Палачи и герои

– Он справится. Парень готов к такой работе, – заверил Гладышев и вышел из кабинета.

– Вижу, успехи налицо, – сказал Строгин. – Бить бандитов вы, товарищ капитан, научились. Но теперь требуются другие качества. Вживаемость в роль. И знание местных языков, в том числе польского. Предлагаем вам опасное задание. Связанное с тем, что среди чужих вам предстоит стать своим.

– Внедрение, – кивнул Иван. – Я готов выполнить любой приказ. Главное, чтобы он был по силам.

– Сил у вас хватает, – усмехнулся Лапин. – Докладываю обстановку.

Выяснилось, что НКГБ взял связного, которого направило правительство Польши в изгнании во Львов с целью донесения до подполья указаний о выборе приоритетов в условиях оккупации Львова Красной армией.

– Польское правительство считает этот город своей собственностью и будет из кожи лезть, чтобы ставить нам палки в колеса, – сказал чекист. – Сегодня из ста тридцати пяти тысяч жителей Львова более семидесяти тысяч – поляки. Из них больше половины переехали сюда во время войны из Польши, в основном из Кракова. И кто среди них враги – пойди найди. Выбить их подполье для нас не менее важно, чем борьба с ОУН. Связной должен был передать указания подполью по агентурному проникновению в советские учреждения и войсковые части, по подготовке терактов. В схронах у поляков скопилось достаточное количество оружия и взрывчатки. Нам предстоит с вашей помощью вырезать этот гнойник. Вскрыть хорошо законспирированную агентурную сеть.

Связной дал полные расклады по ситуации, выдал явки и пароли. Но что толку от явок? Их можно разрабатывать месяцами. А обстановка требовала прихлопнуть всех быстро. Отпускать связника и внедрять нельзя – скорее всего он сбежит или покается перед боевыми товарищами. Даже если и выполнит обязательства перед НКГБ, вряд ли сможет выполнить задание в полном объеме. Посылать нужно своего человека – надежного, с совершенным знанием польского языка. По разным причинам все кандидатуры отпали, и тогда в поле зрения инициаторов операции попал Иван.

И вот Львов – красивый старинный город, не слишком поврежденный во время войны. Перед уходом немцы взорвали электростанцию и водонапорные башни, и сейчас строители ударно восстанавливали их, возвращая городу водоснабжение и электричество. Везде были патрули Советской армии.

Город показался Ивану чуждым, западным. Он видел богатые старинные дома и особняки. Множество закрытых кафе и ресторанов. Очередь проституток в райотдел НКВД, которые пришли регистрироваться по правилам, установленным немцами, и были отправлены на восстановление городского хозяйства под ласковым присмотром милиции. Несмотря на войну, было большое количество хорошо одетых гражданских лиц.

Иван знал, что когда советские войска входили в город, то натолкнулись на огневое сопротивление солдат в неизвестной форме. Вскоре изо всех подвалов, в парадной форме, с оружием, полезли бойцы подчиненной правительству Польши в изгнании Армии крайовы. Они выставили по городу патрули, умудрялись тормозить советские военные колонны. Объявили, что по всем международным соглашениям с союзниками это польский город. Организовали свою военную комендатуру. С советским командованием общались сквозь зубы, с исконным польским гонором.

Советские военные власти в международные дела лезть без санкции сверху боялись, поэтому поляки наглели несколько дней. Пока Первый секретарь Украинского ЦК Хрущев и нарком внутренних дел Рясной не позвонили напрямую Сталину. Тот объявил, что Львов – советский город и никаких параллельных органов власти в нем быть не может. Через минуту после этих слов к комендатуре уже катила кавалькада машин во главе с наркомом внутренних дел. Комендатура была арестована. Все патрули и заслоны АК в городе нейтрализованы, боевики задержаны. Польскую верхушку самолетом направили в Полтаву, где ими занялись следственные, прокурорские и разведывательные органы, подчиняющиеся непосредственно Москве. А в самом Львове чекисты ликвидировали польские гласные и негласные структуры, накрыли склады с оружием. Но подполье осталось…

На явку в обувной мастерской в центре города Иван вышел в назначенное время, произнес пароль. И ему определили встречу на следующий день в укромном месте близ разрушенного железнодорожного вокзала.

Он ждал в пустом дворике. Там появились угрюмые молодые ребята. В лесу ему в лучших бандеровских традициях накинули бы колпак на голову, но в городе, наполненном военными патрулями, такое не пройдет. Поэтому после обмена паролем и отзывом его просто полчаса водили такими закоулками, что даже он с его отличной памятью в итоге запутался. Подвели к невзрачному одноэтажному домику.

Там ждали члены подпольной организации. И теперь он будто по тонкому льду шел. Каждое слово могло оказаться роковым. Наверняка вокруг полно вооруженных боевиков, и в случае провала уйти будет очень нелегко.

– У меня есть радист с рацией, – продолжил Иван. – Так что нам периодически необходимо встречаться. Я буду получать информацию, добытую вашей агентурой. И передавать вам указания Центра. Встречи в этом составе или с кем-то из вас – не суть важно.

– Нет! Только все вместе! – воскликнул нервный Костюшко.

Иван понял – тут никто никому не доверяет, потому они и приперлись всем скопом на встречу, чтобы не дай боже никого не обделили родное правительство в Лондоне и английская разведка.

Идя со встречи, он обнаружил за собой слежку. Нырнул во двор и подождал, пока там появятся двое молодых парней. Выступил из заброшенного подъезда, окликнул шпионов и сказал:

– Передайте, что ходить за мной не надо. Не подрывайте доверие.

– Пан ошибся, – спокойно произнес атлет с военной выправкой.

– Дай нам бог всем не ошибаться…

На следующую встречу Ивана привели таким же манером, но уже в другое помещение – маленькую квартирку почти в центре города. Все были в том же составе.

На этот раз лед недоверия начал таять. Главарь вручил обещанные списки. Из них следовало, что польская агентура на освобожденных территориях уже проникла в райкомы, отделы НКВД, войсковые части – скорее всего служащими, подсобными рабочими, но это не важно. Главное, они имели доступ к органам власти. А дальше – разведка, диверсии, как будет угодно.

Иван раздал «указания прямо из Лондона, от премьера Миколайчика»…

С замнаркома Госбезопасности Украины Саранцевым Иван встретился на конспиративной квартире на последнем этаже шестиэтажного дома в центре, откуда открывался вид на крыши, шпили и полную луну, осыпавшую серебром ночной Львов. Там же были инициатор подполковник Лапин и невысокий полноватый полковник Рощин. Обсуждали, что делать с подпольной группой.

Рощин предложил постепенно перехватить управление организацией, выйти через нее на Лондон, а потом принимать эмиссаров оттуда и морочить английской разведке и полякам голову. Такие фокусы неоднократно проделывались чекистами еще с начала двадцатых годов. Фактически именно так тогда парализовали все усилия иностранных разведок в СССР.

Саранцев возразил:

– Нет. Ненадежно. Долго. Сейчас война. Ситуация меняется быстро. Месяцев и лет на такие игры мы не имеем – должны быстро взять под контроль территорию, враждебную нам. А не играть в игрушки.

– И что делать? – спросил Лапин.

– Прихлопнуть всех, кого вычислим, – выдал решение замнаркома. – А дальше следственным путем установить остальных…

Вопрос в том, как это сделать. Решили не мудрить с установлением скрытого наблюдения за Иваном, когда его тащат к очередному месту встречи. Места меняются, противник ушлый, город знает хорошо. Засветиться можно быстро. Поэтому пришлось работать другими методами.

Когда напряжение первого знакомства ушло, собеседники из «Отчизны» стали проговариваться. Кто-нибудь вспомнит магазин, в который всегда любил захаживать. Кто-то обмолвится парой слов, из которой можно установить род его деятельности. Все же подполье – это не профессиональные разведчики, приученные всегда держать язык за зубами.

После встреч Иван излагал свои наблюдения с максимальными подробностями. Чекисты перерывали все имеющиеся документы – и немецкие, и местные. Поднимали агентуру. И вот уже перед Иваном лежит фотография человека.

– Да, это их старший. Пан Станислав, – узнал руководителя «Отчизны» Иван.

Через несколько дней удалось установить еще двоих. Нашли, где они живут. Установили наблюдение. И стали вскрываться связи.

Кроме того, шла работа по указанным в списке учреждениям, куда проникла польская агентура. Имелись первые результаты – удалось выявить подозреваемых. Как и ожидалось, это был технический персонал – машинистки, кочегары и прочие.

– Все равно многие остались за кадром, – сказал Лапин однажды вечером на той же конспиративной квартире. – Но пора «Отчизну» брать.


– Ха, а может, такой финт устроить, – подал голос Иван.

Выслушав его, подполковник кивнул с усмешкой:

– У вас в войсковой разведке все такие хитрые были?

– Не. Я там мальчик был. Там такие-е-е. Особенно чего съестное стянуть или самогончику.

На очередной посиделке «Отчизны» Иван объявил, что, по сведениям из Центра, активизируются действия советской контрразведки. Призвал соблюдать конспирацию. И при малейшей опасности двигать из города, определив места нового сосредоточения и порядок сбора.

– Наши люди в комендатуре добыли пропуска. Вот. – Он вытащил пачку пропусков. – Впишите фамилии. Они дадут возможность беспрепятственно покинуть город. Что, согласитесь, нелегко. Действуют и на остальной территории Украины.

Во Львове после его освобождения сложилась страшная криминогенная обстановка. Издревле город был центром притяжения преступного элемента со всей Украины и Польши. Воровские кланы действовали здесь не стесняясь. Оставались они и при немцах, впрочем, умерив свой пыл, – за нарушение порядка тогда карали нещадно. Теперь, пользуясь неразберихой, бандиты активизировались. Шалили и немецкие диверсанты, оуновцы. НКВД ответило на рост бандитизма несколькими мощными ударами. Уличную преступность вывели за два дня ловлей на живца – бандитов выманивали одинокие хорошо одетые дамы и господа, зачем-то идущие ночью в одиночку, а на просьбу отдать кошелек расстреливавшие просителей без каких-либо дискуссий. Зачищались малины, места сосредоточения граждан. Из города выехать просто так было сложно. Требовались специальные пропуска. И подарок Иван преподнес щедрый.

Пан Станислав внимательно рассмотрел пропуска, дал другим.

– Я видел их, – сказал кряжистый украинец, попавший неизвестно как в польскую организацию, да еще ставший на руководящий пост. – Подлинные. Такие и есть. Подписи, печати на месте. Как вам это удалось?

– Вы серьезно это хотите знать? – хищно улыбнулся Иван. – Вы не единственные во Львове польские патриоты…

И вот настал день реализации. Пару десятков известных функционеров «Отчизны» взяли сотрудники НКГБ и НКВД. Пришлось пострелять. Троих, не пожелавших сдаться, убили при задержании, в том числе пал тот молодой и горячий Костюшко. Ему хотелось повоевать – его мечта сбылась, но длилась недолго. Еще один выбросился с пятого этажа на брусчатку.

Как и ожидалось, прознав о преследованиях, остальная часть организации двинула из Львова. Подпольщики воспользовались волшебными пропусками, номера которых были такие, что всем военнослужащим было приказано задерживать предъявителей. Так взяли сразу еще три десятка человек. Но пропуска эти выплывали еще пару месяцев в разных районах Украины.

– Оставайся у нас, – сказал подполковник Лапин, пригласивший Ивана в свой кабинет в здании НКГБ во Львове. – Действовал ты грамотно, даже с артистизмом. И работа для тебя у нас найдется. Диверсанты, фашистские пособники, враги народа.

– Спасибо, товарищ подполковник. Меня ОУН ждет. Слишком много у нас взаимных счетов накопилось. Пора бы им расплатиться.





Глава 39




– Мы уходим. Пока есть еще такая возможность, – сказал Дантист.

– Что? – не поверил своим ушам куренной атаман Хмара и ударил кулаком по бревенчатой стене подземного укрытия. – Вы уходите от боя? Дезертируете?

– Это ты своих селян агитируй, – прошипел зло Дантист. – Которых мы шомполами в армию загнали. И шомполами в атаку гоним. А у меня отряд истинных патриотов, прошедший огонь и воду, отлично подготовленный и со специальными задачами. И лечь в бою, как пушечное мясо, в эти задачи не входит.

– Лечь?! – возмутился Хмара. – Мы сами положим комиссаров! Всех!

Дантист с насмешкой посмотрел на него:

– Поглядим… Мой тебе совет – собирай своих самых верных хлопцев и пробивайся дальше в леса. Пограничники тебя не пощадят.

Пограничники, чьи отряды сейчас пытались заблокировать группировку, были настоящими чертями. Воевали умело – лучше даже, чем цепные псы внутренних войск, и жестоко. Бандеровцы боялись их как огня, потому что в плен «зеленые фуражки» брали редко. Но и сами в плен не сдавались, всегда держали для себя гранату или патрон.

– Им никогда нас здесь не достать, – упорствовал Хмара.

– Ну, воюй, куренной. Покажи себя. А мы пошли.

– А если я вас всех как дезертиров! – взревел Хмара. – На веревку и на сук!

– Ты? Меня? – удивленно посмотрел на него Дантист. – Если решил самоубиться, советую сделать это менее болезненным способом. Все! Слово сказано! Воюй…

Повторялась история с Кременецкими лесами. Одна из последних крупных группировок оставалась в чащах Львовской области у подножия Карпат. Здесь казаки себя чувствовали вольготно. Была артиллерия, даже свой автотранспорт и доставшаяся от немцев бронемашина. Прорыты укрепрайоны, доты, неприступные, казалось, крепости. И вот теперь пограничники совместно с армией решили уничтожить эту вольготную жизнь.

Если Хмара считает, что он может отбиться от этой армады, то он дурак. Он просто не был в Кременецких лесах. И не знает, как разбегаются воины УПА под минометным обстрелом. С этими мыслями Дантист собрал перед траншеями три десятка своих бойцов – его личный резерв.

– Уходим! – сказал он. – Это война для мяса!

Его заплечных дел мастера и умелые диверсанты были с этим согласны.

– Ты идешь со мной, – кинул Дантист стоящему рядом с ним старому знакомому Карпатскому, краевому проводнику, худому, сгорбившемуся под тяжестью своих полусотни годков Голубу, которого не пойми какой черт занес сюда именно сейчас. – Не твое дело гибнуть здесь. Ты годишься для большего.

Голуб согласно кивнул. Он отлично видел, куда все идет.

– 22 августа 1944 года – этот день станет очередным черным днем для УПА, – торжественно изрек Дантист.

Зондеркоманда успела покинуть опасные места в последний момент перед тем, как захлопнулся капкан. В горах ее ждали укромные убежища. Дантист оставил погибать тех, кому погибнуть было суждено.