От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов
Часть 66 из 79 Информация о книге
– Пусть копируют. – Товарищ Сталин. У них нечем доставить атомную бомбу на такое расстояние. Более-менее реальный бомбардировщик для этого появится не раньше 47-го года. Единственное место, откуда могут что-то достать: Гренландия и Япония. – Товарищ Титов. Они ударят не по нам! Они ударят по Европе. А мы не сможем её защитить. – Сможем. Но с англичанами надо договариваться о том, что они просят: создать объединённые вооруженные силы. – Вот упрямец! Ну, хорошо. Создаём объединенные силы, а дальше? Всё равно эта машина уже создана, и шила в мешке не утаишь. Завтра кто-нибудь увидит её в воздухе, ребёнок, и нарисует. – Нет, товарищ Сталин. Поверьте, это гораздо сложнее, чем просто рисунок. Это 15–20 лет работы. Мы сейчас впереди всех на этот срок. – А как же вы смогли это сделать за полгода? – Я не могу вам этого сказать, товарищ Сталин. Иначе меня в «психушку» упекут. – С какой стати? – Дело в том, что я родился в 1950 году. Служил в авиации, генерал-лейтенант запаса. По состоянию на 2012 год. Именно поэтому эта машина в воздухе на 15–20 лет раньше, чем она могла появиться, товарищ Сталин. – А как ты здесь оказался? – Не знаю, товарищ Сталин. Играл в компьютерную игрушку, а оказался в теле лейтенанта Титова 21 июля 1941 года в воздухе над Кингисеппом. Доказать ничем не могу. Поэтому молчал и воевал. – Хорошо воевал, Павел Петрович. – Сергей Петрович, товарищ Сталин. – Так получается, что ты знаешь всё, что будет? – Уже нет. В той истории ещё шла война, американцы и англичане высадились не в Южной Франции, а в Нормандии. Затем они создали Федеративную Республику Германия и начали Холодную войну с нами. Эту войну мы проиграли. Я ушёл из армии в 1991 году в должности командующего 17-й воздушной армией в городе Алма-Ата. – И что произошло? – Советский Союз распался на пятнадцать государств. К власти пришла буржуазия. – Как такое могло случиться? Где был народ, армия, партия? – Партия переродилась, армии и народу внушили, что ничего ужаснее коммунизма нет, и всё время вами пугали. В итоге, начиная с 2011 года, в стране проводится «десталинизация». Вы – самый популярный политик в России. – Чушь какая-то, Титов, или как тебя там. – Найтов. Всё началось сразу после вашей смерти. К власти пришёл Хрущёв. При помощи армии он убрал Берия и расстрелял его. Потом провёл XX съезд, где навесил на вас все репрессии 30-х годов, культ личности и объявил первую десталинизацию. Его отстранят от должности в 64-м. Вместо него будет Брежнев. – Это который из Политуправления флота? – Да, он. – И что потом было? – Состарилось Политбюро, начали умирать, народ разуверился во всем, потом пришёл молодой генсек, из крестьян, с Краснодарского края, Горбачёв, начал «перестройку», провозгласил «гласность» и сдал нас всех американцам. Потом и его «ушли», как раз 91-м, вместо него сел Ельцын из Свердловска, он начал «приватизацию». Республики между собой передрались ещё в конце 80-х. Нищета, выживали, как могли. Но нефти у нас много, газа много, постепенно выкарабкались, но растеряли всё, что только можно было растерять. Пугаем всех ракетами, но сами их уже разучились делать. – Так ты поэтому посоветовал мне не настаивать на Втором фронте? – Да. Ход войны мне был известен. Но разница уже была очень заметной. Блокаду Ленинграда мы прорвали на восемь месяцев раньше, Паулюса разгромили много быстрее. Хребет люфтваффе переломили тоже быстрее и с меньшими потерями. «Там» Курск длился намного дольше и очень кроваво. Больше совпадений не было, потому что по-другому стали планировать ход операций. В итоге мы заняли всю Европу, а не пол-Германии. – Об этом кто-нибудь знает? – Кроме вас, никто. – Страшно с такими знаниями жить? – Уже нет, товарищ Сталин. Уже всё идёт по-другому. Той истории больше не будет. – Уверен? – Вы не допустите, Иосиф Виссарионович. – Сколько мне осталось? – 6 марта 1953 года. – Семь лет. Не много. Как же ты столько лет это в себе нёс? – Я работал. Для меня, в общем, уже старика, это – вторая жизнь. И она более удачна, чем та, которую я покинул. Творю историю, – улыбнулся я. – Ступай, мне надо подумать. Будь дома. Я – позвоню. Сталин позвонил через день, задал вопрос об Академии Генштаба: – Вы в Академии Генерального Штаба учились? – Да. – Кто у вас тактику вёл? – Маршал Захаров. – Совпадает… Зайдите ко мне, я – в Кремле, – сказал Сталин и повесил трубку. В кабинете он показал мне семь «доносов» на меня: два от «физиков», два от авиаконструкторов и три от военных, в том числе и от маршала Захарова, в каждом из них говорилось о том, что я слишком много знаю, но эти знания не подтверждены соответствующим образованием, опытом, встречами и знакомствами. О том, что всё это очень странно выглядит. – Это косвенно, конечно, подтверждает ваши слова. То, что человек вы необычный, было всегда заметно. До сих пор это приносило определённые плоды. Итак, Павел Петрович, я буду называть вас именно так, расскажите о себе, подробно. Я начал с самого детства. Подробно описывал всё, что помнил о том времени. Он не перебивал меня, лишь изредка задавал вопросы, уточняющие некоторые моменты или термины. Время от времени что-то записывал у себя в блокноте. Прошлись и по службе в армии, и по боевому опыту, и по образованию. А также и по боевому опыту отца. – Так много конфликтов? И все с участием США. – Да, товарищ Сталин. Мировой жандарм. – Поэтому вы их так «любите». – Их и китайцев. – А эти здесь при чём? Рассказал об отношениях с Китаем. Сталин фиксировал имена политиков, узловые моменты в политической ситуации. – В прошлый раз вы упомянули, что у нас много нефти и газа. А у меня совершенно другие сведения. Я рассказал и о нефти, и об алмазах, и о золоте в Узбекистане. Он попросил отметить всё на карте, которую он достал из стола. – Это, конечно, очень весомый вклад, товарищ Титов. Катастрофически не хватает ресурсов и золота. Ведь полстраны разрушено. Если всё это подтвердится, это будет просто бесценно. Так вы говорите, что мы постоянно отставали в развитии электроники и вычислительной техники? И что, в конечном итоге именно это обстоятельство всё и решило не в нашу пользу? Что можно предпринять? Я рассказал об уже созданных проектах. – То есть, Павел Петрович, вы втихомолку уже приступили к ликвидации этого отставания? – В той истории именно вы объявили «кибернетику» лженаукой. – Я, вообще-то, не учёный, и не могу объявить что-то наукой или лженаукой. Видимо, кто-то из наших учёных дал мне такую характеристику этой науки. А уж потом к ней приклеили моё высказывание о ней. – Не спорю, товарищ Сталин. Скорее всего, именно так и было. – Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Возьмите на контроль и это направление. – Требуется вводить это в образовательный процесс. – У вас достаточно полномочий, чтобы сделать это, товарищ Титов. Пишите обоснование, я подпишу. В тот день Сталин старательно обходил вопрос о партии. Было видно, что этот вопрос его очень мучил, но он решил извлечь вначале экономическую прибыль из случившегося, а уж потом, глядя на результаты, предпринимать кардинальные решения в политической области. Мы проработали с ним больше семи часов. Так долго у него редко кто задерживался. Поэтому, когда я вышел из его кабинета, на меня с очень большим интересом посмотрел Поскрёбышев. Вышедший со мной Сталин увидел этот интерес, поэтому перезвонил мне домой, когда я вернулся, и сказал, что все последующие наши встречи будут происходить у него на даче. Фактически я получил разрешение заниматься обычными делами, а не просто сидеть в ожидании телефонного звонка. Даже Людмила, которая одной рукой держала присосавшегося малыша, а второй рукой писала диплом по квантовому генератору когерентного света, который она собрала в лаборатории физического факультета МГУ, обратила внимание на то, что я сутки не выходил из квартиры. На самом деле, такие дни были невероятной редкостью. Я уехал на Беговую, там гоняли макеевский движок на монотопливе. Рев двигателя мешал москвичам, и несколько звонков в НКВД уже было. Надо было что-то придумывать и переезжать с испытаниями куда-то подальше. Мы комбинировали с добавками, чтобы снизить температуру струи. Я, в своё время, не шибко внимательно относился к твёрдотопливным ракетам: всё-таки совсем другое ведомство, поэтому мало чем мог помочь. Только в плане термостойкости материалов. Это была моя диссертация в Можайке. Поэтому оттуда рванул в Институт стали и сплавов ругаться с Матвеевым: какого чёрта он тянет со своим открытием! Без него ракета не полетит. Пришлось ему подсказать магическое слово: «керамика». Тут до него дошло, что сопло может быть составным, он «отключился» и начал что-то писать в своём блокноте. На пятые сутки ночью раздался звонок «вертушки», я ещё не спал, пересчитывал собственную частоту макеевского движка. – Товарищ Бахметьев! Приезжайте ко мне, срочно. – Сейчас буду. На улице уже довольно жарко, начало мая, но это – днём, поэтому накинул лётную кожаную куртку, сел в «хорьх», мне его Жуков подарил, поехал на дачу в Кунцево. Почти 4 утра, всё в цвету, красиво! Во дворе только машина Сталина. – На, читай! – Сталин протянул мне правительственную телеграмму с пометкой: «срочно, ОГВ. верховьях реки зеравшан указанном вами месте правее излучины реки указанной глубине обнаружено промышленное месторождение рассыпного золота тчк район месторождения взят под охрану войсками нквд тчк замначальника унквд района нурмеддинов». – Всё правильно, товарищ Сталин. Это – крупнейшее в мире месторождение рассыпного золота. И добыча может вестись простым просеиванием песка. Долго не могли открыть, так как сверху песка много намело. Почти восемь метров. Когда-то там текла река Зеравшан. Потом она ушла в другую сторону. А золото осталось там.