Персональный ангел

– Мы предлагаем сейчас провести в Калининграде кинофестиваль, на который приедет Никита Михалков со своим новым фильмом. Чуть позже мы объявим о стипендии Тимофея Кольцова в местных вузах. Причем предполагается не только стипендия для студентов, но и гранты для научных работников. О строительстве могильника для захоронения радиационных отходов с отработавших подводных лодок мы доложим дополнительно, когда проработаем вопрос окончательно. – Приходченко заглянул в свои бумаги.

– Его обязательно строить? – спросил Кольцов, не поднимая глаз от своего экземпляра рабочего графика.

– Можно только объявить, Тимофей Ильич. Собственно, можно вообще ничего не делать…

Кольцов поднял голову, и Приходченко как будто споткнулся о его взгляд.

– В том смысле, что достаточно просто хорошо освещать. Тем более что самое главное обещание вы уже сдержали…

Кольцов взгляд не отводил, и Приходченко глаз не опустил.

“Неужели знает?” – мелькнуло в голове у Олега, и сразу стало муторно, как будто заболел желудок.

День оказался тяжелый. Олег еле-еле уехал из дома – с женой и тещей в последнее время не было вообще никакого сладу. Кирюха вопил и не хотел его отпускать – цеплялся за ноги, плакал, разбил чашку, и Олег влепил ему подзатыльник. При воспоминании об этом подзатыльнике ему становилось так плохо, гораздо хуже, чем под взглядом Тимофея Кольцова.

Надвигалось лето, нужно думать, куда отправить Кирюху. Однако при одном только упоминании бойскаутского лагеря в Штатах Кирюха начинал рыдать и кататься по полу. Его не устраивало ничего, что находилось дальше тридцати километров от отца. В Москве Олег оставить его не мог – в доме в последнее время шли постоянные приготовления, шушуканья, шмыганья, прятанья – и моления, моления, моления…

Его “девушки”, как называла их Катерина, явно что-то затевали. Это подтверждалось еще и тем, что жена стала с ним почти ласкова в последнее время. И Олег с ужасом кролика перед гремучей змеей ждал – что-то будет.

Со всеми утренними удовольствиями он забыл телефон и даже не мог вспомнить, где именно. Он не позвонил из машины, хотя должен был, понимая, что его звонка ждут.

А тут еще Кольцов привязался с программой мероприятий. Как это Катька его не боится? От одной его улыбки можно запросто покончить жизнь самоубийством, чтоб не мучиться…

– Что там с моим однофамильцем? – спросил Тимофей.

– Все в порядке, – отозвался Приходченко, с трудом выбираясь из своих мыслей – Мы предложили ему денег, чтобы он вышел из процесса. Он согласился. Дальше мы ничего выяснять не стали…

– Тимофей Ильич, – сказал из своего угла Абдрашидзе, – мы подготовили информацию о рыболовных траулерах, арестованных в иностранных портах. На данный момент три из них – ваши, то есть собранные когда-то на калининградских верфях. Мы предлагаем заплатить долги за один из них и широко разрекламировать это как акт сочувствия к рыбакам и их семьям.

– Мы уже говорили об этом когда-то, – перебил его Кольцов. – И тогда же я сказал, что заплачу за все.

“Все помнит”, – с искренним восхищением подумал Приходченко, а Катерина, наклонившись к нему прошептала:

– Аттракцион неслыханной щедрости…

Приходченко хмыкнул, отворачиваясь и пряча улыбку, но Тимофей Ильич заметил и посмотрел недовольно.

О чем может шушукаться Катерина – его Катерина – с этим молодым снобом? Да пусть он сто раз ее начальник, и тысячу раз друг, и еще три тысячи раз кто угодно, но все равно она не должна шушукаться с ним в присутствии Тимофея, Впрочем, в отсутствие, наверное, еще хуже…

Смеясь над собой и своей внезапной ревностью, Тимофей резким движением подтянул к себе кофейную чашку. “Знали бы они, – думал он, сосредоточенно глядя в кофе, – как мы провели это утро”.

От воспоминаний кровь вдруг ударила в голову, в спину, в ноги. Стало неудобно сидеть, и Тимофей поменял положение. “Да что это такое? – подумал он с радостным изумлением. – Неужели это со мной?!”

Он совсем не слушал Абдрашидзе и не смотрел на людей – так ему было страшно и радостно…

Вдруг послышался какой-то шум от дубовой двери его кабинета, как всегда плотно закрытой на время совещаний. Абдрашидзе оглянулся в полном недоумении – к боссу никто не имел права войти просто так, между тем кто-то явно ломился в дверь. Катерина выглянула из-за Приходченко, а Тимофей Ильич резко поставил чашку на блюдце.

– Выясните, что там такое, Игорь Вахтангович! – приказал он резко. Но когда Абдрашидзе уже выскочил из-за стола, дверь непривычно широко и резко отлетела в сторону и задержанная пружиной, начала медленно закрываться. На пороге, снова отшвырнув дверь, появилась сказочной красоты молодая дама. Она отпихивала от себя секретаршу и Диму, пытавшихся протиснуться следом за ней, и все повторяла: – Нет, я войду! Я все равно войду!..

Она влетела в кабинет и выскочила сразу на середину, не удержавшись с разгону. Сумка упала у нее с плеча.

– Тимофей Ильич, – заговорила с порога расстроенная секретарша, – я ничего не смогла…

Кольцов повелительно махнул ей рукой и обратился к даме:

– Диана?





* * *




У Катерины от дурного предчувствия вдруг похолодели руки. Абдрашидзе замер у двери. Приходченко медленно поднялся.

– Я не к тебе пришла, – торопливо заявила дама, не глядя на Тимофея. Она была очень бледна, губы у нее тряслись. Нервным движением она подняла с ковра свою сумку и повесила ее на плечо.

– Олег, – сказала она Приходченко. – Ты вчера забыл у меня телефон. Весь день звонит твоя мама. Там что-то стряслось с твоим сыном. Слышишь, Олег? Тебе нужно срочно ехать, а я нигде не могла тебя найти.

– Что стряслось? – одними губами выговорил Приходченко. Лицо у него вдруг разом постарело и заострилось. Катерина встала и подошла к нему.


– Они его все-таки куда-то увозят, – Диана почти плакала. – И их там много. Он позвонил твоей матери, но она не знает, что там теперь… Мы довольно долго тебя искали.

– Много? – переспросил Приходченко. Абдрашидзе вдруг произнес что-то по-грузински. Катерина прижала руки к груди.

– Могу я узнать, что происходит? – раздался вдруг тяжелый низкий голос. – Диана?

Все повернулись к столу, за которым сидел Тимофей Кольцов. Олег Приходченко шагнул вперед, закрывая собой Диану, как будто боялся, что Тимофей растерзает ее.

– Диана приехала предупредить меня, Тимофей Ильич, – сказал он и скривился. Так фальшиво это прозвучало. Но пусть думает что хочет. В любом случае это лучше, чем постоянный страх разоблачения.

Диана выскочила из-за его спины, но Тимофей не дал ей произнести ни одного слова.

– Это я понял, – заявил он и словно отмел все объяснения. Его и в самом деле это мало интересовало. – Что случилось с вашим сыном? Почему это так переполошило мою бывшую жену?

– У него жена ненормальная, – крикнула Диана, – на религиозной почве. А мальчишка один все время…

– Диана!.. – перебил Олег, но она продолжала выкрикивать, как будто в чем-то обвиняя Тимофея.

– Он его прячет, а они находят и грозятся убить за грехи!

– Диана!!

– Она его молиться таскает к братьям и сестрам, и лупит, и в школу не разрешает ходить! На прошлой неделе эти самые братья бабушку избили за то, что та Кирюху спрятала!

– Да замолчи же! – сквозь стиснутые зубы приказал Приходченко, и Диана тяжело, некрасиво зарыдала, тычась лицом в его пиджак.

– Почему вы его не спрячете? – спросил Тимофей у Олега, как будто ничего не происходило.

– Он нервный очень и маленький. Он без меня совсем с ума сойдет. И не повезешь никуда особенно. Я пытался. Они его как-то находят, говорят, что бог помогает, и тогда все… Я должен ехать, Тимофей Ильич, – сообщил он, отрывая от себя Диану. – Прошу прощения за все это представление…

– Я с тобой, Олег, – негромко сказала Катерина. – А вы, Диана?

– Вы обе останетесь здесь, – ровным голосом объявил Тимофей Ильич. – Игорь Вахтангович, сводите их в ресторан. Олег, с вами поедет моя охрана. Они быстро всех найдут, и братьев, и сестер, и даже отцов и матерей. – Диана вытерла слезы и посмотрела на него в изумлении. У Катерины по детской привычке приоткрылся рот. Приходченко вдруг боком сел на стул.

Тимофей ничего не замечал.

– Парня отвезете на мою дачу, в Рублево-Успенское. Там охрана, как в Кремле. – Он сухо улыбнулся. – Леш, – обратился он к вошедшему охраннику, – Олегу Николаевичу нужно помочь.

Поедете с ним.

– Да, Тимофей Ильич.

– Там какая-то секта, правильно я понимаю? – короткий взгляд на Приходченко. – Вы по-быстрому разберитесь, мальчишку, сына Олега Николаевича, к нам на дачу. Кого он знает? Тебя знает, Дина?

Диана быстро и виновато кивнула. – Значит, ресторан отменяется. Побудешь с ним на даче. Вторую машину – за бабушкой, Олег Николаевич скажет куда. Всех соберете, доложите и проконтролируй потом сестер и братьев, ладно? В том смысле, чтобы к вечеру в Москве никого не осталось. Чтобы все уже были на пути к святым местам в северном Казахстане. Ну, ты все лучше меня знаешь… – Он снял телефонную трубку. – Я сейчас Дмитриеву позвоню, он все оформит и людей подкинет.

Дмитриев был министр внутренних дел.

– Ясно, Тимофей Ильич, – коротко сказал Леша. – Идемте, Олег Николаевич?

– Я… – промямлил Приходченко, – я…

– Ты потом все ему скажешь, – Диана улыбнулась сквозь слезы и потащила Приходченко за рукав. – Поедем быстрее, Олег. Все теперь будет хорошо…

– Игорь Вахтангович, найди мне Дмитриева, – велел Тимофей. – Не отвечает мобильный.

Абдрашидзе рысью побежал к двери, но вернулся и вдруг опустился на одно колено перед громадным Тимофеевым столом и прижал руки к сердцу.

– Вы – человек, Тимофей Ильич, – произнес он с грузинским акцентом. – Я рад, что работаю с вами!

Он проворно поднялся и отступил к двери, лицо у него дрожало от полноты чувств.

Катерина проводила его глазами, подошла к Тимофею, ошарашенно смотревшему на дверь, и, взяв в ладони его лицо, сказала:

– Я люблю тебя.

И стремительно вышла.

Тимофей взял чашку и расплескал на брюки весь кофе. Потом он поставил чашку и долго смотрел, как расплывается на дорогой темной ткани мокрое пятно, похожее на кровь.





* * *