Охотник. Чужой

После бунта гребцов Олег как-то сразу стал терпимее относиться к такому явлению, как рабство. Некоторые люди заслуживали рабства. Даже больше, чем смерти.

Он с мятежниками не разговаривал. Оставил разговор до порта. Начнешь с ними говорить, не выдержишь – и поотрубаешь бошки, а кому тогда грести?

Корабль очистили от трупов. Своих похоронили с молитвой, зашив в простыню, привязав к ногам камень, отправили на морское дно. Чужих – просто скинули в воду, и теперь за галерой тянулось штук пятьдесят акул всевозможного размера. Ждали новых вкусных «бифштексов», которые им бросят с борта. Акулы чуют кровь за многие километры, а от судна несло кровью так, что даже удивительно, что здесь собрались не все акулы Зеленого моря.

Олег, само собой, принял командование судном на себя. В морском деле он ничего не понимал, все-таки Семиг был абсолютно сухопутным человеком, но для того, чтобы вести судно по морю, имелся Адал и его люди. Так что Олег осуществлял общее руководство – ходил по кораблю, смотрел по сторонам и делал умный вид – якобы что-то понимает.

Супруга покойного купца – а звали ее Магда – после той ночи с Олегом практически не общалась. Вместе с единственной оставшейся в живых дочерью она все больше сидела у себя в каюте, выходя только для посещения гальюна, и даже пищу принимала у себя, а не в командирской столовой. Олег ее прекрасно понимал – женщина винила себя в том, что, пока она кувыркалась с любовником, муж защищал жизнь дочерей и умирал под градом стрел негодяев. Как будто могла ему чем-то помочь… Скорее всего, она бы просто погибла вместе с дочками, умирая в мучениях и ужасе. Как ни странно – измена ее спасла. Жизнь иногда выкидывает странные коленца…

То же самое касалось и Марго, хотя и в меньшей степени. Она тоже бы погибла, как и ее сестры, если бы не пошла отдаваться лекарю.

Олег невольно помотал головой, когда к нему пришли эти мысли – глупо, конечно, и говорить об этом девушкам нельзя, однако и от разврата иногда бывает польза. Хотя и редко. Говорил он с хозяйками теперь только по делу, и только о том, что касалось вопросов их выживания. А еще – доставки тела купца домой.

Да, труп купца не бросили за борт. Его уложили в длинный ящик, похожий на гроб, предварительно законопатив все щели, а потом в ящик налили воды. Пресной воды, из корабельных запасов. Воды на корабле было много – на многонедельное путешествие всей большой его команде – вместе с гребцами и охранниками. А осталось людей всего ничего – меньше сотни. Да и плыть до порта всего лишь несколько дней. Так что не экономили.

Когда ящик наполнился водой, Олег сотворил заклинание и превратил воду в лед с температурой, едва ли не равной температуре жидкого азота. Хорошо, что у него хватило ума не потрогать рукой эту глыбу, от которой страшно несло холодом – как из мощного холодильника. У одного из слуг ума не хватило, он потрогал, и пришлось залечивать обмороженную до мяса руку. Рука попросту прилипла к ящику, как язык на морозе прилипает к охлажденному до минусовых температур железу.

Впрочем, для Олега залечить такую рану было теперь плевым делом. Пять минут – и на месте раны только старый шрам. Если бы осталось усиливающее действие магии снадобье – не было бы и шрама.

Раз в день Олег заходил в каюту купца и заново замораживал ящик. Так что труп сохранился лучше, чем если бы лежал в холодильнике. Купец заслуживал того, чтобы упокоиться в родной земле, а не быть съеденным крабами и морскими червями. Хотя чем лучше быть съеденным червями могильными – Олег сказать не мог. Просто чувствовал, что будет лучше похоронить этого человека в родной земле – и все тут!

Галера вползла в бухту кайларской столицы на четвертый день, рано утром. Столичный маяк заметили еще ночью – его мигающий проблесковый огонь был виден на большом расстоянии, – но входить в бухту в темноте, не видя ничего вокруг, посчитали непозволительной глупостью, и Олег приказал лечь в дрейф. Тем более что ветра не было, а быстрых течений у столицы не замечено.

За ночь слабое морское течение протащило судно вдоль берега на несколько километров вперед, и судно оказалось как раз напротив входа в бухту – узкого, с двух сторон защищенного мощными военными фортами, уже пустующими. Они не понадобились. Судьба войны была решена на суше. И теперь эти грозные квадратные башни нависали над проходящими мимо кораблями, как напоминание о том, насколько затратна война и какие ресурсы она отнимает у государства. Чтобы построить такие укрепления, нужны огромные деньги, а ведь их еще надо и оснастить! Баллисты, стрелометы, запас снарядов. Содержание гарнизона фортов – это сродни содержанию военных баз, и хорошо, если, как США, ты можешь обеспечить это самое содержание кучей пустых бумажек, напечатанных на своем денежном станке. А если это все оплачивается чистым золотом?

На рассвете подняли гребцов, и часа через четыре галера медленно вошла в порт, направляясь к грузовым причалам, туда, где виднелись длинные сараи-склады, способные вместить все, что угодно, – от досок и шерсти в тюках до пряностей и сосудов с горючей жидкостью, используемой для снарядов баллисты. Олег уже знал, что где-то в Кайларе добывают нефть, и буквально черпают ее ведрами из глубоких и не очень колодцев. Нефть легких фракций, практически бензин, на ее основе производят «коктейли Молотова», горящие даже на воде. Очень полезная для войны вещь и очень востребованная всеми вояками.

Честно сказать, Олег с замиранием смотрел на то, как такая здоровенная штукенция, купеческая галера, пробирается между стоящими на якорях судами и медленно, осторожно швартуется к причалу. Если бы не Адал, Олег никогда бы не смог причалить, не раздолбав пару-тройку соседних судов, а потом и весь причал, и галеру в придачу. Это вам не на лодке «Прогресс-4», на подвесном моторе маневрировать! Нужно придать галере ускорение так, чтобы она подошла к причалу, не вонзившись в него носом, умудрившись при этом еще развернуться боком и не сломать все весла с правой стороны. Весла убирались буквально за несколько метров до стенки причала, и не дай бог хоть немного опоздать – хорошее весло стоит денег!

Можно было бы, конечно, и на рейде встать, не причаливая к берегу – так и дешевле, и проще, ведь за каждый день постоя судна берется приличная мзда, но решили все-таки причалить. Набрать свежей воды, продуктов, а еще – новых гребцов на весла. А также решить, что делать с теми, кто зверски убил двух девчонок, пепел которых торжественно развеяли по Зеленому морю.

И Магда, и Марго прекрасно поняли, почему Олег так поступил. Почему не оставил их тела на месте. Ему почти не пришлось ничего объяснять. Женщины не плакали, и только когда пепел посыпался в воду, Магда побелела, всхлипнула и едва не упала. Олег ее подхватил на руки и отнес в каюту, из которой она не показывалась весь день.

Марго была расстроена, но особого горя на ее лице Олег не заметил. Возможно, она была более скрытной, чем ее мать. А может, между сестрами не было такой любви, как между матерью и ее дочерьми. Так бывает. Олегу не хотелось обвинять Марго в черствости – кто знает, какие отношения были в их семье.

Гребцов приковали к длинной цепи и под надзором Олега вывели на палубу, где они и стояли, щурясь на солнце, звеня своими оковами и украдкой оглядываясь по сторонам.

Олег обошел ряд рабов и выбрал из них тех, кого видел в каюте дочерей купца. Он запомнил их всех – специально запоминал, стоял и смотрел, как их, парализованных, отволакивали вниз, под палубу, приковывали к веслам.

Тупые, зверские лица, бегающие глаза, взгляд которых утыкался в палубу, из-за страха встретиться со взглядом судьи и палача в одном лице. По крайней мере, они так думали – что Олег их судья и палач. Но эти подонки ошибались.

Когда от толпы отделили убийц хозяина и его дочерей, он послал матроса за Магдой и Марго. Те пришли быстро – они ждали того, что сейчас должно было произойти. А что именно – Олег оставил выбор за ними. Не ему решать.

Женщины были одеты как мужчины – в штаны и рубахи. Обе были без малейших следов косметики, что никак не испортило их красоты. Есть такие женщины, которые не очень-то нуждаются в косметике – только глаза слегка подкрасить. Более того – накрась их, как всех обычных женщин, и красота уйдет, сменившись вульгарностью.

Олег подошел к женщинам, посмотрел в лицо – вначале Магде, потом Марго. Они смотрели на него бесстрастно, похожие, как две сестры-близняшки. Под солнечными лучами их сходство было еще разительнее, чем ночью после лечения, а может, тот процесс, который запустил лекарь, продолжался все эти дни, пока шли к порту. Но сейчас это не имело никакого значения.

Косметики на лицах никакой еще и потому, что траур, какая тут косметика? Хотя кто знает, какие правила у богатеев Зелана. Они ведь зеланки, не кайларки, так что Семиг не особо разбирался в их нравах. Странно, но по прошествии очень короткого для истории времени после распада единой Империи жители Кайлара и Зелана все больше стали расходиться в своих предпочтениях – в одежде, в пище. В Зелане одевались более ярко, легко и даже сексуально, в Кайларе – скромнее, в одежду из более тяжелых тканей и в блеклых тонах.

То же самое касалось еды – зеланцы обожали все острое, пряное, странное на вкус – в этом очень напоминая китайцев. Кайларцы предпочитали простую, сытную еду – кусок мяса, хлеб, пироги.

Возможно, все это было следствием географического положения двух империй, Зелан – это юг, Кайлар – север.

Сейчас мать и дочь выглядели сущими кайларками, надев скромную, темную одежду, вероятно, служащую у зеланцев погребальным убором. Вот только зачем они надели мужское? Этого Олег не знал, и в принципе его таковое обстоятельство не особо беспокоило. У каждого свои причуды. Ну, захотели дамы вырядиться в обтягивающие бедра мужские штаны и темные, почти черные мужские же рубахи – это их личное дело!

– Я вас пригласил, чтобы вершить суд! – торжественно объявил Олег, возвысив голос, чтобы слышно было всем, кто находился на палубе корабля. Впрочем, похоже, и не только корабля – зеваки на причале замедлили шаг, начали стягиваться поближе, перешептываясь и поглядывая на палубу. Бортовое ограждение, местами разбитое вдребезги, позволяло видеть почти все, что происходило на судне.

Олег начал короткий рассказ, будто судья, зачитывающий обвинительное заключение. Он видел такое по телевизору и теперь старался следовать увиденному, пусть даже и в сильно урезанном виде. Спектакль, само собой. Но люди старины любят спектакли, это для них в порядке вещей. Норма. Зрители будут в восторге.

Изложив все, что мог, само собой, опуская подробности, Олег указал на шестерых бунтовщиков, что стояли перед ним:

– Это были они. Вон тот, – Олег указал пальцем на высокого звероподобного мужика, презрительно скривившего губы, – насиловал старшую девочку, уже мертвую. А этот… этот – добивал младшую. Остальные стояли и смеялись, подбадривали этих. И точно принимали участие в преступлении. Я предлагаю матери девочек и ее сестре назначить кару этим нелюдям. Как капитан этого корабля (Адал объяснил Олегу его права и возможности капитанской должности), я имею право судить. Вы, будучи наследниками, теперь хозяева этих рабов и можете поступить с ними так, как хотите. Можете приказать их казнить, можете продать в рудники, можете оставить на судне. Итак, ваше решение?

Женщины замерли, их взгляды блуждали по мрачным, испуганным, злобным лицам насильников. Потом Магда не очень громко, но звонко сказала:

– А ведь вас хотели отпустить. Мы слово дали лекарю, что, если он нас вылечит, мы вас отпустим! А теперь что? Вы довольны?

Рабы молчали, переминаясь с ноги на ногу. Цепи позванивали, грудь вздымалась, дыхание было учащенным и тяжким. Ну да, будет тут тяжкое, когда решается – жить тебе или умирать!

Олег не знал, какое решение примут женщины. Он бы на их месте просто убил этих тварей – без затей, без изуверства. Просто убил, и все. Хотя и это в какой-то степени неправильно. Разве они заслужили легкую смерть? Но все равно – не опускаться же до уровня этих тварей?!

– Подведите ко мне этого! – Магда указала на того насильника, что замучил младшую девочку. – Сюда его!

Она указала на люк, закрывающий вход вниз, под палубу. Тяжелая дубовая крышка, окованная по краям медью, сейчас была закрыта, и получилось что-то вроде импровизированного эшафота.


Насильника подхватили под руки, отцепили от общей цепи, разомкнув замок, и под рычание, ругань и вой негодяя подвели к хозяйке. Она жестом показала, как следует его уложить, а потом… приказала перевязать ему ноги выше колен. Перетянуть их у самого паха. А еще – перетянуть член. Под корень.

Насильник понял, что с ним хотят сделать, стал ругаться черной бранью, а потом вдруг зарыдал, стал умолять убить его, не мучить. Но женщина, лицо которой превратилось в жуткую и прекрасную белую маску, была глуха и к его ругани, и к его стонам и плачу. Она повернулась к Олегу и попросила:

– Когда я закончу, ты остановишь у него кровь и залечишь раны. Слышишь? Он должен жить как можно дольше! Долго, очень долго! И каждый день помнить о том, что он сделал! Иначе справедливости в этом мире нет! И пусть все видят! Пусть все знают, что бывает с теми, кто насилует и убивает маленьких девочек! Помнишь, что ты сказал? «Девочек насиловать нельзя!»

Олег стоял в растерянности – что делать? Участвовать в казни таким вот образом? Он, врач, будет залечивать раны казнимых? Участвовать в казни?

А впрочем – ну не залечит, и что? Их выкинут прямо так, без лечения. И будут они ползать, истекая кровью, пока не умрут от болевого шока и заражения крови. Так надо?

Но ведь заслужили! Точно заслужили!

– Хорошо… – кивнул он, едва шевельнув губами, и женщина молча кивнула. Затем Магда шагнула к мачте, вытащила из петель здоровенный, острый как бритва топор и подошла к дергающемуся, как червяк на раскаленной мостовой, преступнику.

Топор в руках этой совсем невысокой женщины казался огромным, будто сделанным для кино, ненастоящим. Эдакий деревянный муляж, покрытый серо-стальной краской. Но это был не муляж. Женщина держала его на плече, как заправский лесоруб, и видно было – ее аккуратные, маленькие руки достаточно сильны, ведь она – купеческая жена, которая ходит в поход по морю со своим мужем.

Олег многого про нее не знал, но тут же понял – она точно не была изнеженным, хрупким цветком.

Женщина подошла к лежащему мужчине, размахнулась под непроизвольный вздох наблюдателей, и с силой, яростно закричав, опустила топор на бедро казнимого, лежавшего полностью обнаженным. Топор с противным чавканьем и хрустом врезался в мясо, прошел через кость и воткнулся в крышку люка с глухим, отозвавшимся внутри галеры звуком.

Первым ударом она немного промахнулась, не рассчитала ширины бедра, да и бедро было объемистым, мускулистым. Опытный мясник отрубил бы его одним ударом, а тут – не привыкшая работать топором женщина. В общем – каждую ногу ей пришлось ударить три-четыре раза.

Казнимый уже потерял сознание, когда к нему подошла Марго с небольшим, очень острым ножом в руках. Почему Олег определил, что нож был очень острым? Да потому, что стальной клинок мгновенно отхватил член насильника почти под самый корень, чуть ниже шнура, которым его перевязали бойцы.

А затем Магда оглянулась на Олега и требовательно посмотрела ему в глаза. Олег содрогнулся, но вида не показал, шагнул к лежащему в луже крови обрубку человека и возложил руки на культи. Через несколько минут сосуды срослись, мясо и кость приобрели зарубцевавшийся вид. Как и обрубок члена, жалко торчавший внизу живота. Большего Олег не мог, да и не хотел делать.

Казнимого оттащили в сторону, вместе с обрубками его тела. Он так и лежал без сознания – Олег погрузил его в сон, чтобы не мешал, не действовал на нервы стонами и мольбой.

Следующим был тот, кто убивал старшую девочку. И все повторилось – стук топора, крики, только этот до последнего был в сознании, и когда Марго отрезала его член, умолял, просил, рыдал: «Убейте, пожалуйста, убейте! Пожалуйста, смилуйтесь!»

Но над ним не смилостивились. И он занял место рядом с первым насильником.

А потом был третий. Четвертый. Пятый.

Магда махала топором так, будто всю свою сознательную жизнь только и делала, что казнила преступников. Ни следа усталости, ни сожалений, ни слов. Только белое как мел лицо, забрызганное кровью, да топор, слишком большой для стройной, как юная дева, женщины.

Когда шестой насильник остался лежать возле борта – без ног и члена, – Магда выпустила из рук окровавленный топор, покачнулась и каким-то утробным, хриплым голосом проговорила:

– Этих вывезти на базарную площадь и оставить. Остальных продать в рудники – пусть там подыхают. И помогите мне дойти до каюты…

Она снова покачнулась, едва не упала. Олег подхватил ее на руки и понес, пачкаясь в крови, забрызгавшей всю одежду женщины. Уже лежа у него на руках, Магда потеряла сознание.

Олег и подоспевшая Марго ее раздели и уложили в постель. Пока раздевали и укладывали, Магда так и не очнулась. Мозг, перегруженный эмоциями, отключил сознание во избежание разрушения личности. Так определил Олег.

На удивление, Марго держалась гораздо лучше своей матери, она была деловита, спокойна, будто не эта юная девица недолгое время назад резала члены взрослым мужикам, орудуя ножом, как заправский кастратор. Олег вначале подивился такому спокойствию молоденькой девушки, а потом списал все на средневековые обычаи, в которых всякие ужасные казни были не то что в порядке вещей – они даже являлись чем-то вроде развлечений для жадных до зрелищ горожан. То-то казни преступников и сжигание всевозможных ведьм и колдунов собирали целые площади – это было одним из видов народных гуляний. Так что к виду крови народ Средневековья был привычен.

А если вспомнить сказки тех времен, то покажется, будто их сочиняли совершеннейшие маньяки. В этих сказках злодеев в конце мучили так, как не приснится и в дурном сне, и сегодняшняя казнь покажется детской игрой. Негодяев и лошадьми разрывали, и «испанский сапожок» надевали, и в печи живьем сжигали – ужас, что творили. Олег, уже став взрослым, наткнулся в сети на оригиналы сказок и был просто шокирован описанными в них зверствами.

Вместе с Марго он организовал вывоз калек на базарную площадь, где под перешептывания и любопытные взгляды толпы оставили безногих кастратов сидеть на заплеванной, грязной земле. Олегу не было их жаль. У каждого свой персональный Ад. И они получили то, что заслужили.

В этот же день остальных гребцов, участвовавших в бунте, отвели на невольничий рынок, находившийся рядом с портом, и продали работорговцу, покупающему рабов для работы на свинцовых рудниках. Он был рад получить сильных, здоровых рабов и дал за них вполне приличные деньги. Хотя и занизил цену.

Тут же, на рынке, купили рабов на весла, и здесь уже пришлось как следует постараться – здоровых рабов продавали недешево, и, кроме того, Олег не хотел покупать тех, что по документам числились отпетыми бандитами. Впрочем, и с этим справились неплохо – рынок был переполнен рабами, в основном должниками из деревень. Крестьяне – здоровые, сильные мужчины, хоть и не имевшие дела с греблей, но вполне умелые и основательные. А главное – не такие злостные негодяи, какие прежде сидели на веслах этой галеры. Олег имел кое-какие планы на этих рабов – после того, как в должной мере ознакомился с историей каждого из купленных. Честно сказать – он хотел их отпустить, сделав из них гребцов наподобие тех, что были на пиратской галере. Гребцов за плату, а не гребцов-рабов. Но это уже потом. Позже.

В этот же день они с Марго зашли в портовую администрацию, где внесли плату за стоянку судна – за неделю вперед. Им предстояло стоять в порту скорее всего не одну неделю, но пока решили оплатить так.

Сходили в гильдию наемников, где Марго заключила контракт, наняв в охрану судна пятнадцать человек, а в администрации еще оставила заявку о найме команды галеры – палубных матросов не хватало на обслуживание двух мачт. Их нужно было еще с десяток.

До вечера они успели столько, что Олег и сам бы не поверил такой потрясающей производительности. Не своей – Марго. Девушка и на самом деле (как и говорил отец) оказалась просто-таки фонтаном деятельности и знала о работе купца столько, сколько Олег о медицине. А может, и больше.

Благо, что все необходимое купцам находилось как раз рядом с портом, практически и не надо было особо от него удаляться. Свежую воду закачали из нескольких огромных бочек, подвезенных к кораблю, действуя насосами, похожими на ручки виденной Олегом в кино ручной железнодорожной дрезины. Свежую зелень, мясо – стащили в трюм, где Олег наморозил специальные емкости с водой, которые служили холодильными элементами. Их не так часто намораживали, довольствуясь солониной и копченостями, но почему и не использовать погреба по полной, если на борту есть сильный маг? Свежее мясо все-таки гораздо вкуснее приевшейся солонины, особенно – свежая дичь.

Когда вечер опустился на город и на кораблях зажгли фонари – во избежание столкновений и для того, чтобы следить за ворами и грабителями, пытающимися забраться на борт, Олег уже не чуял рук и ног, гудевших так, будто он за этот суматошный день пробежал как минимум марафонский забег. Колдовство утомляло сильнее любого спортивного состязания, это Олег уже знал наверняка. А ему сегодня пришлось и лечить, и замораживать – много, много магической силы пропустил через себя. Пришлось, как только вошел в свою каюту, тут же усесться медитировать и подключаться к Океану Силы – свой запас был уже на исходе. А Олег не собирался оставаться без «орудия главного калибра». Мало ли как оно сложится… вдруг кто-то нападет на корабль.

Теперь Олег никому не верил. Только себе. И то… не на сто процентов.

Ужинали в общей столовой, где раньше обедали, ужинали и завтракали всей семьей. Теперь из семьи остались только двое, мать и дочь. Странно, но обе перед ужином умудрились каким-то образом постричь волосы (видимо, были умелицы среди рабынь) – теперь у обеих были короткие, не достающие до плеч волосы «а-ля паж», с подрубленной по брови челкой. Олег не знал, как называется такая прическа, его никогда не интересовали дамские штучки с модой и прическами. Но то, что они сделали, было очень красиво.

К ужину они вышли в «сарафанах», оставляющих открытыми плечи и частично грудь, и опять Олег поразился сходству матери и дочери – вот уж точно сразу скажешь: «мамина дочка». Сестры-близнецы, да и только.

Обе грустные, молчаливые. Марго, которая весь день была примером деловитости и силы, вяло ковырялась в тарелке, отщипывая от куропатки маленькие кусочки, ее мать была такой же расслабленной и усталой, но обе были настолько красивы, настолько соблазнительны, что Олег старался не смотреть в их сторону. Когда видишь скорбящих вдову и дочь покойного и при этом твоя плоть норовит выскочить из штанов – чувствуешь себя не просто каким-то сексуальным маньяком, а настоящим, законченным негодяем.

На аппетит сексуальные страдания не повлияли, так что Олег умял целую куропатку, закусил сладким пирогом, запил все это чем-то сокоподобным (компот, что ли?) и выпил целую кружку легкого розового вина, которое явно было сродни «Крымскому игристому» – пузырьки плясали по языку и почему-то напоминали о мандаринах, еловых ветках, об оливье, селедке под шубой и бое курантов.