Палачи и герои

Отлично отработала противотанковая пушка!.. Она грохнула еще раз…

Иван до хрипоты орал, отдавая команды. Немцы поняли, откуда бьют, и двинули цепочкой, перебежками к лесу, под прикрытием пулеметов. Но тут по фашистам врезали с другой стороны дороги.

Артиллеристы под шумок перетащили на руках пушку на запасную позицию. И подбили БТР, повредили башню еще одному танку.

Легкий танк Т-2 рванул на всех парах вперед, и артиллеристы достать его уже не могли. Тогда из укрытия вынырнул пехотинец, швырнул связку противотанковых гранат. Был срезан очередью, но танк застыл с исковерканной гусеницей.

Бой зажил по своим законам. Низко стлался дым от разбитой техники. Стоял грохот взрывов и очередей. Валились раненые и убитые. Горела сухая трава. Прицельным пушечным огнем немцы смели расчет противотанковой пушки – жалко ребят, героически сражались! Задымил еще один БТР.

Немцев было много. Очень много для небольшого красноармейского отряда с замолкшей пушкой. Но отступать было нельзя. Приказ – держать разъезд до вечера.

Немецкая колонна встала, не пытаясь больше прорваться вперед. И вдруг начала пятиться. Танки разворачивались, водя из стороны в сторону пушками.

– Вот те, бабушка, и дедушкина клюка! – воскликнул сержант Богатырев. – Они уходят!

Немцы и правда ушли. Отступили. Надолго? Вряд ли. Вернутся с авиацией, артподготовкой.

Солнце закатилось. Иван посмотрел на часы.

– Сегодня можем их не ждать, – со знанием дела заявил Богатырев. – Немец по ночам не воюет.

Перекличка. Откликнулось около половины личного состава. Значит, вторая половина полегла. Но боевая задача выполнена.

– Собираем трофеи. Оружие, боеприпасы – кто сколько унесет, – отдавал распоряжения Иван. – Подбираем всех раненых. И выдвигаемся в сторону наших войск – медлить нельзя. Иначе попадем в кольцо… А где Сасько?

Сасько в строю не обнаружился. Не нашли его и в окопах – ни живым, ни мертвым. Зато в окопе лежал труп сержанта Богданова, которого поставили присматривать за днепропетровским парнем, – застрелен он был в спину.

– Сасько убег, – с обидой воскликнул сержант Богатырев. – Богданова, такого парня, убил и убег, вражина!

Иван проклинал себя за то, что сразу не пристрелил негодяя. И поклялся себе никогда больше не жалеть предателей, не верить их словам. Ведь мерзавцы умеют так хорошо говорить лживые слова, оправдываться и пускать горючие слезы…





Глава 13




Дантист ожидал, что за Львов разгорится ожесточенная схватка и часть батальона «Нахтигаль» поляжет еще на подступах. Но, пережив массированную артподготовку, избегая окружения, Красная армия ушла, фактически сдав без боя ключевой город Западной Украины.

И вот Дантист в строю бравых солдат Украинского легиона, четко печатая сапогами шаг, ступил на вековую брусчатку священного города. Он с болью видел следы недавних бомбардировок – разрушены прекрасные старые дома, выбиты стекла. Валялись на асфальте содранные портреты Ленина и Сталина, которые горожане самозабвенно топтали ногами. Местами висели обрывки большевистских плакатов. Вывески советских учреждений еще содрать не успели.

На улицах царил праздник. Девчушка в народном украинском наряде с венком на голове вручила идущему во главе колонны Дантисту огромный букет полевых цветов. Из толпы полетели еще букеты.

Львов захвачен. Начался отсчет нового времени для Западной Украины.

Батальон «Нахтигаль» первым делом взял под контроль здания ратуши, собор Святого Юра. Шухевич тут же установил связь с подпольными активистами ОУН, которых во Львове насчитывалось больше тысячи, и донес до них, что настала пора устанавливать свои порядки и формировать украинские органы власти. Свободных от службы воинов батальона развели в заранее присмотренные казармы в двух точках, фактически взяв Львов в клещи.

На следующий день, 30 июня, Дантист в качестве участника национального собрания развалился в мягком кресле в зале здания общества «Просвита» на Рыночной площади. Там под бурные аплодисменты и радостные крики было зачитано письмо находящегося сейчас в Кракове Бандеры о провозглашении самостийного Украинского государства и создании национальной армии. Во Львове начинал работу Национальный совет, к которому переходила вся полнота власти на освобожденной от коммунистов территории.

Дантист не знал, радоваться ему или плакать. Вроде бы самостийная Украина была его целью и мечтой. Но он понимал, что без немцев она ничто. А этот демарш? Хорошо, если он согласован с Германией. А если нет? Что это, как не самоубийство?

Вечером он держал свечку вместе с лидерами ОУН в кафедральном соборе. Духовный глава и активный сторонник независимости Украины митрополит униатской западноукраинской церкви Шептицкий служил молебен в честь освобождения Львова от «дьявольской власти Советской России» и создания свободного государства.

В городе из активистов ОУН и им сочувствующих активно создавались органы местного самоуправления и подразделения национальной милиции. Все улицы заполонили граждане в костюмах, сапогах, с винтовками за плечами и белыми или желто-синими повязками на рукавах. Была раскрепощена творческая энергия масс, выплеснувшаяся в многочисленных собраниях и митингах во славу Единой Украины с последующим кровавым праздником.

Странная эйфория, развеселое состояние, когда море по колено и хочется сотворить такое, чтобы небеса вздрогнули, овладела массами украинцев. Их было в городе пятнадцать процентов, но они знали, что пришла их власть. Пришло время сводить счеты.

Прозвучали на очередном уличном сборище роковые слова:

– НКВД перед уходом задержанных украинцев расстрелял! Жидобольшевики виноваты! А их пособники жиды ходят и улыбаются! Бей!!!

Начались погромы. Соседи сдавали евреев. Ни в чем не повинных людей побивали камнями. Женщин раздевали догола и таскали за волосы по брусчатке. Над несчастными глумились, заставляя на коленях мыть тротуары. Стариков забивали ногами насмерть. Многовековая злоба выплескивалась на поляках и евреях. Трупами были завалены улицы. Сотни горожан отвели на территорию тюрьмы и там расстреляли. Все эти бесчинства тщательно фиксировали на пленку немецкие фотографы.

За первые дни оккупации во Львове были убиты тысячи горожан. Командование «Нахтигаля» старалось держать своих бойцов в казармах. Активисты же ОУН работали вовсю – подталкивали народ к бесчинствам.

Гитлеровцы этому народному гулянью не мешали. Их патруль обычно спокойно проходил мимо толпы, забивающей насмерть очередных евреев.

Первого июля появились листовки от имени коменданта города, извещавшие жителей, что за любые попытки нападения на немецких солдат и офицеров будут расстреляны представители гражданского населения Львова. Запрещались собрания и демонстрации, выезд из города и въезд в него без специального разрешения. Предписывалось сдать радиоприемники, разоружиться. Также был установлен комендантский час с 22 до 8, а для евреев с 20 часов.

Второго июля под предлогом обеспечения батальона провизией Дантиста вызвали в комендатуру. Там его ждал куратор.


– Вот теперь начинается настоящая работа, – сообщил майор Кляйн. – Сейчас ваш народ немножко выпустит пар, перебив сгоряча пару тысяч евреев, что вполне укладывается в нашу политику. А потом будет наведен истинный порядок.

– А что с провозглашением независимости? – напряженно спросил Дантист.

– Герр Бандера немножко погорячился. Сейчас решается, что делать с его инициативой. Но вас должно волновать другое. Списки, пан Станислав. Списки… Те, что вы представили, куцые. Обратите больше внимания на интеллигенцию. И не спите на ходу. Нам предстоит тяжелая работа. Но именно сейчас мы закладываем фундамент векового благоденствия и порядка.

Представители местного ОУН обещали в ближайшие дни серьезно пополнить списки неблагонадежных. А еще Дантист получил весточку от студентов-оуновцев Краковского университета, раньше обучавшихся во Львове и бежавших при приближении Советской армии в 1939 году. Они дали исчерпывающие характеристики на преподавателей местных высших учебных заведений – там были евреи, польские националисты, те, кто принял власть большевиков и агитировал за нее, противники Германии.

На следующий день в том же кабинете Кляйн листал новые списки, удовлетворенно цокая языком. Потом отодвинул их и сообщил:

– Да, работы прибавилось. Но это святое очищение. С сегодняшнего дня начинаем специальные мероприятия. В город прибыла айнзатцкоманда «Ц», задача которой избавить Львов от функционеров партийных, советских и государственных органов, коммунистов, евреев. Ваши люди обязаны оказать ей помощь. Это не обсуждается. Выберите самых верных и наименее брезгливых. Сто человек будет достаточно. Ваше командование в курсе. А сейчас нанесем визит вежливости и обсудим детали.

Руководитель команды «Ц» бригаденфюрер СС Отто Раш встретил их в просторном кабинете с тяжелой мебелью в бывшем здании НКВД на улице Пелчинской. Высокий, короткостриженый, он был похож на глубоководную рыбу совершенно равнодушным холодным взором, который не встретишь у теплокровных.

– У меня две зондеркоманды из нескольких сотен доблестных воинов СС. И команды полевой жандармерии, – процедил он сквозь зубы. – Но это ваш город, и неправильно, если вы не будете принимать участие в установлении здесь порядка. Вы согласны?

– Согласен, – кивнул Дантист, у которого от холодного взгляда собеседника пробежали мурашки по коже. И так ясно, что от мероприятий не отвертеться.

– Начнем с их профессуры. От этих болтунов и умников вреда порой куда больше, чем от партизан с гранатами.

Во Львове «народные погромы» продолжались в дневное время суток. А ночью работали зондеркоманды. Список Дантиста отрабатывался по пунктам, с немецким педантизмом.

Первый удар был нанесен по интеллигенции. За ночь было арестовано более сорока университетских преподавателей вместе с семьями и прислугой. Дантист со своими людьми врывался в дома, следом заходили гитлеровцы, которые всю грязную работу сбрасывали на националистов. Впрочем, сами не стеснялись мародерничать. Профессура относилась к верхушке общества, и немало красивых вещей и золотишка перекочевало в немецкие карманы. Но и люди Дантиста не обижались – их карманы тоже не оставались пустыми. С немцами в этом вопросе установилось полное взаимопонимание.

Преподавателей вывезли в грузовиках на Вулецкие холмы близ города. Немцы, видимо, не до конца доверяя украинским союзникам, первую партию прикончили сами. Жертвам на месте казни вручались лопаты, и несчастные сами копали себе могилы, зная, что каждый ком земли приближает их последнюю секунду. Никто не сопротивлялся, очень редко кто-то бился в истерике, умоляя о пощаде. Люди шли на смерть как под гипнозом.

Потом пришла пора евреев, неблагонадежных элементов. Дантист, смотря на копающих себе могилы людей, думал – а что он сам будет делать, если его также поведут на казнь? Найдет в себе силу духа броситься на палачей и попытаться завладеть оружием? Или так же снуло встанет на колени, а потом рухнет в могилу, которую сам себе вырыл? Ответа у него не было.

Команда «Нахтигаля» вместе с эсэсовцами успешно работала из ночи в ночь. Обыски, задержания. Некоторых врагов доставляли в здание Воспитательного дома имени Абрагамовича, так называемой бурсы Абрагамовичей. Там избивали, выбивая непонятно зачем нужные признания. Многих «нахтигали» расстреливали в освещаемом прожекторами внутреннем квадратном дворике, похожем на плац. Для этого с немецких складов палачам выдали мелкокалиберное оружие, чтобы было меньше шума. Других несчастных выкидывали со второго, достаточно высокого, этажа прямо на асфальт. Кто не убился насмерть – того достреливали.

Дантист воспринимал все это без особых эмоций. Учился смотреть на мир, как немцы, – есть необходимая работа, ее нужно делать. Но некоторые его помощники зверели, распалялись. У одного появилась пена на губах, когда он добивал истерзанную женщину.

Увлекшись работой, Дантист немного отошел от политических дрязг. И тут как гром среди ясного неба – в Кракове СД арестовала Бандеру. А 11 июля были арестованы остальные члены национального правительства.

Оправдывались худшие опасения Дантиста. Получается, лидер ОУН (Б), человек эмоциональный, авантюрного склада, решил провернуть дело на свой страх и риск – авось прокатит, и немцы смирятся с образованием нового государства.

– Волнуетесь о вашем вожде, пан Станислав? – насмешливо спросил куратор на очередной встрече.

– Больше недоумеваю.

– Ничего. В следующий раз будет умнее, покладистее. И честнее.

– Что вы имеете в виду?

– Его трюк с провозглашением самостийной Украины доставил нам несколько неприятных минут, но не более. Здесь рейхскомиссариат «Украина» – и точка. Но вкрались еще некоторые моменты. Вы в курсе, что ваши соратники за последние дни убили несколько высокопоставленных членов так называемого крыла мельниковцев? Сам Мельник благоразумно отказался принять участие в провозглашении самостоятельного государства и был объявлен вами его врагом. Мы неоднократно предупреждали Бандеру, чтобы он сдерживал свои кровожадные устремления. Нам не нужно кровопролитие в рядах союзников. Раньше адмирал Канарис в таких ситуациях защищал его. Но одно обстоятельство переполнило сосуд и его терпения.

– Какое? – с напряжением спросил Дантист – ситуация складывалась очень дрянная.

– Нечистоплотность герра Бандеры в денежных вопросах.

– Что вы имеете в виду?

– В прошлом году мы передали ему значительную сумму для финансирования подполья в Советском Союзе. Он не нашел ничего лучшего, как присвоить ее и перевести в швейцарский банк. На его счастье, мы вовремя изъяли деньги. Иначе разговор бы был жестче… Кстати, Мельник провернул то же самое, но вовремя опомнился, поэтому на свободе. Вообще он более управляемый, нам с ним легче. А ваш вождь порой непредсказуем. Так что пускай подумает в одиночестве.

– А вы не боитесь, что выйдут из повиновения те, кто верит ему? Не боитесь нападений на оккупационные власти?

– Да сколько угодно, – махнул перчаткой куратор. – Небольшая доля хаоса нам не повредит. Главное, чтобы в итоге националисты делали только то, что нужно нам. И за это отвечаете вы, пан Станислав.

Подождав, пока Дантист осознает смысл сказанного, Кляйн вбил гвоздь по шляпку:

– Своей жизнью отвечаете…





Глава 14




Иван познал и отчаяние. И дикую усталость. И страх перед новым днем. Одно он не познал – желания поднять руки и сдаться. Он жил уверенностью, что выведет своих людей из окружения или погибнет. Иного не дано.

Верста за верстой шел отряд буреломами и болотами. Становились холодными ночи. Слышались отдаленный рык немецкой техники и канонада. Вспыхивали скоротечные схватки, в которых отряд терял людей, но неумолимо двигался вперед. К своим. Нащупывая ценой жизней бреши в окружении.