От винта! : Не надо переворачивать лодку. День не задался. Товарищ Сухов
Часть 69 из 79 Информация о книге
– Всё, езжай мыться! И наведи порядок в тюрьмах. Теперь сам знаешь, каково оно там! Отвези его, Павел Петрович. Дело Берия пересмотрели в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Приговор отменили. Влепили строгий выговор по служебной и по партийной линии. Но мне показалось, что он сломлен. Уж больно преданно он смотрел на Сталина. В середине августа Людмилу разрешили перевезти в Крым для продолжения лечения. Она ещё не ходила, плохо подживало колено, но дело шло на поправку. Мы вновь поселились на даче № 1 Министерства обороны, которую доукомплектовали врачами санатория ВВС. Они взялись за её коленку вплотную. Остриженная голова несколько её раздражала, но я её успокаивал, что волосы не голова, отрастут и скроют два здоровенных шрама на задней части головы. Кроме того, у неё ожоги на спине, они постоянно чесались, так как начали подживать. 27 августа она сделала первые несколько шагов, без костылей. – Всё! Умница! Хватит на сегодня! – Нет! Я должна ходить! – и она упрямо продолжала делать небольшие шаги. Лоб покрылся испариной. Я подхватил её на руки и понес к креслу-каталке. – Не хочу сидеть! Хочу ходить! – Хватит, солнышко! Надо понемногу давать нагрузку. Я много думал о произошедшем: Сталин, который мгновенно отдал команду арестовать двух министров, мне очень не понравился. Слишком импульсивен, а аппарат, настроенный им самим, слишком слепо исполняет его указания, как собаки: дали команду «фас», все сомнения в сторону, только вперед, и доложить об успехе. Да, конечно, именно в их ведомствах произошло предательство, они, конечно, виноваты в этом, но если из-за каждого предателя расстреливать министра, то никаких министров не напасёшься. С другой стороны, отпустить их в «свободное плавание», как было при Брежневе, где министр и его семья были неподсудны и неприкасаемы, тоже не дело, но как уловить эту золотую серединку? Нужен чёткий кодекс: это – рабочий момент, а это – преступление. И основное: вина должна быть доказана неопровержимо. Нужен специальный орган, который будет действовать по закону, а не по команде. Берия приехал к нам на дачу в начале сентября. Он не был знаком лично с Людмилой до этого, из-за маленького ребёнка она ни на какие торжества не ездила, и, вообще, немного сторонилась «кремлёвских дам». Видимо, Лаврентий Павлович решил лично познакомиться с человеком, из-за которого его чуть не угрохали. Он привёз много отличного вкусного вина, а его ординарцы вовсю хозяйничали в парке, готовя шашлыки и барбекю. Мы сидели в тени башенки дачи, Серёжке было более интересно помогать готовить шашлыки, поддерживать огонь и подносить воду, Юрий, естественно, забрался к маме на ручки, а мы сидели справа и слева от Людмилы и наслаждались вкусным вином, приятным ветром и дразнящими запахами кавказской кухни. – Людмила Юрьевна! Я заехал погостить и познакомиться, заодно ещё раз поблагодарить Павла Петровича, что он добился нормального расследования моего дела. Я смотрю, что вы пошли на поправку. Обидно, наверное: всю войну пройти, а после войны получить такие раны. – Когда меня из армии уволили, мне Павел сказал, что у него опять 41-й год. Я не поверила. А напрасно! Берия с некоторым удивлением посмотрел на меня. – Был такой разговор. Я как чувствовал, что война не закончилась, а только начинается, Лаврентий Павлович. – Слушай, Павел Петрович, давай на «ты» в неслужебной обстановке! – и он поднял бокал, приглашая выпить на брудершафт. Выпили и поцеловались. Кавказ любит традиции! – Я этого стервеца не раскусил, обидно! Всегда он был исполнительным и точным, никаких зацепок. Я читал его показания у Курчевского. На золоте взяли. Жадным оказался, сволочь. Кстати, очень качественно работал Курчевский. Ты давно его знаешь? – С конца 43-го года. Он входил в мою «команду», как представителя Ставки. Там и обратил внимание, что очень умный и дотошный следователь. И объективный. Ну, и после войны он много работал по предателям, шпионам и полицаям. Ещё опыта набрался. Мне во всей этой истории не понравилась быстрота действий Генеральной прокуратуры и Вышинского. То, что Сталин может вспылить и рявкать – все знают, но почему так: раз-два и приговор! Почему по-серьёзному не разобраться, что случилось? – Не любит меня Вышинский, давно не любит. Меня многие не любят. А кто отменил ВМСЗ? – Сам. Все молчали. Я – тоже. Он к тому времени ещё не отошёл. Удалось поговорить с ним на эту тему только через пять дней. – Понятно, спасибо. Ты его меньше знаешь, поэтому не боишься. Да-да, это заметно. Ты и меня не боялся, это было видно. Иногда хотелось «шугнуть», но я понимал, что человека с таким количеством боевых вылетов просто так не напугать. Да и поводов ты не давал. Видишь, как всё сложилось: не держал ты на меня обиды, вот и помог, а те, которые боялись, решили воспользоваться случаем. Давай за это и выпьем! За человеческие отношения! Принесли стол и удивительно вкусные шашлыки, быстро сервировали. Ординарцы у него были вымуштрованы до предела. Берия хотелось выговориться: шок от ареста ещё не прошёл, да и, как он сам сказал, били его на допросах очень крепко, пока не появился Курчевский. – Я издал приказ, запрещающий применение физического воздействия на арестованных и заключённых. И подал ходатайство о включении этого в УК. Поддержишь? – Если мне зададут вопрос, несомненно. А так – не моя епархия. Предпочитаю не соваться в чужой монастырь. Он пробыл у нас три дня, потом уехал в Гудауту. А вот и «красавишна»! Приплыла по морю в то время, когда я хожу купаться! За дачей явно наблюдают! Видимо, из Ласточкина гнезда. Вышла из морской пены и красиво упала! Сыграно отвратительно! «Не верю!» Ей лет семнадцать-восемнадцать. Бюст четвертый номер, достаточно крупная задница. Я даже знаю её имя и фамилию, довольно известная советская актриса, в моём времени. Видимо, используют втемную. Вызвал охрану и попросил отвезти, куда скажет. И установить наблюдение. Студенты педвуза в это время обязаны сидеть в аудиториях, а не пересекать заливы Чёрного моря с целью познакомиться с министром обороны. Пауза затянулась, она осталась лежать на пляже. Бесчеловечный министр сходил сам за охраной, а возле «Венеры» стоял его «верный пёс». Может быть, он и договорился с ней о свидании! Не знаю! Но меня разбирал смех, и я поэтому сбегал в дом. Всегда смешно наблюдать за постановкой режиссёров-неудачников. Ну, вы и влипли, ребята! – Костоломы! Это не ОсНаз ГРУ, а обыкновенные костоломы! Зачем требовалось ломать руку и челюсть известному советскому режиссёру? – Так, товарищ маршал! Он же убежать хотел! – И что? Он бегает быстрее вас? Может быть, его взять в ОсНаз? – Да нет! Медленнее. Просто по привычке, товарищ маршал. – А на фига нужен был перелом копчика? – Ну, товарищ маршал! Так он идти не хотел! Не на себе же волочь алма-атинского героя! – Лентяй ты, старший лейтенант Мосолов, Роберт Павлович! А ещё разведчик! С фронтовым опытом! Три выброски в дальний поиск. Три ордена! Как тебе не ай-яй-яй! Благодарю за службу! Свободен! На пять суток! Отдыхай, капитан Мосолов! – Служу Советскому Союзу! В Ласточкином гнезде взяли всех. Определили, кто был наблюдателем, кто координатором. На берегу, откуда стартовала «красавишна», ещё двоих, но это – «массовка» с «Мосфильма». Режиссер приказал, они и выполнили, дескать, для фильма требуются. Плюс, снятый ролик выявил ещё одного человека, за которым пошла «наружка». Подключились местное управление МГБ и пограничники. Двух человек взяли на «закладке». Один из них – сотрудник американского посольства в Москве. В тот же вечер в ресторане «Морской вокзал» города Ялта за вторым столиком от эстрады, офицеры 15-й бригады обмывали четвертую звезду самого бесперспективного, но самого везучего офицера бригады: уже капитана Мосолова. – Мужики, наливаем! Робик! За тебя! За то, чтобы разменять это на большую звезду и зигзаги. Ты единственный из всех наших вернулся с группой из Восточной Пруссии, 12 групп посылали! И сейчас тебе опять повезло! Так бы и сидел в старлеях! За тебя! Вздрогнули! – Уф! Что ты заладил: повезло, не повезло! Я не об этом! Когда министр ругаться начал, я себя уже опять лейтенантом вообразил! А министр – ничего мужик, хоть и на маршала не похож. – Ну да! Я слышал, что он войну лейтенантом начал, в 41-м. Ты, Роб, когда на фронт попал? – В сорок четвертом. – А он с сорок первого! Ты много живых лейтенантов 41-го года видел? – Мосолов наморщил лоб. – В бригаде? У нас таких нет. – А он маршалом стал! Но, говорят, за наши спины не прятался. На фронте ведь много разных мест, сам знаешь. Чем дальше от фронта, тем больше орденов и звездочек. – Ну, мы тоже не на передке сидели, а с орденами у нас негусто. Да и состав сменился не один раз. Остались только те, кому повезло. – Ну, ты сравнил! Мы – разведка, а он – лётчик. – Да то же самое, если летаешь. А он летал до самого конца войны. А пуле всё равно: маршал ты или сержант. – Так, наверное, всей дивизией или армией охраняли! – Ты – дурак? В самолёте он один! Прикрывай, не прикрывай. Что лейтенант, что генерал. Вон слышал, генерал-лейтенант Полбин – сбит под Берлином. Это как на выходе: повезло – прошёл, не повезло – заполняй похоронки. Что-то мы с темы съехали! За тебя, везунчик! В конце отпуска Людмила, наконец, пошла самостоятельно и без больших усилий. Прихрамывала, но упорно и много ходила. Нам всем отпуск понравился. Мы загорели, накупались, опять катались на лошадях, походили на катере. Мальчишки (оба) научились плавать. Пора было возвращаться в Москву. Дома нас всех ждал большой сюрприз от Сталина: две Сталинских премии, и мне, и Людмиле. Нас прямо на аэродроме начали поздравлять. В том же указе премию получил и Берия. Остальных наградили, но указ был «закрытым». В печати не публиковался. У нас появилась отличная дача. Правда, посёлок был полностью закрытый. Фактически там проживали только физики – участники ядерного проекта. Многие из них стали академиками. Зато соседство было приятным и не обременительным. Здесь нас все знали, да и мы знали всех. В отличие от «той» истории, Сталин ограничил общение этих людей с остальной Москвой. Посмотрим, что из этого получится. Коммуникации все подвели, а дома предлагались пяти проектов. Можно было вносить свои изменения в проект. Мы, правда, въехали в уже полностью готовый дом, но только потому, что отсутствовали в Москве, а Сталин сам готовил нам подарок. Насколько я понял, идея принадлежала Берия. Он же и занимался строительством. Он – инженер-строитель по образованию. Людмила, Евгения Владимировна и дети переехали под Москву практически на постоянной основе. А мне была удобнее старая квартира: ближе к работе и к Кремлю. Но для детей, конечно, лучше жить за городом: и воздух чище, и общение с природой. Я много времени проводил в командировках, так как занимался в основном новой техникой, особо нажимая на средства связи, ЗАС, кодирование. Затем улетел в Крым готовить лётчиков на «нитке». Вернулся только в конце декабря. Людмила окончательно поправилась и вышла на работу в ФИАН. В стране налаживалась жизнь. Шло большое строительство и восстановление разрушенного войной хозяйства. Неурожай, конечно, принёс некоторые неудобства, но был компенсирован поставками продовольствия из других стран. 31 декабря, вместе с новогодними поздравлениями, были отменены карточки на основные продукты питания. Это очень воодушевило людей. Москва украсилась ёлками, звёздочками, большими и малыми флагами. Подходил большой праздник. Мы собирались вдвоём в Кремль на празднование Нового года. Перед этим Евгения Владимировна и оба сына побывали там на утреннике. Людмила тщательно подбирала платье, сходила: сделала прическу. Повесила на пиджак ордена и медаль лауреата Сталинской премии. Сегодня у неё первый выход в свет. Заметно, что она волнуется. Она – человек своего времени. Всё, что связано с Кремлём, для неё свято. Она не знает, что у меня совершенно другое отношение к этому заведению, и что главная опасность для страны находится там и на Старой площади. Несмотря на увлеченность и занятость, она обратила внимание на то, что я смотрю на неё. – Что-то не так? Я что-то не то одела? – Да нет! Всё хорошо, просто смотрю, какая ты у меня красивая! Она засмущалась и подошла меня поцеловать. – Помаду размажешь! И мне оттираться придётся! – Не пачкающиеся помады ещё не изобретены. Людмила, по моему настоянию, занялась физикой полупроводников. Я её свёл с Бергом. Она набрала команду таких же сумашедших молодых физиков и ринулась в атаку, работая по новой методике «мозговых штурмов». Вроде что-то даже получаться начало. Всё, время, приехал Львов. Набрасываю куртку. Так и не привык к шинели. Садимся в «паккард» и через несколько минут проезжаем через Боровицкие ворота. На вход довольно большая толпа, встали в хвост очереди и потихоньку продвигаемся вперёд. – Товарищ маршал! Идите вперёд, вас пропустят! Я отрицательно покачал головой. Они не понимают ещё, что с этого всё и начинается. Тут – без очереди, там – по распределению, здесь – в конвертике. И готово недовольство народа. Ближе надо быть к народу. Жить его жизнью и его интересами, корректируя их для достижения общей цели. Вошли, сдали вещи в гардероб, поднялись в зал. Нас рассматривают, не меня, ко мне привыкли, а пару и Людмилу. А что! Есть на что посмотреть! Четыре ордена, без колодок, две медали и Сталинская премия. Высокая, 185, стройная, несмотря на то, что двое детей. Умница и красавица. Есть чему позавидовать. И одеваться умеет. Наш столик. Соседями у нас Саша и Маша Покрышкины. Очень приятная компания для встречи Нового года. Маша опять беременна, поэтому девочки сразу начинают разговор об этом. Мы обмениваемся новостями с Сашей, он сейчас учится в Академии, в этом году заканчивает. Получил генерал-майора. А я ищу глазами Голованова. Давно его не видел. Видимо, болеет по-прежнему. Нет! Вот он. Я пошёл к нему, узнать, как идёт обучение на Ту-4 в 18-й армии. Поговорить особо не дали, нас обоих повели на сцену в президиум. Придётся нашим девочкам поскучать. Нам тоже. Со сцены вижу, что к нашему столику кто-то подошёл и разговаривает с Людой. Кто – мне не видно. Затем появилось Политбюро, праздник начался. Официальная часть довольно быстро кончилась, все потихоньку превратилось в обычное сельское застолье: много тостов, много вина и водки, учитывая, что водка стоит довольно дорого: 67 рублей, желающих выпить на халяву достаточно. Я уже пересел обратно за свой столик, и тут ко мне подошёл порученец Поскрёбышева. – Просили передать: незаметно выходите из зала и пройдите в кабинет Сталина. Сам Сталин ещё сидит в президиуме. Сделал, как просили. В «прихожей» сидит Поскрёбышев, передал мне бумаги: забастовка в Гданьске, идут погромы, расстрелы коммунистов. Практически восстание. – Товарищ Сталин просил ознакомиться и подождать его. – Я позвонить могу? – Да, конечно! Объявил тревогу 3-й и 7-й гвардейским воздушнодесантным дивизиям в Каунасе и Витебске, и Балтийскому флоту в Калининградской базе. Испортили людям праздник! Ставлю задачу войскам выдвигаться к аэродромам, быть готовым к парашютному и посадочному десанту. Одновременно по другому телефону слушаю доклады флотских товарищей. Вошёл Сталин. – Уже действуешь? Что докладывает Рокоссовский? – Что справится сам, но на всякий случай готовлю высадку с моря и воздуха. – Пройди в кабинет и работай оттуда. Закончишь – возвращайся в зал. Незаметно. Не надо портить людям праздник. – Есть, товарищ Сталин. Год увенчался большим успехом наших конструкторов: выполнил первый полёт М-3. Он значительно отличался от того М-3, который знал я. По конструкции он напоминал В-52Н и М-3 одновременно. Восемь климовских двухконтурных ВК-4ф, по два на каждом пилоне, велосипедное четырёхстоечное шасси, стойки в конце крыльев. 24 огневых точки с новейшими НС-23. Радиолокатор и перегоночная дальность 17 000 километров. И бомбовая нагрузка – 20 тонн. Два бомболюка специально сконструированы для перевозки ядерных бомб. Утром 1 января «Правда» опубликовала фотографию летящего М-3 и основные тактико-технические характеристики машины. Мы обещали, что машина будет показана на салоне в Фарнборо в этом году! Классный новогодний подарок генералу Эйзенхауэру, который сменил Трумена, ушедшего в отставку по импичменту в прошлом году. Сенатская комиссия признала действия и приказы президента Трумена по атомной атаке, без объявления войны, Вьетминя противоречащими Конституции Соединённых Штатов. И впервые в истории США президенту был объявлен импичмент. Машина, правда, получилась просто золотой! Целая куча новых материалов: кованый титан, тантал, магний, новые сплавы алюминия, за них я боялся больше всего. Три вида пластиков, первый самолётный радиолокатор, первый радиолокационный бомбовый прицел. Всё – первое. И очень дорогое. Сталин, когда увидел полностью все расходы, сказал: – Вы ограбили всю страну, товарищи Титов и Мясищев. Если он не полетит, пеняйте на себя!