицинский халат, он скальпелем разрезал ткань, затем проделал то же самое с его рубашкой, обнажая спину. В ее шероховатой белизне было что-то такое, что возбуждало его, потому что он знал, что сейчас вонзится в эту плоть. Он прощупал позвоночник, нашел место, откуда нужно начать рассечение, вонзил скальпель и повел его вниз по одной стороне позвоночного столба, под углом, как требовалось для извлечения конского хвоста.

Из рассечения вытекала кровь, но в небольшом количестве. Это облегчало его задачу. Вскрыв позвоночник снизу, он извлек конский хвост, названный так, потому что эта анатомическая структура представляла собой массивную связку нервных волокон, напоминающую тысячи седых волосков.

Этот неожиданный второй образец будет более чем кстати. Диоген не имел намерения убивать молодое, здоровое человеческое существо, но обстоятельства сделали это убийство неизбежным. Теперь у него появился избыточный материал для работы, и это сделает формулу не только надежной, но и позволит получить ее за гораздо меньшее время.

Он уложил второй образец ткани вместе с первым и приступил к оформлению места убийства. С помощью скальпелей сделал еще несколько разрезов на шее доктора, искалечил его лицо, затем исполосовал спину, чтобы скрыть рассечение. «Но кто бы мог подумать, что в старике так много крови?»[40] Он продолжал по-всякому рассекать туловища обеих жертв своими скальпелями, но осторожно, чтобы не запачкаться кровью и чтобы раны выглядели максимально похожими на последствия приступа сумасшедшего. Ощущение скальпеля в плоти, упругость тела, его сопротивление, а потом неожиданное ощущение слабины, струйки крови, быстро сходящие на нет, – его раздражало только то, что он не может остаться, продлить удовольствие, что он находится под неимоверным давлением времени.

Надо было заканчивать. Посмотрев на часы, он увидел, что получил все необходимое менее чем за девяносто секунд.

Он разбросал скальпели, выпрямился и критическим взглядом обвел сцену убийства. Сцена была поистине великолепная, зловещая и отвратительная: кровь повсюду, на белой материи, на линолеуме пола, на стенах. Явно дело рук абсолютного маньяка. И ни капли крови на нем самом. Замечательно.

Приведя себя в порядок, он подошел к двери, открыл ее, выскользнул в коридор и закрыл за собой. В коридоре ждала медсестра, неуверенная, озабоченная.

– Сестра, – сказал Лейланд, – ждите здесь, доктор Грейбен вас позовет. Он работает с пациентом, не надо ему мешать. Он скоро закончит.

– Хорошо, доктор.

Он вышел из отделения интенсивной терапии. Тревогу могли поднять в любую секунду – у доктора Лейланда практически не оставалось времени, чтобы покинуть больницу. Но даже если бы он и мог, десятки камер уже записали его.

Пружинистой походкой Лейланд завернул за угол, потом еще за один. Когда в больнице прозвучал сигнал общей тревоги, он входил в кладовку, где его ждала одежда Петру Лупея.





50




Неподвижный, как мраморная статуя, Пендергаст стоял в углу квартиры с двумя спальнями, наблюдая, как работают криминалисты ФБР. Они уже заканчивали: уносили фотографическое оборудование, складывали в коробки принадлежности для снятия отпечатков, аккуратно архивировали клейкую ленту с отпечатками, выключали и складывали ноутбуки; готовили к выносу практически пустые контейнеры для улик.

В этот момент зазвонил его сотовый. Пендергаст взглянул на экран. Входящий номер был, конечно, заблокирован.

– Да? – сказал он.

– Мой секретный агент! – прозвучал голос Мима. – Я звоню с многообещающей информацией.

– Слушаю.

– Простите, что ушло столько времени, но поиски вашего Проктора стали крайне затруднительными. В особенности когда он добрался до Африки.

– До Африки?

– Именно. Причем до самой ее глуши. Мне пришлось задействовать всю мою, так сказать, банду, чтобы понять, что он там делал. О’кей, вот те крохи, которые удалось собрать. Я буду краток, поскольку, как я понимаю, вы заняты, да и сам я не люблю проводить на телефоне – даже на этом телефоне – больше времени, чем необходимо. Нам удалось проследить его передвижение из Гандера до Мавритании, затем до аэропорта Хосеа Кутако в Намибии. Ну и работенка это была! Но дальше след пропал.

– У вас нет предположений, куда он отправился из аэропорта?

– Скорее всего, судя по разговорам среди местной полиции, он заглянул в заведение по прокату машин – это по другую сторону улицы от аэропорта, а оттуда направился на восток, возможно в Ботсвану. Но больше у меня ничего нет. Как я ни старался, все мои грязные трюки и тайные задние двери не дали никаких результатов. В таких местах до цифрового будущего еще очень далеко.

– Понимаю. Но ведь нет никаких свидетельств того, что он мертв?

– Нет. Если бы было тело, то оно должно было всплыть на поверхность, я имею в виду в цифровом плане. Он жив, но где-то у черта на куличках.

– Спасибо, Мим.

– Все, чем я могу быть полезен, мой любимый федерал. А как там насчет оплаты? Маскирующий сотовый дуплексер мне очень, очень пригодится.


– Скоро вы получите этот прибор. И естественно, будете пользоваться им только для помощи правоохранительным органам.

– Естественно! – В трубке раздался сиплый смех.

– Спасибо, Мим.

Пендергаст убрал телефон в карман костюма.

Еще несколько минут он смотрел за тем, как криминалисты сворачивают работу. Потом пересек гостиную, такую же чистую и пустую, как другие комнаты, и остановился у ближайшего окна. Квартира в Гамильтон-Хайтс находилась в одном из недавно построенных зданий, в двадцатиэтажном доме на углу Бродвея и Сто тридцать девятой, – рядом с ним соседние особняки и таунхаусы казались карликами.

Окно выходило на запад, в сторону Риверсайд-драйв и Гудзона. Груженая баржа медленно тащилась против течения в направлении Олбани.

За спиной у Пендергаста раздалось покашливание, он повернулся и увидел Аренски, агента ФБР, возглавлявшего команду криминалистов. Эксперт стоял, почтительно ожидая, когда Пендергаст заговорит с ним.

– Да? – спросил Пендергаст.

– Сэр, мы закончили работу. Если вы не против, мы вернемся в город и начнем обрабатывать информацию.

– Много чего нашли?

Аренски отрицательно покачал головой:

– Только множественные отпечатки.

Пендергаст кивнул.

Когда Аренски повернулся и начал собирать своих сотрудников, дверь в квартиру открылась и появился Лонгстрит, заполнив дверной проем своей высокой фигурой. Увидев Лонгстрита, Аренски быстро подошел к нему, и они заговорили вполголоса. Аренски начал вызывать по очереди членов различных команд, очевидно, для того, чтобы они отчитались перед Лонгстритом.

Пендергаст какое-то время наблюдал за происходящим, потом снова повернулся к окну. Глядя поверх низких строений, тянувшихся на запад к реке, он мог разглядеть за длинными рядами особняков высокие коньки и зубцы на крыше своего собственного дома на Риверсайд-драйв. Даже без бинокля он видел довольно отчетливо парадную дверь, вход для слуг, служебные окна, даже зашторенные окна библиотеки.

Эта квартира явно была выбрана потому, что из нее можно было наблюдать за происходящим на Риверсайд, 891.

Пендергаст наклонился и пригляделся к подоконнику. Просверленные в дереве два ряда отверстий, по три отверстия в каждом, образовывали два треугольника на расстоянии шести дюймов друг от друга. Несомненно, эти отверстия предназначались для крепления штатива зрительной трубы. Именно такое крепление рекомендовалось для тяжелой, дающей увеличение в шестьдесят или восемьдесят раз трубы со светоусилением, какой воспользовался бы Диоген, – оно обеспечивало ему повышенную устойчивость при наблюдении за самыми удаленными жилищами.

Когда Пендергаст выпрямился, к нему подошел Лонгстрит. В ответ на незаданный вопрос Пендергаста он кивнул.

– Агент Аренски ввел меня в курс дела, – сказал он. – Что-то в этом роде мы и предполагали найти. Квартиру около трех месяцев назад снял на один год некто мистер Крамер.

– Нет сомнений, что это одна из бросовых ипостасей Диогена. И кто-нибудь видел мистера Крамера?

– Мы опросили соседей и консьержей. Соседка, женщина лет семидесяти с лишним, которой некуда время девать, рассказала больше всех. Мы пригласили полицейского художника, чтобы тот нарисовал портрет по ее описанию, хотя пользы от него почти никакой. Мистера Крамера довольно регулярно в первое время его проживания видели в обществе молодой женщины.

– Флавии.

Лонгстрит кивнул:

– Несколько человек опознали ее по полицейским фотографиям. Диогена никто не опознал. Но он был здесь. – Лонгстрит обвел рукой комнату. – Даже предварительная рабочая проверка отпечатков с помощью полицейских ноутбуков показала, что они оба наследили по всей квартире.

– Понятно.

– Какой-то период никого из них не видели. Это, несомненно, соответствует времени их пребывания в Эксмуте. А около четырех недель назад «мистер Крамер» вернулся. На этот раз без Флавии. Время у него как-то сбилось: он уходил поздно вечером и возвращался домой под утро. Консьержи и пожилая соседка видели, как он приходит и уходит… Но это кончилось неделю назад: он забрал все свои вещи и пропал. – Лонгстрит нахмурился. – И на сей раз Флавия, кажется, проявила бо́льшую осторожность. Нет никаких указаний на то, куда они или, что более важно, он мог исчезнуть.

Наступила пауза.

– Боюсь, что это такая же история, к какой мы пришли в спецоперациях, – продолжил Лонгстрит. – Никаких недавних следов на мониторах Администрации транспортной безопасности, никаких платежей по банковским картам. Поиск-сопоставление по базам данных разных секретных служб ничего не выявил. Мои опергруппы, а у меня их немало, также ничего не нашли. Следы пропали. – Он вздохнул. – Сожалею, дружище. Я понимаю, что, когда обнаружился чек, который позволил выйти на это его лежбище, ваши надежды, вероятно, воспарили. Уж мои-то точно воспарили. Но теперь такое впечатление, будто Диоген провалился под землю.

– Понимаю, – произнес Пендергаст безжизненным голосом.

– Я хочу его найти не меньше, чем вы, – сказал Лонгстрит. – Не сомневайтесь, это дело остается моим приоритетом. Хотя, боюсь, мне временно придется снизить интенсивность поисков Диогена. Мы вынуждены снять часть людей с этого задания и перевести на безумное дело врача-потрошителя во Флориде. Но это ненадолго, я вам обещаю.

– Врача-потрошителя? – переспросил Пендергаст, отворачиваясь от окна.

– Да. Этот врач – по всем признакам это был врач, имя я забыл – вошел в одну больницу в Майами и убил пожилую женщину. Старушка и без того была на пороге смерти, она умирала от застойной сердечной недостаточности. Он так ее исполосовал, что Джек-потрошитель мог бы позавидовать. Когда в палату вошел другой доктор и помешал его развлечениям, этот психопат убил его и тоже исполосовал. А потом просто исчез. – Лонгстрит покачал головой. – Настоящее сумасшествие. Пресса по всей стране стоит на ушах, так что для нас это приоритетное дело.

Несколько мгновений Пендергаст стоял неподвижно. Потом он посмотрел на Лонгстрита с заинтересованным выражением на лице:

– Расскажите мне подробнее об этом двойном убийстве.

Лонгстрит удивился:

– Зачем? Это просто поступок безумца. Мы явно имеем дело с каким-то социопатом – его поймают в два счета, и мы сможем вернуться к нашему делу.

– Двойное убийство, – повторил Пендергаст. – Просветите меня, дружище, прошу вас.