Палачи и герои

– Молодцы! – крикнул он. – Молодцы!

На бомбежку заходили штурмовики Ил-2 – убийцы танков. А потом в окопы начали запрыгивать люди в шинелях и полушубках. И Иван увидел знакомого комроты из первого батальона.

– Держись, браток! Подмога пришла! – прокричал он, но через заложенные будто ватой уши Иван еле расслышал его слова.

– Припозднились вы. – Ивану казалось, что говорит тихо, но на самом деле он кричал. – Нас тут всех положили!

– Немцы слева отвлекающий удар изобразили. А всей мощью на вас пошли. Не могли быстрее, старший лейтенант. Не могли.

– Я понимаю. Я все понимаю…

После боя была перекличка. Иван считал, что не осталось почти никого. Но солдат-пехотинец – он живучий. Присыпанные снегом и землей, окровавленные и грязные, покачиваясь, но не выпуская оружия из рук, будто из самой Русской земли, как сказочные богатыри, поднимались ее защитники. Пусть вид их был жалкий и вовсе не героический. Но они совершили невозможное – по военной науке не должны были остановить такой натиск, но остановили. В очередной раз непобедимая отлаженная военная немецкая машина забуксовала на русских просторах, не выдержала столкновения с русским духом, смекалкой и оружием.

От взвода бронебойщиков осталось пятеро. В том числе сам Иван и сержант Богатырев – заговоренные или самые умелые.

Потом было награждение – очередной орден на грудь, теплые слова командиров. А в голове Ивана вспыхивали образы и пережитые ощущения – рев моторов, лица его погибших солдат, ни один из которых не струсил, не побежал. Появлялось и лицо дяди Вислава на фоне пылающей деревни. В душу Ивана готовы были ворваться горе, отчаяние, раскаяние – мол, не уберег своих, а сам жив-здоров – легкие контузии не в счет. Но он отбрасывал их. Когда-нибудь придет время переживаний и терзаний – тогда он впустит в себя и раскаяние, и память. Но не раньше, чем закончится война.

После того боя комбат глядел на него с опаской и удивлением. Внешне старлей не слишком изменился. Как будто и не вышел только что из ада. Он не хлестал спирт. Не срывался ни на кого. Хотя реакция на произошедшее должна быть, но ее не было.

– Да, силен ты, старлей, – пробормотал комбат едва слышно…





Глава 19




В конце 1942 года руководство ОУН (Б) объявило о своем разочаровании в немцах и уходе в подполье, при этом популярным стал лозунг «Свободная Украина без немцев».

Дантист ожидал, что после этого гитлеровцы сделают все, чтобы не допустить создания на подконтрольной территории враждебной им многочисленной вооруженной силы. Значит, идея с формированием украинской национальной армии будет торпедирована – ресурсов у германцев на это хватит. Не тут-то было. На встрече в Ровно куратор с оптимизмом объявил, что все развивается по плану.

– Есть разные уровни осознания реальности и контроля над ней, – профессорским тоном изрек он. – У гестапо и СД он один. С их полицейским умишком им нужны тишина и порядок. Для них ваша Организация – сборище бандитов, которых надо уничтожать, чем они и занимаются. На более высоком уровне познания действительности становится понятно, что злость, стремление к самостийности, упрямство, которые владеют радикальной частью вашей нации, никуда не денутся, их не выжечь полицейскими акциями. Эту энергию нужно направлять. Направлять и использовать. И пусть ваши соратники считают, что борются с нами. Несколько обозов и военных разгильдяев вермахта, которые пострадают, вряд ли большая цена для сохранения вашего чувства собственного достоинства. Мы не в состоянии сейчас убить эту энергию. Но мы можем оградить ее простыми рамками.

– Какими? – спросил Дантист.

– Нельзя мешать армейским коммуникациям. Покушаться на сбор продовольствия для Германии. Уничтожать немецкие органы власти.

– А что можно?

– Можно и нужно обеспечить безопасность транспортных сообщений на территории Галиции для бесперебойного снабжения фронта войсками и оружием. Не допустить до них партизан и диверсантов. А для этого, как мы уже говорили, необходима организованная сила. Выйдете за очерченные рамки – будете уничтожены. Во всяком случае, верхушка ОУН будет заменена на более лояльную, а ваши заложники в лагерях расстреляны. Но до этого, думаю, не дойдет. Герр Бандера чувствует себя в заключении вполне комфортно и на деле пытается доказать лояльность нам. Но пока еще недостаточно, чтобы мы его простили…

Работа по созданию украинской армии продолжалась. Правда, как говорят москали, – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Майор Кляйн полагал, что лесная армия появится как по мановению волшебной палочки, – ведь все моменты утрясены. Однако он упустил из виду привычную оуновцам болтологию, амбиции и неспособность найти общий язык друг с другом.

Конец 1942-го – начало 1943 года были потрачены ОУН (Б) на бесконечные съезды и совещания во Львове и окрестностях, где болтуны пытались определить очертания будущей мощной армии, которая сокрушит все на своем пути и станет опорой грядущей самостийности.

Больше всего копий ломали по вопросу – против кого воюем? Момент определения целей был скользкий. Горячие головы предлагали идти крестовым походом на всех – немцев, поляков, большевиков. Призывали к восстанию против Германии.

– Основная борьба должна быть направлена не против германской оккупации, а против советских партизан и поляков. Борьба же против немцев должна вестись исходя из интересов ОУН и иметь характер самообороны украинского народа, – твердил настойчиво на собраниях старый соратник Дантиста по бандитским налетам и «Нахтигалю» Роман Шухевич, выпускник немецкой военной школы, капитан вермахта и кавалер Железного креста, который ему отписал лично Гитлер.

После «Нахтигаля» Шухевич год воевал в Белоруссии вместе со своим Украинским легионом, в составе 201-й полицейской дивизии гоняя по лесам партизан. И хвастался Дантисту, что уничтожил почти три тысячи врагов, потеряв меньше полусотни своих людей. Наверняка из этих трех тысяч подавляющее большинство были мирными жителями, так что потери не такие и маленькие. После окончания контракта с вермахтом Шухевич с подчиненными отказался продлевать его, и теперь бывшие «контрактники» были готовы влиться в бандеровскую армию.

В итоге все произошло так, как и планировал абвер. Итоговая резолюция ОУН (Б) сводилась к следующему: воюем против партизан, предателей и большевиков, а с немцами разберемся не раньше, чем они разберутся с русскими.

Дантисту эти дебаты напоминали обсуждение детьми судьбы директора детского сада: «Уж мы ему спуску не дадим». Когда Третий рейх добьет большевиков, то раздавит любое сепаратистское движение как тараканов, – наиболее благоразумные члены Организации это понимали, но помалкивали. Однако большинство жили в выдуманном мире, где у них была свобода воли.

Наконец в феврале 1943 года было объявлено о создании Украинской повстанческой армии. Самое смешное, что одна УПА уже существовала. Бывший петлюровец Тарас Боровец по кличке Тарас Бульба еще летом 1941 года сформировал нерегулярную воинскую часть под названием «Полесская сечь» для освобождения Галиции от остатков Красной армии. В конце сорок первого немцы пытались распустить эту банду, но Тарас отвел ее в леса Полесья и Волыни и объявил Украинской повстанческой армией. Теперь он контролировал те территории, основательно подчистив их от приспешников коммунистов. И, как и все националисты, втихаря сотрудничал с гитлеровцами.

Бандеровцы предложили Тарасу влиться в стройные ряды большой УПА. Он то соглашался, то отказывался, в общем, набивал себе цену. В итоге штаб его был уничтожен бандеровцами, а несколько тысяч бойцов насильно включены в состав новой УПА.

Главными пунктами формирования украинской национальной армии становились Волынский, Свинарский и другие леса. Всем членам ОУН (Б) был отдан приказ дезертировать из полицейских оккупационных подразделений, куда они просочились в больших количествах, и с оружием переходить в УПА. На призыв откликнулось около семи тысяч человек. Они и местные боевки стали костяком отрядов. Дальше предполагалось пополнять ряды за счет мобилизации сельского населения.

Было создано два генеральных округа – Север и Юг. Систему воинских званий переписали с прусской – от сечевого стрельца до генерал-полковника. Главное командование со штабом состояло из семи управлений: оперативное, разведывательное, снабжения, персональное, учебное, политического воспитания, воинских инспекторов. Генеральная военная округа делилась на военные округа. Основной боевой единицей УПА стала сотня (рота), они объединялись в курени (батальоны). А те образовывали отряды (полки). Была сформирована полевая жандармерия как карательный орган. Создали даже свой журнал «К оружию». Все же не банда, а армия! Установлены были и награды – от Бронзового креста до Золотого, как у старших германских братьев.

Сперва витала идея пошить форму, но это было нереально. В итоге бойцы были одеты разношерстно – в немецкое, польское, чешское, советское военное обмундирование, в гражданскую одежду. Единственное, что удалось наладить сразу, – так это производство знаков отличия. Кокарды, пряжки на ремнях, эмблемы с трезубцами были призваны приравнять сброд к регулярным воинским частям.

Со снабжением решили вопрос просто. В каждом селе и районе теперь были станичные и господарчие, отвечавшие за снабжение стоявших на постое или кормящихся оуновцев. На УПА работали мельницы, пошивочные мастерские, кожевенные предприятия. Все снабжение повесили на население, и так страдающее от того, что немцы выметали продовольствие для нужд Германии.

– Ничего. Путь к свободе лежит через страдания, – резонно заметил один из лидеров УПА.

Предстояло вооружить десятки тысяч бойцов. Того, что притащили полицаи с собой и что имелось в запасе, явно не хватало. Но постепенно и это решалось. Часть оружия напрямую передали немцы – сгружали в условленных местах с грузовиков ящики, которые подбирали бойцы УПА. Но это было чревато брожением, поскольку считалось, что немцы – противники. А идеологическое единство на начальной стадии формирования значило немало. Поэтому немцы стали подставлять под разграбление оружейные склады.


Главную команду УПА сначала возглавил представитель Центрального провода ОУН Василь Ивахив, прославившийся участием в массовых казнях поляков и коммунистов. Прожил он недолго. Вожди Организации объявили, что он героически погиб в бою с немцами, посмертно наградили Золотым крестом, однако Дантист знал, что убрала его Служба безопасности ОУН за излишнюю самостоятельность. Командующим стал более покладистый Клим Савур, а позже его сменил новоявленный генерал-хорунжий Роман Шухевич.

Целая битва разгорелась по поводу Службы безопасности. Эта организация давно действовала в ОУН, выявляя предателей в своей среде. Во время раскола Организации основная часть Безпеки встала на сторону Бандеры. Теперь ей предстояло запустить свои щупальца в УПА. Дантист и его соратники настаивали на независимости СБ от территориальных подразделений УПА и на праве работать в полном объеме в любых структурах и по любым лицам. Эта позиция победила.

Дантисту, к тому времени числящемуся заместителем СБ Центрального провода ОУН, присвоили звание полковника и дали огромные полномочия по выявлению враждебных элементов в армейских рядах. Он подобрал ближайшее окружение из надежных и жестоких людей – работа предстояла кровавая, и сантименты были непозволительны. Также наиболее подготовленными и верными бойцами укреплялись территориальные ячейки Безпеки.

Поскольку расследования СБ полагалось вести хотя бы формально в соответствии с юридическими процедурами, то в помощники Дантист взял своего бывшего защитника по делу о налете на банк, которого позже привлек к сотрудничеству с ОУН под псевдонимом Адвокат. Как вскоре выяснилось, приобретение было бесценное. Обладая острым умом и находчивостью, этот крючкотвор мог запудрить мозги казусами и уликами не только людям с представлениями о юриспруденции, но и даже простым селянам. Фактически на пустом месте мог выстроить любое обвинение.

Перед Безпекой стояла задача создать из УПА монолитную структуру. И Дантист рьяно взялся за дело.

– Страх – вот наш господь, – напутствовал он полсотни руководителей ячеек СБ, собравшихся на хуторе под Ровно. – Страх – это тот цемент, который не дает разлететься в стороны тысячам песчинок наших тел. Страх – это тот сосуд, который держит в себе и не дает разлиться нашим порой самым разным устремлениям, поступкам и чаяниям. Именно те, кто испытал настоящий страх, готовы привнести его другим – врагам, которые бегут от ужаса, и друзьям, которых ужас делает покорными. Страх рождается в крови и мучениях… Не жалеть никого. Малейшее подозрение – это основание. А результат основания – приговор. Все понятно?

Убеждать никого не надо было. Многие прошли школу полицейских карательных батальонов.

СБ опутала плотной сетью информаторов всю Галицию. Из каждого села, городка приходили крупицы информации. Достались ей и архивы ряда райотделов НКВД. И вот уже кого-то из бойцов УПА изобличали в тесных связях с большевиками. У кого-то родственники в партизанах. Кто-то скрыл службу в советских учреждениях.

Информация анализировалась, на ее основании составлялись списки неблагонадежных. Приезжали следственные группы, часто их возглавлял лично Дантист.

«У нас бы и мумия фараона заговорила», – гордо объявил подручный Дантиста палач Хорунжий. Мумия не мумия, но живые в связях с коммунистами в его руках признавались быстро.

Особо глубоко следователи СБ не разбирались и с виновными не церемонились – страх нужно было подпитывать жертвами.

У Дантиста появилась прекрасная возможность свести счеты со своими давними противниками, что он и сделал, – подвел под топор нескольких командиров и авторитетных деятелей ОУН. А однажды срубил под корень командование целого куреня УПА. Созвал их якобы на собрание по выработке стратегии. Бойцы СБ взяли их на мушку, разоружили. И казнили под гробовое молчание их же подчиненных – придушили специальными шнурками, которые по традиции обязан был иметь при себе каждый сотрудник СБ.

Самую интересную информацию Дантист получал от куратора. Майор Кляйн давал списки тех, от кого нужно избавиться. И предоставлял обширные сведения по пособникам большевиков, до которых у гестапо не дошли руки. В результате одного сотенного Дантист обвинил в том, что год назад тот сдал немцам своего соратника-конкурента вместе с его окружением – немецкая полевая жандармерия тогда расстреляла тридцать членов надрайонной боевки. Доказать вину предателя было нетрудно, потому что сами немцы и предоставили информацию.

Важным направлением работы была очистка рядов УПА от людей, которых внедряли мельниковцы. Чужим здесь не место… Ну а еще убирали колеблющихся. Убирали тех, кто будет стремиться захватить власть. Убирали ненужных свидетелей.

Когда не ладилось с доказательствами, в ход шли подложные документы, лжесвидетельства. Адвокат оказался в этом деле мастером. Все обставлялось так, что бойцы УПК искренне считали – СБ выявила коварных изменников и заслуженно покарала.

Удавалось вычислять и настоящих агентов, которых внедрили партизаны. Над ними издевались долго и изощренно.

Всеми этими жестокими мерами в считаные недели удалось спаять ряды, придать УПА черты военной организации.

Еще активнее работала СБ по мирному населению. Оказалось вдруг, что там полно сочувствующих Советам, противников вильной Украины. Ну а еще поляков и евреев, до которых не дотянулись немцы, кто прятался под чужими именами. Тут уж буйный нрав бывших полицаев дал о себе знать. Людей сжигали живьем, нанизывали на колья. Но самым излюбленным видом казни стало отрубание топорами, серпами и косами рук, ног и голов. За это бандеровцев в деревнях прозвали «секирниками».

Дантист не раз беседовал со своими руководителями и соратниками из СБ. Среди них были те, кто не разделял радость по поводу создания украинской армии. Руководитель Галицкой Безпеки как-то разговорился больше положенного:

– Это ошибка. Нужно было укреплять подпольные структуры, вести пропаганду, работать с населением. А мы собрали несколько десятков тысяч украинцев под ружье, и кроме стычек с партизанами им нечем заняться. Мы впустую растрачиваем потенциал нашего народа, поскольку пока Советы и Германия не разберутся между собой, все наши игры в солдатики бесполезны. Мы просто держим огромную вооруженную силу в лесу. И не можем найти ей достойного применения.

Дантист был полностью согласен с этими словами. Действительно, нужно укреплять подполье. Но решение принимала не ОУН, а абвер. И насчет задач – тоже в точку. УПА нужен достойный объект с целью консолидации и приложения молодецких сил.





Глава 20




Спирт обжег горло так, что сперло дыхание. С непривычки Ивану показалось, что он здесь же и помрет. Воздух вернулся. Зато голова пошла ходуном.

– На, занюхай, – протянул ему хлебушек командир роты. – Что, первый раз спирт пьешь?

– Первый, – кивнул Иван, который не пил и не курил. Но сегодня не имел права отказаться.

Ему стало совсем хорошо. Сегодня был особый день. 2 февраля 1943 года Совинформбюро официально объявило о победе в Сталинграде и пленении стотысячной гитлеровской группировки.

– Вот же он, перелом! – воскликнул румяный и радостный ротный с рукой на перевязи.

Иван сидел, привалившись спиной к стене землянки в три наката, и у него билась мысль, радостная и гордая, что в этом есть и его заслуга. Пусть он не воевал на улицах Сталинграда, где личный состав рот за неделю обновлялся по три раза. Но зато он вгрызся в снег и не пропустил к Сталинграду танки генерала Гота.

– Теперь все пойдет по-другому! – произнес Иван.

– Год еще – и мы в Берлине спирт будем пить, – мечтательно улыбнулся комроты.

– Тогда уж шнапс. Или коньяк – чего там немцы пьют.

Вскоре полк передислоцировался на новое место. Потекли дни, превращаясь в недели и месяцы, в позиционном противостоянии измотанных армий. Стороны щупали оборону друг друга, пытались атаковать. И еще немцы не уставали портить нервы своими громкоговорителями-матюгальниками: «Рус, сдавайся, не защищай командиров-жидобольшевиков. Будет тебе еда, шнапс и сигареты».

Однажды по матюгальнику выступил перебежчик. Он настолько красноречиво и убежденно расписывал, какие радости и деликатесы ждут советских солдат при сдаче в плен, будто и впрямь рассчитывал, что красноармейцы сейчас соберут манатки и побегут Гитлеру в лапы.

– Как поет! – Иван пытался высмотреть в бинокль прячущуюся за изгибом местности агитационную машину и прикидывал, как навести на нее артиллерию.