Отчаянный холостяк

– Вместо седого? Конечно, хотелось бы! – Ее голубые глаза заблестели. – Кроме того, как тебе может рассказать твоя мама, рыжеволосые женщины всегда больше веселятся и развлекаются. В особенности в спальне.

– Элиза! – воскликнула мама.

– Что? Гвин – не какая-нибудь неопытная школьница, краснеющая по каждому поводу. Я уверена, что, имея такого брата, как Торн, она слышала немало неприличных историй. И встречала распутных джентльменов.

– Да если я их и встречу, толку мне от этого никакого не будет, – заметила Гвин. – Торн ведет себя так, будто я – монахиня, которую не должен никак запятнать ни один джентльмен. Он точно никогда не станет меня представлять никакому распутнику.

И он быстренько прогнал прочь единственного «распутного джентльмена», которого она знала. Хотя, несмотря на то что Гвин очень не хотелось это признавать, в тот раз Торн, вероятно, поступил разумно.

– Как жаль! – воскликнула леди Хорнсби. – Зачем же тогда существуют братья, если не для того, чтобы показывать сестрам, как на самом деле себя ведут мужчины?

Мама закатила глаза.

– Я уже начинаю жалеть, что попросила тебя представлять мою дочь высшему обществу, Элиза. Я забыла, какой… бесстыдной и нахальной ты можешь быть.

– Какие высокопарные слова! – хмыкнула леди Хорнсби. – Ты, Лидия, в молодости сама могла спеть скабрезную песенку вместе с остальными в нашей компании. И ты это прекрасно знаешь.

Гвин в удивлении раскрыла рот.

– Мама? Пела скабрезные песенки?

Леди Хорнсби похлопала Гвин по руке.

– Это были другие времена, моя дорогая. Мы все время от времени пели похабные песенки, правда, Лидия?

– О боже! – прошептала мама, щеки у нее пылали.

– Я обещаю никому не рассказывать, – сказала Гвин. – Если ты обещаешь спеть мне несколько таких песенок.

– Если она не споет, то спою я, – пообещала леди Хорнсби, потом добавила вполголоса: – Кстати, вы слышали последнюю сплетню?

Она сделала паузу для большего эффекта, и Гвин пришлось прилагать усилия, чтобы не рассмеяться. Леди Хорнсби обожала сплетни и нисколько не стыдилась их пересказывать. А мама, несмотря на то что вслух выражала свое неодобрение, на самом деле ловила каждое слово, хотя и пыталась показать, что они ее не интересуют.

Леди Хорнсби приподняла одну бровь.

– Леди Уинслоу снова беременна. По-моему, это будет уже десятый ребенок.

– Боже праведный! – воскликнула мама. – Я со своими пятью-то с трудом справляюсь. Я просто не могу себе представить, если бы их было в два раза больше. Бедная женщина!

– Тем временем, как я полагаю, твоя дочь не может представить, как с одним-то справиться.

В ответ на смех гостьи леди Гвин только кисло улыбнулась. О, она могла представлять… и много-много раз представляла, как бы это было. В этом-то и заключалась проблема.

Леди Хорнсби продолжала смеяться, когда в комнату, где они завтракали, вошел Джошуа.

– Джошуа! – воскликнула ее мать. – Ты как раз вовремя, чтобы познакомиться с моей подругой Элизой Брук, графиней Хорнсби.

Гвин напряглась, когда леди Хорнсби повернулась к Джошуа и принялась его критически осматривать. Он снова был одет немодно: коричневый фрак для верховой езды в стиле, популярном несколько лет назад, неприметный жилет и бриджи для верховой езды из оленьей кожи. Но если графиня попробует отпустить шуточки, как она любит, по поводу его одежды, Гвин ее никогда не простит. Джошуа был красив, независимо от того, что на себя надевал.

А если леди Хорнсби захочет критиковать его ранения, полученные во время сражения… Ну, Джошуа не заслужил того, чтобы о нем судили по его хромоте, хотя он явно этого ожидал, поскольку обычно ходил с каменным выражением лица, чтобы люди держались от него подальше.

– Леди Хорнсби, это майор Джошуа Вулф, – поспешно представила Гвин. – Мамин племянник по мужу.

К облегчению Гвин, графиня улыбнулась, как кошка, наевшаяся сливок.

– Значит, вот кого наняли в телохранители Гвин. Я вижу, что он станет очаровательным дополнением к нашей группе.

Леди Хорнсби принялась осматривать Джошуа с еще большим интересом, а Гвин уставилась на нее, раскрыв рот. Секундочку, она что, флиртует с Джошуа? Она же в два раза его старше!

Но Джошуа явно понимал, что эта женщина с ним флиртует, потому что расслабился, ушло его обычное напряжение.

– Уверяю вас, леди Хорнсби: никто никогда не называл меня очаровательным.

– За исключением меня, – вставила Гвин.

Он встретился с ней взглядом, а от его улыбки, которая так редко появлялась у него на губах, она почувствовала приятный трепет – восхитительные ощущения пробежали у нее сверху вниз по позвоночнику.

– Простите, леди Гвин, но вы называли меня очень милым. Говорили, что я могу быть очень милым, если захочу. Между вашей фразой и «очаровательным» – огромная разница.

Гвин почувствовала на себе взгляд матери.

– Все правильно. Но большую часть времени я вижу вас хмурым.

– Признаюсь: Хмурый – это одно из моих имен, – ответил Джошуа. – Так что позвольте мне попытаться немного исправиться и сделать вам комплимент по поводу вашего сегодняшнего наряда. – Гвин успела только улыбнуться, а Джошуа добавил: – На нем больше золотых галунов спереди, чем у меня на всей военной форме.


– Майор! – закричала Гвин, не зная смеяться или укорять его. – Если не считать цвет, то это фактически копия наряда, который носила королева Пруссии. Это гусарские галуны, и вы из всех людей должны были их узнать.

– Как я понимаю, мадам, вы кое-что напутали. Я не гусар. Я – морской пехотинец. Гусары ездят на лошадях. Морские пехотинцы несут службу на кораблях. Их едва ли можно назвать одним родом войск.

– Я и не говорила, что они… – Гвин увидела, как блестят его глаза, и выдохнула: – Вы меня дразните. Это так нетипично для вас, сэр.

Джошуа явно с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Ему было весело, и уголки его губ так и норовили подняться вверх.

– Я же сказал, что попытаюсь немного исправиться.

– Но начинать с насмешек – не лучший вариант.

– Хорошо. – Джошуа слегка поклонился. – Вы сегодня с утра исключительно красивы, леди Гвин, с золотыми галунами или без них. Простите, если намекал на что-то другое.

Затем он повернулся к леди Хорнсби:

– Рад познакомиться с вами, мадам. А теперь, если вы простите нас с леди Гвин, нам пора. Я обещал сегодня утром покататься вместе с ней на лошадях и уже опоздал к оговоренному времени.

– Не хочу задерживать ни одного из вас, – ответила графиня, в глазах которой блестели веселые искорки. – Гвин, я не понимаю, почему ты не находишь майора очаровательным. Мне он кажется просто прелестным.

Это потому, что леди Хорнсби никогда не видела Джошуа грубым, властным или заносчивым. И он никогда не говорил ей ничего оскорбительного.

Мама все еще внимательно смотрела на Гвин, словно изучала изменения в выражении ее лица.

– Где твоя горничная, Гвин?

– С нами поедет один из конюхов, тетя, – ответил Джошуа.

– Я предполагаю, что в таком случае все в порядке, – кивнула мама. – И обязательно возвращайтесь ко времени визита Беа и Грея. Я хочу убедить их остаться на ужин.

– Хорошо, мама, – ответила Гвин.

Она отправилась к двери, не желая больше ни одной лишней минуты откладывать уроки по стрельбе. Джошуа поклонился двум дамам и последовал за ней.

– Чем вызвано такое ваше прекрасное настроение сегодня утром? – спросила Гвин, когда они спускались по ступенькам. – Это на вас совсем не похоже.

– Вы уверены? – спросил он с манерной медлительностью. – Леди Хорнсби назвала меня просто прелестным.

– Это означает, что для нее будет просто прелестно заполучить вас в свою постель, – сухо заметила Гвин.

Джошуа резко повернулся к ней.

– Вы шутите?

– О, поверьте мне, она славится своими молодыми любовниками, которых стала заводить после смерти мужа. – И до этой минуты Гвин восхищалась ею за это. Почему бы даме в годах не заводить молодых любовников? – И графиня особенно любит офицеров – гусаров и прочих. По крайней мере, так я слышала.

– Хм, – задумчиво произнес Джошуа. – Простите меня, но мне кажется, что вы ревнуете. Или завидуете.

– Да вы с ума сошли! – фыркнула Гвин и сбежала вниз по лестнице. – Мне нет дела до того, с кем вы ложитесь в постель, Джошуа. Мне без разницы: затащите вы туда половину вдовушек в Лондоне или не затащите.

– Для этого потребуется много сил и энергии, которых у меня просто нет, – ответил он. – И у меня и так тут будет много забот с вашими шалостями и эксцентричными желаниями.

– Какими шалостями и эксцентричными желаниями? – едко спросила Гвин.

– Например, вы заставляете меня научить вас стрелять.

Ну, это отрицать она не могла. Поэтому, спустившись с крыльца, Гвин поспешила к мерину, которого специально для нее конюх подвел к подставке для посадки на лошадь. Гвин обернулась на Джошуа и увидела, что идет он даже медленнее, чем обычно, и осматривает улицу. Да и по ступеням он спускался медленнее ее.

О боже, ему же, наверное, трудно сесть в седло! Может, он с ужасом думает о том, что это придется сделать, и всячески оттягивает момент. Но, к ее удивлению, как только Джошуа оказался на улице, он подошел к подставке, поднялся на нее, ухватился за седло, надетое на приготовленную для него кобылу, и через несколько секунд уже сидел на лошади.

Это произвело на Гвин впечатление. Сколько еще подобных подвигов, требующих физических усилий, он способен совершить со своей раненой правой ногой? Она очень хотела это узнать. Но только после того, как он научит ее стрелять.

Джошуа поехал вперед, пустив лошадь быстрым шагом, Гвин последовала за ним, с интересом наблюдая за его ездой. Кобыла хорошо ему подчинялась, и вскоре Гвин пришлось прилагать усилия, чтобы не отстать. Но, завернув на дорогу, на которую совсем недавно заворачивал Джошуа, Гвин его не увидела. Куда он подевался? И как такое могло произойти?

Конюх, который следовал за ними на почтительном расстоянии, подъехал к ней и теперь держался рядом.

– Вы знаете, куда мы едем? – спросила она у него.

– Да, миледи. Я сегодня туда ездил с майором.

Ах вот, значит, куда подевался Джошуа сегодня рано утром.

– Где он? Поехал вперед?