Опиум. Вечность после...#2

Холод ползёт по моей спине:

- Дальше!

- Мой знакомый работает в полиции, в отделе расследований. Он помог выяснить кое-что. Во-первых, я вспомнила день, когда это произошло. Это был самый первый приезд моей матери, как ты помнишь. Ужин в нашем доме у реки. Во-вторых, у нас не оказалось спиртного, что было странным, но, тем не менее, Крис вызвался съездить в ближайший магазин.

Ничего из этого я не держал в голове, но когда Мел рассказывает, воспоминания появляются одно за другим.

- Он взял мою машину, - голос Мел спокоен, но я хорошо её изучил за всё время нашего брака, чтобы знать: у неё в душе буря.

- Хочешь сказать, это Крис?

В палате тишина, глаза Евы расширены. Мне неизвестны её мысли, но я чувствую её страх.

- Я не следователь. Я просто человек, сопоставляющий факты, и некоторые из них тебе известны, но не все.

- Какие неизвестны?

Мелания разворачивается к окну, чтобы я не мог видеть мимики, эмоций на её лице.

- Однажды, незадолго до исчезновения Роузи, я получила видео. На нём был записан ваш с ней секс.

Кровь приливает к моему лицу.

- Почему ты не сказала?

- Потому что не хотела. Мне было… сложно, но я пережила. Закрыла глаза. Я считала тебя ублюдком, но любила и поэтому молчала.

- Я не спал с ней после…

- Знаю, - обрывает.

Ева вскидывается:

- Избавьте меня от этого дерьма! Ударились в воспоминания? Валите в коридор!

- Ева, прости! – обхватываю её руками.

Конечно, я не уйду, конечно, никогда больше не оставлю её, ни на короткий срок, ни на длительный.

- Ева, - Мел разворачивается к нам лицом, и я его не узнаю – так много боли на нём ещё не видел. - Просто послушай, это важно.

Она снова отворачивается, смотрит недолго вниз, будто собирается с мыслями, с духом.

- Однажды, когда ты уже встречался с Евой, у меня сломался телефон, и я одолжила у Криса его, не спрашивая позволения. Вашу фотку заметила случайно, вы на ней целовались, и это меня поразило: с какой стати ей было храниться в сотовом моего брата? Я открыла альбом, и их там оказались сотни, Дам. Сотни! И среди прочего - видео с сексом, но не с Евой, это были те самые ролики с Роузи. Их было много, я получила только один и самый откровенный. Все они были сняты задолго до того, как мы стали встречаться. Я поняла, что ты не обманывал меня, и ещё кое-что, нечто важное.

- Что?

Мел разворачивается и смотрит в глаза:

- Крису никогда не нравилась Роузи. Ему никогда не нужна была Ева, Дам. Ему нравился ты!

И это «ты» пробивает во мне дыру.

- Он всегда восхищался тобой, мечтал дружить, но ты его не замечал. Его желание стать к тебе ближе было похоже иногда на одержимость. И он действительно добился своего, но только с того момента, как мы стали жить вместе.

Это правда. Кристиан бывал в нашем доме даже чаще, чем я, но мне по большому счёту было на это наплевать. Мел права – я никогда его не замечал.

- Вы двое что-то сделали. Вы спровоцировали его.

Мы с Евой молчим.

- Твой ребёнок был от него? – на этот раз она обращается к Еве, тыча в меня пальцем.

Ева кивает, и я вижу, что сейчас из её глаз польётся всё, что осталось невыплаканным. Мел вздыхает и снова отворачивается к окну:

- Вот тебе и ответ, Дамиен. Угроза. Ваш ребёнок был угрозой нашему браку, и Кристиан мог принять это на свой счёт.

Мой мозг не в состоянии адекватно обработать услышанное. Информация не вмещается в оперативную память, а на жёсткий диск записывать нельзя.

- И ещё кое-что: после развода я, прежде чем продать дом, решила сделать ремонт. Строители нашли камеры в нашей спальне - три штуки, Дамиен. Три!

Я давлю пальцами на свои глаза: Боже, дай мне сил.

- Ева… - шепчу, - ты получала их?


- Да.

Твою ж мать… Как жить в этом мире дальше? Как?

Однако это ещё не конец! Мелания - моя первая жена, женщина, однажды ставшая частью моей жизни, добивает меня, метнув ядовитое копьё прямо в сердце:

- Но и я должна признаться кое в чём, - Мел с шумом выдыхает. - Где-то в это же самое время, может быть, месяцем или парой раньше, Ева звонила тебе. ТОГДА.

И Мелания произносит это «тогда» с особенной интонацией, вкладывая в него смысл, от осознания которого мне не больно, нет… меня с непреодолимой силой давит, сжимает в «ничто» она - ВИНА.

- И я взяла трубку, - заканчивает.

Господи, как же больно! Больно-больно-больно…

Бог! Дай сил выдержать, не сломаться!

Мой взгляд, само собой, не отрывается от Евы, а она тоже смотрит на меня, и я вижу, как усталое безразличие рассеивается в её глазах, уступая место влаге. Я не знаю, кому из нас хуже в это мгновение - ей, хранящей в памяти трагедию, раздавившую её психику, или мне, осознающему всю масштабность собственной ВИНЫ. Она давит меня, крушит, ломает, уничтожает достоинство, честь, гордость и просто мужчину:

Она звонила мне! Звонила! Всё-таки звонила!

В тот день, когда я узнал о дочери, с языка рвался банальный вопрос: «Почему не сказала? У меня ведь было право знать!». Но я изо всех сил прикусил его зубами, да так, что до крови пробил: уже нет ни смысла в этом вопросе, ни морального права его задавать. Вопрос - претензия, напоминание о правах. Каких, к чёрту, правах?! Я ведь давал обещание, что всегда приму её звонок, сам отвечу: «Ты услышишь мой голос» - так ведь, кажется, сказал?

Глаза в глаза. Матерь Божья, что я за человек?

- Ты звонила? – мой голос трескается, как тонкий лёд.

- Да.

- Что хотела сказать? - тихонько вымаливаю.

Но Ева милосердна: резко поворачивает голову и взглядом, будто ядром, ударяет мою бывшую жену:

- Хватит рвать ему душу!

Откуда только силы взялись, столько экспрессии, ненависти и злости!

- Остановись! Это всё в прошлом! У тебя НЕТ права! – почти кричит.

- А речь не о правах: ПУСТЬ ОН ЗНАЕТ! – Мел повышает голос в ответ.

Мел смотрит на меня с ещё большей ненавистью, нежели Ева на неё:

- Она звонила, хотела поговорить с тобой, предупредила, что это важно и касается тебя, но я знала, о чем пойдёт речь. Не спрашивай, откуда! Почувствовала! Да! Я знала, что между вами было. Что ты так уставился? Конечно, знала: какая женщина не почувствует, если муж к ней не прикасается, всё ищет повод свалить на ночь, погонять на автобане?! Я догадалась… и припугнула её, что мы уедем. И она поверила.

- Не поверила, - тихонько отзывается Ева.

-Тогда почему?

- Тебе не понять.

- Ошибаешься. Ранить ты его не хотела, счастью его мешать… так любила, что собой жертвовала. Только знай: я - не меньше!

- А я знаю…

В моей грудной клетке что-то происходит: чувство, будто гранитным валуном придавили - так тесно, что ни сердцу трепыхнуться, ни лёгким расправиться. Удар-удар-удар и опять длинная пауза, тошнота. Я не знаю, что это, но виду не подаю. Пройдёт, главное - вдохнуть хотя бы раз.

Смотрю в её глаза, она в мои, и в этом диалоге смысла больше, чем во всех сказанных в этой жизни друг другу словах. А в следующей, возможно, Всевышний будет к нам добрее.

Чувство, которое я испытываю, глядя в огромные в эту секунду глаза любимой женщины, самого важного для меня человека на Земле, оно удушающее. Смотрю и не отрываю глаз: моя голова на плахе, но мой палач не станет рубить. А я бы хотел, так отчаянно хотел бы, чтобы она это сделала – прикончила меня, потому что как же мне быть дальше? Жить в теле мужика и не быть им?

Ева отворачивается и смотрит в окно – пощадила, а в моих глазах расплывается вся эта рвущая душу сцена. Смысл блюсти мужское достоинство в мелочах? Если облажался в главном?

- И… Ева, прости меня ещё за свадебное фото … это… было жестоко.

Пока я пытаюсь переждать боль в груди и эти странные трепыхания в сердце, Мелания не перестаёт фонтанировать откровенностью:

- Неприятно сознавать себя плохим человеком, но после того, как Дамиен бросил в лицо свои обвинения, со мной случилось именно это – осознание поступков. И я хочу, чтобы ты понимала, откуда яд… На той фотографии с нашей свадьбы красные лепестки – это фотошоп, сообщаю на случай, если ты так и не поняла, что он никогда бы не допустил под нашими ногами…

Красные лепестки под нашими ногами на фото? Это ещё что за дерьмо? Господи… Мне кажется, сжать Еву крепче уже невозможно, но у меня каким-то чудом это снова получается, а пред глазами плывёт:

- Мел, замолчи! – пытаюсь её образумить, но это уже практически невозможно.

- Он никогда не любил меня, - выдаёт громким уверенным тоном, буровя Еву взглядом. – И я даже не знаю, что хуже: быть его нелюбимой женой или любимой, но не женой, - горько усмехается, после чего её лицо резко делается серьёзным. – Дамиен очень убедительно играл роль заботливого мужа, но верили этому фарсу только таблоиды и глупцы, я же всегда видела фальшь: поддельные улыбки, редкие безразличные взгляды, объятия, лишённые теплоты, скупые жесты, которые должны были быть по его разумению ласками. И даже вялый бесчувственный секс, - я прикрываю глаза рукой, осознавая масштабы руин, ставших следствием моих ошибочных решений, - в котором я никогда не была уверена в своей роли то ли жены, то ли резиновой Долли, как ты однажды меня назвала. И подозреваю, в постели, нас не всегда было двое…