Память

– Да, сир. По правде говоря, Синдикат Фрахтовщиков Комарры, на который я работаю, очень озабочен результатами доклада Совету Министров. Мы просили о снижении налогов на реинвестируемую прибыль.

Майлз мысленно зааплодировал ее нахальству. Обрабатывать самого императора на глазах изумленной публики. Да, на такое не всякий способен. «Давай, дерзай! Почему бы и нет, в конце концов?»

– Да, министр Ракоши говорил мне об этом, – едва заметно улыбнулся Грегор. – Однако, боюсь, это встретит сильное сопротивление в Совете графов, наиболее консервативные члены которого полагают, что наши весьма ощутимые военные затраты по защите п-в-туннелей должны быть… гм… пропорционально поделены с теми, кто находится на передовых позициях.

– Но рост капитала позволяет получить больше налогов в следующем круге. Взимать их слишком рано – это все равно что… съесть зерна, отложенные для посева.

Брови Грегора поползли вверх.

– Весьма интересная метафора, доктор Тоскане. Я передам ее министру Ракоши. Возможно, это произведет большее впечатление на некоторых графов из глубинки, чем сложные рассуждения о прыжковых технологиях, которыми он их потчует.

Лаиса улыбнулась. И Грегор улыбнулся. А Галени помрачнел. Лаиса перевела беседу в более легкое русло, то есть на эскобарскую политику по развитию прыжковых технологий – тему гораздо менее опасную, чем барраяро-комаррские проблемы налогообложения.

В бальном зале, куда после ужина перешли гости, играл, как всегда, Императорский оркестр – безусловно, наименее воинственный, хоть и самый талантливый из всех военных оркестров Барраяра. Пожилой полковник-дирижер был вот уже много лет бессменной принадлежностью Императорского дворца. Грегор открыл бал, проведя по кругу леди Форпатрил, затем, в полном соответствии с этикетом, протанцевал с каждой дамой в порядке значимости, начав с посла Эскобара. Майлз затребовал обещанные два танца от высокой светловолосой и прекрасной Делии Куделки. Покончив с этим, он занял излюбленную позицию капитана Иллиана, то есть подпер стену и принялся наблюдать за остальными. Капитан Галени танцевал если и не легко, то старательно. Поскольку по окончании двадцатилетнего срока службы он намеревался заняться политикой, то со свойственной ему методичностью овладевал всеми необходимыми для этого навыками.

К Лаисе подошел один из оруженосцев Грегора, и когда Майлз через некоторое время поискал ее глазами, он обнаружил ее возле императора. Интересно, станет ли она еще лить воду на мельницу барраяро-комаррских торговых отношений? Такая замечательная возможность редко подворачивается, и вряд ли Лаиса ее упустит. Синдикату Фрахтовщиков Комарры следует вознаградить ее за сегодняшнюю ночную работу. В этот момент Грегор Угрюмый рассмеялся над чем-то, сказанным Лаисой.

Вскоре она вернулась к Галени, на минутку остановившись возле Майлза.

– Он гораздо умнее, чем я думала, – восторженно выдохнула она. – Он слушает… очень внимательно. Такое чувство, что он внемлет всему, что говоришь. Это действительно так или всего лишь игра?

– Не игра, – ответил Майлз. – Он усваивает все, что узнает. Но Грегору приходится очень тщательно следить за своими словами, учитывая, что любое сказанное им слово может стать законом. Он был бы застенчивым, если бы мог, но ему это не дозволено.

– Не дозволено? – изогнула бровь Лаиса. – Как это странно звучит…

Еще трижды за вечер ей представилась возможность проверить интеллектуальные возможности Грегора во время танца. Похоже, Грегор опроверг утверждение Майлза по поводу своей застенчивости: императору дважды удалось рассмешить Лаису.

Вечер уже практически закончился, когда Майлзу наконец удалось перекинутся с Грегором парой слов наедине. Но, к сожалению, первое, что сказал Грегор, было:

– Я слышал, тебе удалось доставить Нам Нашего курьера почти что в целости. Несколько хуже твоих обычных результатов, не так ли?

– А, значит, Форберг уже дома.

– Так мне сообщили. Что там в точности произошло?

– Э-э-э… очень неприятный инцидент с автоматическим плазмотроном. Я расскажу тебе об этом, но… не здесь.

– Жду с нетерпением.

Что автоматически помещает Грегора в список тех, кого следует избегать. Дьявольщина.

– Где ты отыскал эту удивительную комаррианку? – как бы вскользь бросил Грегор, глядя куда-то в пространство.

– Доктора Тоскане? Впечатляет, верно? Мне понравилась ее смелость, как и ее ум. О чем это вы с ней тут толковали?

– О Комарре главным образом… Нет ли у тебя ее… хм… адреса Синдиката Фрахтовщиков? Впрочем, не важно, Саймон мне его предоставит. И безусловно, вместе с полным докладом СБ, хочу я того или нет.

– Имперская безопасность существует для того, чтобы служить Вам, сир, – поклонился Майлз.

– Не забывайся, – буркнул Грегор.

Майлз ухмыльнулся.



Вернувшись в особняк Форкосиганов, Майлз пригласил комаррцев выпить по рюмочке, не подумав о возможных проблемах с приемом гостей. Галени начал было вежливо отнекиваться, бормоча что-то о завтрашней работе, но Лаиса тут же воскликнула:

– О да, спасибо, с удовольствием! Мне очень хочется посмотреть ваш дом, лорд Форкосиган. С ним связано так много исторических событий!

Галени немедленно проглотил все свои возражения и, чуть улыбаясь, последовал за ней.

Все помещения на первом этаже казались слишком темными, огромными и неуютными для троих человек, поэтому Майлз повел гостей наверх, в более уютную гостиную, где быстро пробежался по комнате, сдергивая покрывала с мебели. Несколько приглушив свет, он помчался вниз в поисках трех бокалов и более или менее приемлемой бутылки вина.

Вернувшись в гостиную, он обнаружил, что Галени не поспешил воспользоваться ситуацией. Следовало бы снять покрывало лишь с маленькой софы, вынудив парочку сесть рядом, а не в разных углах комнаты. Старомодный Галени вроде бы не понимал, что его дама отнюдь не возражает против какой-нибудь романтической глупости. Майлз почему-то вдруг вспомнил Тауру, которая благодаря своему росту, роду деятельности и званию была слишком заметной личностью, чтобы стать объектом насмешек. Лаиса, конечно, не была такой уж высокой, но слишком уж она яркая, слишком зацикленная на своих общественных и светских обязанностях. Она никогда не попросит прямо. Галени заставляет ее улыбаться, но Майлз ни разу не видел, чтобы ему удалось вызвать у нее смех. Его обеспокоило полное отсутствие даже намека на флирт между этими двумя. Нужно обладать изрядным чувством юмора, чтобы заниматься любовью и сохранять при этом рассудок.

Но в данный момент Майлз не чувствовал себя в форме, чтобы давать Галени советы, как крутить роман. Он снова вспомнил слова Тауры: «Ты пытаешься дать другим то, что хочешь для себя». Черт! Галени – взрослый, пусть набивает себе шишки сам.

Втянуть Лаису в разговор о ее работе оказалось делом несложным, хотя беседа и получилась несколько односторонней, поскольку ни Майлз, ни Галени не могли, естественно, ничего рассказывать о своих сверхсекретных делах. Разговор превратился в этакий небольшой экскурс в историю барраяро-комаррских отношений. Тоскане после завоевания были весьма крупными торговцами, хоть и не самыми крупными, как сегодня.

– Но их нельзя назвать коллаборационистами, – заметил Майлз, когда дошло до этой темы. – Полагаю, что скорее этот термин применим к тем, кто сотрудничал с Барраяром до завоевания. И уж конечно, нельзя обвинить Тоскане в отсутствии патриотизма за то, что они отказались поддержать тактику выжженной земли, я имею в виду позицию комаррского подполья. Барраярское завоевание не было таким уж выгодным для Комарры, но по крайней мере комаррские торговцы сумели справиться с потерями. Теперь, поколение спустя, успехи возрожденной олигархии во главе с Тоскане доказали правильность занятой ими когда-то позиции.

В отличие от Галени, отец которого, Сер Гален, потратил всю жизнь на бесполезное мщение, позиция, занятая тогда семьей Тоскане, позволила Лаисе жить спокойно. Сер Гален был темой, которой Майлз с Галени старательно избегали. Интересно, что рассказал Лаисе Галени о своем покойном сумасшедшем отце?


Уже ближе к рассвету, когда они раздавили еще бутылку лучшего вина, Майлз собрался с духом и отпустил своих зевающих гостей по домам. Стоя у дверей, он проводил взглядом машину капитана, свернувшую по дороге к воротам, миновавшую одинокого охранника и исчезнувшую во тьме. Галени, как и Майлз, последние десять лет занимался исключительно своей карьерой, и накладываемые ею ограничения, возможно, убили в нем остатки романтики. Оставалось лишь надеяться, что, когда придет время, Дув не превратит предложение руки и сердца в нечто вроде делового соглашения. Правда, Майлз сильно опасался, что только так капитан и умеет. Дуву не хватает порывистости. Вот почему ему так подходит канцелярская работа.

«Эта долго возле тебя не задержится, Галени. Кто-нибудь более нахальный уведет ее у тебя и больше не отдаст никому».

Как потенциальная сваха Майлз не думал, что сегодняшний вечер сильно увеличил шансы Галени. Расстроенный, Майлз вошел в дом. Дверь закрылась за ним сама.





* * *


Медленно раздевшись, он сел на кровать и уставился на комм-пульт таким же злым настойчивым взглядом, каким Царапка глядела на людей, несших еду. Комм молчал. «Да засветись ты, черт бы тебя побрал!» При нормальном ходе событий Иллиан должен его вызвать именно сейчас, когда он устал, слегка пьян и совершенно не готов к докладу. «Ну же, Иллиан! Я хочу получить свое задание!» Казалось, что с каждым часом напряжение все растет. С каждым часом терялся час. Если до вызова Иллиана пройдет столько времени, сколько требуется, чтобы слетать на Эскобар и обратно, то он начнет грызть ковер и без всякого припадка.

Майлз поразмышлял, не выпить ли ему еще бутылку, чтобы путем опосредованной магии заставить Иллиана вызвать его. Но тошнота и рвота, как правило, замедляют течение времени, а не ускоряют. Мало привлекательная перспектива. «Может, Иллиан забыл обо мне?»

Жалкая шутка. Иллиан никогда ничего не забывает. Не может. Когда-то давно, когда он еще был лейтенантом СБ, тогдашний император Эзар отправил его на далекую Иллирику, чтобы ему в мозг вживили экспериментальный чип эйдетической памяти. Старому Эзару до смерти хотелось иметь ходячий записывающий аппарат, отвечающий только ему одному. Технология не нашла широкого применения по той простой причине, что в девяноста случаях из ста приводила носителей чипа к шизофрении. Безжалостный Эзар был готов рискнуть на 90 процентов ради возможных 10 процентов удачи. Точнее, желал получить молодого офицера, готового рискнуть для него. За свою долгую жизнь Эзар, добиваясь политических целей, пожертвовал тысячами офицеров, подобных Иллиану.

Но вскоре после операции Эзар умер, оставив Иллиана кружится, как бродячий астероид, на орбите вокруг адмирала Эйрела Форкосигана, который стал одной из самых ярких звезд на политическом небосклоне столетия. Так или иначе, Иллиан целых тридцать лет обеспечивал работу СБ для отца Майлза.

Интересно, на что это похоже – помнить все события за последние тридцать пять лет, причем так ярко и подробно, будто все произошло буквально только что? Когда прошлое не покрывается смягчающей дымкой прошедших лет? Помнить каждую свою ошибку, в цвете и звуке – это похоже на вечное проклятие. Неудивительно, что носители чипа сходили с ума. Хотя, возможно, помнить об ошибках других не так болезненно. Рядом с Иллианом быстро обучаешься держать язык за зубами. Он может напомнить тебе о каждой идиотской, глупой и непродуманной вещи, которую ты либо произнес, либо совершил.

В общем, Майлз полагал, что сам он ни за что не захотел бы иметь такую штуковину в голове, даже если бы медицина позволяла. И так уже близок к шизофрении безо всяких технологических штучек, благодарю покорно.

А вот Галени, кажется, как раз тот лишенный воображения тип, который вполне сгодится для такого рода имплантации. Но Майлз имел все основания подозревать, что в Галени скрываются глубинные течения, так же надежно скрытые от глаз, как террористическое прошлое его отца, Сера Галена. Нет. Галени тоже не самая подходящая кандидатура. Дув сойдет с ума настолько тихо и незаметно, что успеет натворить кучу неприятностей, прежде чем кто-нибудь сообразит, в чем дело.

Майлз посмотрел на комм-пульт, страстно желая, чтобы он засветился. «Вызови. Вызови. Вызови. Дай мне это чертово задание. Вытащи меня отсюда». Комм издевательски молчал. Наконец Майлз, сдавшись, встал и поплелся за следующей бутылкой.





Глава 6




И только вечером, ровно через двое суток, персональный комм в спальне Майлза вновь подал признаки жизни. Майлз, просидевший напротив него весь день напролет, чуть не свалился со стула. Она дал комму немного поморгать, пытаясь справиться с дыханием и унять сердцебиение. «Правильно. Так и должно быть. Спокойно, собранно и хладнокровно, парень. Не позволяй секретарю Иллиана увидеть твое волнение».

Но к его разочарованию, физиономия, появившаяся на экране, принадлежала кузену Айвену. Айвен явно только что вернулся домой со службы из Генштаба и еще не снял зеленой формы… с синими, а не красными треугольниками в петлицах. «Капитанские знаки различия? Айвен – капитан?»

– Здорово, братец! – жизнерадостно поприветствовал его Айвен. – Как прошел день?

– Медленно, – умудрился изобразить улыбку Майлз, стараясь проглотить появившуюся во рту горечь.

Улыбка Айвена стала еще шире. Он провел ладонью по волосам, красуясь.

– Ничего не замечаешь?

«Ты отлично знаешь, что я сразу заметил».

– У тебя новый парикмахер? – прикинулся простачком Майлз.

– Ха! – Айвен многозначительно постучал ногтем по нашивке.

– Знаешь, Айвен, незаконное ношение знаков различия является преступлением. Конечно, тебя еще не застукали… – «Айвен получил капитана раньше меня?!»

– Ха! – несколько менее радостно повторил Айвен. – Все совершенно официально, начиная с сегодняшнего дня. Новый оклад мне положен с утренней зори. Я знал, что звание на подходе, но не торопился об этом трезвонить. Подумал, пусть будет для тебя сюрприз.

– Как получилось, что они повысили тебя раньше меня? С кем ты, черт бы тебя побрал, умудрился переспать? – невольно сорвалось у Майлза. Он вовсе не хотел, чтобы в его тоне звучало столько желчи.

Айвен, хмыкнув, пожал плечами.

– Я справляюсь со своими обязанностями. И к тому же делаю это, не выписывая изящные кренделя вокруг устава. Кроме того, ты провел бог весть сколько времени в отпуске по болезни. Прикинь-ка все это. И тогда получится, что у меня, пожалуй, преимущества в выслуге измеряются годами.

Кровь и плоть. Каждое мгновение этого нежеланного отпуска было оплачено кровью, плотью и нескончаемой болью, принесенными практически добровольно в жертву на службе императору. «Кровью и плотью, а они повысили Айвена. Раньше меня…» Майлзом овладело что-то весьма смахивающее на тотальное бешенство, от которого сдавило грудь и слова застряли в глотке.

Айвен, увидев выражение его лица, скис. Да, конечно, Айвен ожидал, что его поздравят в какой-нибудь свойской манере, ждал, что Майлз разделит с ним радость, потому что радоваться одному – грустное занятие. Майлз отчаянно старался совладать со своим лицом, словами и мыслями.

– Поздравляю, братец. – Ну вот, теперь в его голосе вновь звучала обычная легкая ирония. – Ну, и что же теперь, когда твой чин и оклад достигли таких высот, чем ты объяснишь своей мамочке, почему не женишься на какой-нибудь милой фор-барышне?

– Пусть сначала меня заловят! – ухмыльнулся Айвен, снова просветлев. – Я быстро бегаю.

– М-м-м. Лучше особо не затягивать. Кажется, Тати Форвента отчаялась и недавно вышла замуж? Впрочем, еще остается Виолетта Форсуассон, если не ошибаюсь.