Опиум. Вечность после...#2

Дамиен

- Да? – отзывается, уже целуя мою ладонь.

Набираю воздуха и решаюсь, наконец, спросить:

- Тогда в море, что это было?

- Где? Когда? В каком ещё море?

- Ты знаешь!

- Нет, не знаю! Понятия не имею, о чём ты! – смеётся.

- В Доминикане, когда мы вышли на яхте в море: розовый вечер, ты впервые сделал это, то же, что и сейчас, и произнёс те слова… Что это было?

- Ты знаешь, – шепчет.

- Дамиен!

- Ну, ты ведь, действительно, знаешь! – старается придерживаться шутливого тона, но я уже чувствую трещинки сентиментальности в его голосе.

- Может, и знаю, но хочу услышать от тебя!

Чувствую, как он нервно сглатывает – борется с эмоциями:

- Это было наше с тобой обручение, Ева. Мы по-настоящему стали мужем и женой в тот день, и если Бог есть, он благословил нас именно тогда.

В нём больше нет игривости, весёлости, лёгкости. В каждом слове, произнесённом звуке – океан пережитой нами обоими боли.

В моих глазах потоп, и Дамиен, конечно, об этом знает, поэтому его губы уже на моих веках, однако от этой нежности слёзы становятся ещё обильнее и ещё упорнее.

- Я люблю тебя! – шепчет у самого уха, целуя. – Я так сильно люблю тебя!

- За что? – умудряюсь выдавить внезапно родившийся в моей голове вопрос.

- За то, что ты у меня есть!

Вечность спустя, но, судя по часам, минуты через две, Дамиен снова заносит руки над головой, с по-детски ждущей улыбкой демонстрируя мне свои мышцы – результат упорного труда.

Возраст стал проявлять себя, и мой муж вдруг кинулся «поддерживать форму», втиснув питание в собственноручно придуманные диетические рамки и начав посещать спортзал:

- Чтобы иметь то, что раньше было подарено природой, теперь приходится вкалывать! - пояснил себя, смеясь.

Ну и, конечно, я должна оценить его выставленные напоказ усилия: провожу пальцами по волнам эффектно напряжённых в этом положении мышц со словами:

- Ну, прямо Аполлон!

И Дамиен расплывается в улыбке до ушей, довольный, что я оценила его усилия. Однако следует признать, мне и не нужно подыгрывать: его тело действительно красиво, а сейчас, когда отчётливее прорисовался пресс и рельеф рук, особенно. Не знаю, под влиянием каких желаний и побуждений, но я целую его подмышку.

- А! Щекотно! - жалуется, смеясь, и вынимает из-под своей головы руки, опуская их на мою спину и ягодицы.

- Мне нравится, как ты пахнешь после секса… - заявляю ему.

- По́том? - кривится и улыбается одновременно.

- Мужчиной… - тяну.

- А во все остальное время женщиной, что ли?

- Нет, продуктами парфюмерной индустрии!

Дамиен заходится в игривом смешке, а я прислушиваюсь к расслабляющим ласкам его пальцев на моей пояснице, плавно перетекающим к ягодицам.

- С кем ты был после меня? Ну, кроме проституток был кто-то? – леплю ему в лоб.

Чувствую, как мгновенно портится его настроение – аж воздух звенит, как пальцы, хоть и не прекращают своих ласк, но определённо теряют нежность. Однако я знаю, что ответ на свой вопрос получу в любом случае: со времён моей болезни Дамиен совершенно перестал меня осаждать. По моим ощущениям в его отношении появилось больше уважения, но на самом деле это бережность. Теперь он считает, что если мне плохо, или я переживаю о чём-либо, его долг успокоить, а если задаю вопросы, значит, мне необходимы ответы на них. Ну и я, конечно, этим пользуюсь:

- Ну, так что? – давлю.

- Ева, были, но не те, о которых ты спрашиваешь.

- Расскажи о них. Какие они? Что тебя привлекло?

- Скорее, их во мне.


- Что это?

- Член! - выдаёт, не смущаясь. - Это было единственное, что я мог дать, и единственное, что им было от меня нужно. Всё остальное - душа, сердце, личность находилось в невменяемом состоянии. Очень долгое время, - добавляет с тяжестью в голосе.

- Пока на горизонте снова не появилась она?

Он молчит, думает.

- Ева, Мел тут ни при чём.

- И, тем не менее, она единственная из всех…

Он не даёт закончить:

- Ева, она тебе не соперница! И никогда не была! Вы никогда не состязались, и я не был трофеем, как ты однажды предположила! Нет! Я уже говорил тебе, что мне тяжело было нащупать почву под ногами, женщины перестали быть женщинами, все превратились в кукол. Только с Мел было когда-то серьёзно, я её знал, она меня… мне не нужно было привыкать и прислушиваться к своим чувствам, я знал из какого угла в какой она пройдёт утром и как именно станет шуметь на кухне. Понимаешь?

Мне сложно это понять. У меня не наблюдалось никакой связи с Вейраном. Внезапно Дамиен продолжает свою мысль:

- Ты ведь знаешь, каково это - жить с нелюбимым и каждый день убеждать себя в обратном. Ева, я за одно вот такое утро с тобой отдам все те свои пять лет прошлой жизни.

- В кафе ты говорил другое и выглядел вполне искренне.

- Ева, ты была не менее убедительна в желании иметь «своих» детей. И только теперь я знаю, что ты лгала. И я лгал. И в этой лжи мы едва не захлебнулись оба.

- Мел всегда любила тебя, и даже сейчас я вижу, как она на тебя смотрит, - не унимаюсь.

- Пусть смотрит.

В этот момент я ощущаю, как его ладонь по-хозяйски плотно вжимается в мою талию.

- Она может только смотреть, а ты - ещё и трогать, пользоваться, трепать нервы, жить рядом, любить и требовать ответной любви в любое время суток, ну и всячески демонстрировать своё право собственности!

Его голос становится мягким, даже елейным, Дамиен берёт мою руку и укладывает на свою полу-эрекцию:

- Скажи моё имя! - просит.

И я, довольная его ответом, пропеваю полушёпотом-полуголосом, именно так, как ему нравится:

- Даа-ми-еееен!

И полуживое под моей ладонью в момент становится живым, твёрдым и готовым к повторному использованию.

- Вот! Видишь? Только один голос в пространстве Вселенной имеет такое воздействие на меня! – признаётся, смеясь.

- А за её пределами?

- Не проверял! И не собираюсь!

Дамиен никогда не играет с моей ревностью, и я за это ему благодарна. Внезапно он поднимается с постели и направляется в душ. Это один из моих любимых моментов, потому что я получаю возможность полюбоваться на его широченные плечи, красивую спину, стройные ноги и… аппетитную задницу! Недаром же спортом занялся!

Мой мужчина, мой!

Мой самый близкий и родной человек.

Моя любовь и самое любящее меня сердце.

Мой Дамиен.

- Ну, ты идёшь? – разворачивается и спрашивает с игривой улыбкой, гордо демонстрируя мне свою не убиваемую эрекцию.

Из душа всегда выхожу первой: Дамиен моет вначале меня, больше дурачась, конечно, а после занимается собой. И вот теперь, окончательно проснувшись, можно с головой окунуться в утренние хлопоты и заботы.

Надеваю беспроводные наушники с музыкой и иду на кухню варить кашу, разогревать приготовленные Дамиеном накануне вечером ланчи и укладывать их в портативные боксы в количестве пяти штук. Затем завариваю чай в чашки и дублирую его же в две термо кружки, и ещё в три поильника наливаю воду.

Детям в этом году исполнилось по пять лет, поэтому этот сентябрь – наш первый «взрослый» месяц: мы пошли в школу – киндергартен класс. Занятия начинаются в восемь пятьдесят, так что расслабляться нельзя.

Вначале вхожу в детскую к Альбе – ей дольше всех собираться.

- Зайка, - целую её в щёку, с чувством прижимаясь губами, - пора просыпаться!

Мои глаза сами собой закрываются от удовольствия – нет в природе запаха слаще, чем запах твоего ребёнка. Целую её лицо, плечико, макушку и слышу глухое:

- Я не зайка, я единорог! Белый с розовой гривой!