Перебежчик

– Да! – Немец радостно закивал. – А то плохо.

Они прошли на кухню. Алевтина сдвинула половик, потянула за кольцо в углублении дощатого пола и открыла вход в погреб. Она повернулась к нему спиной, нащупала ногой первую ступеньку лестницы, потом вторую и стала осторожно спускаться.

За ней двигался Ральф. Он услышал шаги где-то у входа в квартиру, поспешно и неслышно закрыл крышку. Ефрейтор не знал, куда можно ступить, поэтому так и остался стоять в кромешной тьме.

– Сюда, – услышал он шепот Алевтины.

Девушка схватила его за руку и несильно потянула к себе. Ральф стал спускаться, сделал шаг, другой, третий.

Тут над самой головой раздался рваный шаг кованых сапог. Кажется, немцев было двое. Забренчала посуда, что-то упало на пол и покатилось. Потом шаги затихли.

Через несколько мгновений вдруг рывком отворилась крышка погреба.

В подвал сперва влетел сноп света, а затем и голос:

– Эй, русский, выходи!

Алевтина и Ральф перестали дышать, вжались спинами в стену пустой ниши, где в лучшие времена горкой стояли солености и маринады.

Потом тот человек, который открыл крышку погреба, включил электрический фонарик. Кругляк яркого желтого света стал ощупывать пол и стены. В нишу заглянуть у него не получилось.

– Да нет там никого, – услышал Ральф голос второго немца. – Пошли, Фридрих. Русские уже наступают нам на пятки. Или ты вдруг захотел попасть в плен к Сталину?

Луч света пропал. Немец захлопнул крышку погреба, послышались удаляющиеся шаги, и все стихло. Кроме канонады, которая слышалась все ближе. Потом умолкла и она.

Они просидели в темноте еще два часа, не решаясь ни двигаться, ни говорить даже шепотом. Потом Алевтина медленно и тихо поднялась по ступеням, осторожно приподняла крышку погреба и посмотрела в образовавшуюся щель.

Никого.

Она поднялась еще выше, открыла крышку полностью, вылезла наружу и посмотрела в кухонное окно. Ничего необычного девушка там не заприметила.

Алевтина вышла из дома и прошагала через двор на улицу. По ней беспрерывным потоком шли красноармейцы, грязные, пыльные и усталые. Один из них заметил девушку, улыбнулся и подмигнул. Алевтина попыталась ответить ему тем же. Нет, не получилось.

Недалеко, через два дома, солдаты закладывали всяким хламом пробоину от снаряда в стене кирпичного одноэтажного дома. Третий прилаживал над входом фанерную табличку с надписью: «Комендант г. Сумы».

Рядом стоял худощавый майор с седыми висками и дымящейся папиросой во рту.

– Левее. Теперь правый угол ниже. Еще ниже, – командовал он. – Ага, вот так хорошо, пойдет.

Алевтина вздохнула и пошла обратно. Она вернулась в квартиру, кое-как приладила на место крючок, сорванный немцами, закрыла на него входную дверь и прошла на кухню.

Ральф Херманн сидел на табурете. Он был уныл и очень мрачен. Кухонное окно было плотно задернуто занавеской.

Ефрейтор приподнял голову и посмотрел на Алевтину. Девичье сердце неожиданно резанула щемящая боль. Ральф взирал на нее с надеждой. Точно так смотрят на своих родителей дети, уверенные в том, что те разрешат все их проблемы, защитят и укроют от беды.

Сейчас Алевтина особенно отчетливо поняла, что Ральф для нее был не чужим человеком.

«Что же это получается! – забилась мысль в голове Алевтины. – Кто же мог предвидеть такое? Ведь надо что-то делать. С пленным фрицем красноармейцы церемониться не станут. В лучшем случае Ральф попадет в концлагерь. А в худшем!..»

Но как его спасти, Алевтина пока не представляла. На нее навалился такой груз, который запросто мог придавить их обоих.

Девушка села против Ральфа, какое-то время смотрела ему в глаза, после чего тихо спросила:

– Почему же ты не ушел со своими?

За то время, пока они были вместе, Ральф научился немного говорить по-русски, понимал уже гораздо больше. Но сейчас он догадался бы о смысле этих слов по ее тоскливым глазам. Парень понимал, что ей было несладко. Ему следовало утешить любимую, но как это сделать, Ральф не представлял.

– Я хотеть остаться. Не хотеть война. Война – это плохо.

– Тогда ты попадешь в плен к нашим, – сказала Алевтина.

Он пожал плечами. Мол, пусть так и будет.

– Я постараюсь тебе помочь, – твердо проговорила девушка, хотя пока не придумала, как она это сделает.



Город лежал в развалинах. Всюду, куда ни кинь взгляд, воронки от снарядов, сожженные дома, разбитая техника. Под ногами, хрустя, перекатывались гильзы, валялось всякое оружие, большей частью поломанное. Особенно много разрушений было у реки, где шли на прорыв части Красной армии.

Немцы сожгли все мосты через Псел. Полицаи, оставленные прикрывать отступление, подпалили центр города, отчего многие деревянные дома напрочь выгорели.

Дороги перекрывали деревья, поваленные взрывами. Машины, управляемые бывалыми, все повидавшими шоферами, лавировали между покореженными стволами и остовами сгоревшей техники.

Два десятка шагов до здания комендатуры по искореженной булыжной мостовой дались Алевтине Симонюк непросто.


Нелегко было попасть и к коменданту города. К нему стояла длиннющая очередь, состоявшая из местных жителей и военнослужащих.

Когда Алевтина наконец-то вошла в небольшую комнату, в которой витали клубы табачного дыма, она стушевалась и не знала, как начать разговор. И вообще, что уместно говорить в таком случае? Алевтина так и стояла посреди комнаты, хлопая глазами и теребя в пальцах кончик клетчатой косынки.

– Что у вас? – нетерпеливо спросил комендант, так и не дождавшись, когда же девушка начнет говорить.

– У меня немец…

Худощавый майор с седыми висками поднял брови и пристально посмотрел на Алевтину.

– Что-что у вас? – повторил он вопрос, но уже с иной интонацией.

– Немец, – ответила Алевтина и покраснела. – У меня в квартире находится немец. Но он не такой, как другие, не фашист. – Девушка вконец разволновалась. – Он наш… ну, на нашей стороне. Ненавидит войну, Гитлера. Сам здесь остался, по доброй воле, когда его часть уходила из города.

– Немец, говорите? – Майор посмотрел на девушку так, как будто сразу догадался об их взаимоотношениях.

Худощавого майора с седыми висками звали Степаном Игнатьевичем. Назначение военным комендантом города было для него такой же неожиданностью, как если бы он был назначен художественным руководителем балетной труппы. Наверное, сказалось то обстоятельство, что до войны Степан Игнатьевич работал членом райисполкома. Поэтому сверху и был отдан такой приказ.

Степан Игнатьевич сделался начальником распорядительного органа под названием «комендатура». Он имел аж двух подчиненных: заместителя и секретаря.

На столе в его кабинете стоял телефонный аппарат. Он пока не работал, но связисты уже ковырялись за углом и обещали уладить эту проблему к концу дня. Помимо телефона на столе стояла пишущая машинка «Прогресс» с одной запасной лентой, вечно заедающей огромной кареткой и клавишами в металлических ободках. В ящике стола лежала круглая печать, на оттиске которой ни черта было не разобрать.

В подчинении майора состоял комендантский взвод. Его командир, молоденький лейтенант, который сидел в приемной и ожидал распоряжений. Худощавый майор с седыми висками пока не представлял, что делать с этим взводом. Возможно, он еще и пригодится.

С военными, которые приходили к нему, он как-то справлялся, поскольку их требования и просьбы были ему понятны. С гражданским населением дело обстояло сложнее. Но майор старался хоть как-то решить их проблемы. Он понимал, что откладывать их на потом не стоит. Сами по себе они не исчезнут, никуда не денутся.

Однако Степан Игнатьевич абсолютно не представлял себе, что ему делать с этой вот девушкой в косынке. Она, видите ли, заявила, что у нее дома находится немец, который сам, по собственной воле остался в городе. Он ненавидит Гитлера и не желает больше воевать.

Поэтому майор с седыми висками не торопился. Он дотянул папиросу, потушил ее в пепельнице, переполненной окурками, и решил для себя, что возня с добропорядочными фрицами находится вне его компетенции. На хрен ему это надо! Тут и без того проблем по самое не могу. А то и погуще.

Степан Игнатьевич перевел взор на девушку, густо покрасневшую и продолжавшую теребить кончик косынки, и изрек:

– Вот что я по такому случаю посоветую. Вам нужно к контрразведчикам обратиться. Это в их компетенции.

– А они где находятся? – спросила Алевтина.

Майор закурил новую папиросу и ответил:

– Наискосок от комендатуры, в наполовину каменном, наполовину деревянном доме расположился штаб полка. Ступайте туда и узнайте, где найти отдел контрразведки. Пойдете туда, куда вам укажут. Там все про немца своего и расскажете. Вам все понятно? – строго спросил Степан Игнатьевич и свел брови к переносице.

– Да, – ответила Алевтина.

– Тогда идите и позовите следующего.





Глава 8. Ефрейтор Ральф Херманн




За стеной справа и слева стучали топоры и молотки. По коридору сновали связисты, разматывали катушки с телефонным кабелем. Сколько придется стоять в Сумах, не знал никто. Пусть всего лишь пару дней, но штаб должен работать так, как ему и положено. Он является главным органом управления всем личным составом полка. Без связи с батальонами, ротами и другими подразделениями, соседями справа и слева ни управлять полком, ни планировать боевые действия не получится.

Кроме того, для успешной работы штаба был необходим хотя бы минимум бытовых условий. Помещение или палатка, столы, табуреты, места для отдыха.

Поэтому и стучали топоры и молотки в руках солдат, создающих эти самые бытовые условия. Они ставили двери, выпиливали рамы, сколачивали столы. Среди них были настоящие мастера. Но особых изысков и излишеств от них никто не требовал. Главное, чтобы сработано было крепко и в быту практично.



Только сотрудники контрразведки допили чай, как в дверь кабинета кто-то постучал. Младший лейтенант Ивашов немного удивился по этому поводу. Офицеры штаба пятьсот двадцатого стрелкового полка теперь считали его своим. Они заходили к нему без стука, по-свойски.

– Войдите! – громко произнес он.

В кабинет вошла миловидная девушка лет девятнадцати-двадцати в клетчатой косынке. Она встала в дверях, оглядывала комнату и не решалась пройти вперед.

– Да вы проходите, – сказал Ивашов, согнал Зозулю с места и предложил девушке присесть. – Как вас зовут? – осведомился он.

– Алевтина Симонюк, – ответила девушка.

– Очень приятно. Младший лейтенант Ивашов, – представился Егор и выжидающе уставился на посетительницу. – Вы к нам по какому вопросу?

– Это вы будете контрразведчики? – спросила Алевтина, посмотрела на Егора и перевела взгляд на сержанта Масленникова.