Персональный ангел

Он испытывал глубокое, просто чудовищное смятение. Он не был готов к такому повороту событий и не знал, как должен реагировать. Что именно он должен делать? Ругаться? Негодовать? Кричать, чтобы она это выбросила из головы?

Он не желал ни первого, ни второго, ни третьего. Больше всего ему хотелось… поговорить об этом.

Вдруг она сказала это серьезно? Вдруг случилось так, что она не боится его кошмаров и не считает его непригодным к жизни? Вдруг ей и вправду нужен он сам, Тимофей Кольцов, вместе со всеми его недостатками, амбициями, неудовлетворенным самолюбием и стремлением непрерывно что-то доказывать самому себе?

Вряд ли это возможно, но он очень хотел поговорить с ней об этом.

Я просто схожу с ума, решил он. Куда я лезу? В мужья этой профессорской дочке набиваюсь? В отцы семейства? Жарить по выходным шашлыки на их даче и выслушивать истории бабушки-императрицы? Я не гожусь для всего этого, неужели не ясно? Я не могу быть с ними. Я чужой, невоспитанный, оборванный мальчишка с темным прошлым. Я не знаю, почему, если старшая – Катя, то младшая обязательно Даша. Я не знаю, почему зовут Моней собаку, у которой кличка Вольфганг, и при чем тут Моцарт?! Я не хочу этого знать и не смогу жить их жизнью.

И больше всего на свете Тимофею Кольцову хотелось, чтобы Катя Солнцева вот сейчас, в этот самый момент, на женевской набережной, вдруг обняла его и сказала, что он нужен ей больше всего на свете, что она без него пропадет, и плевать ей на все его внутренние противоречия…

Он даже зажмурился, ясно представляя себе, что вот сейчас, вот-вот она его обнимет, и он с облегчением и радостью скажет ей…

Глядя на улицу, Катерина молчала. Тимофей видел ее длинную шею и часть щеки. И маленькое ухо с бриллиантовой сережкой.

– Я не сержусь, – сообщил он сипло. И откашлялся. – Я знаю, что это ты просто так сказала…

И замолчал, выжидая. Но она лишь грустно взглянула на него и подсунула руку под его горячую ладонь.

– Давай говорить о делах, Тимыч, – предложила она, и Тимофею почудилась тоска в ее голосе, – слышал, Юлия сказала, что готовится какой-то большой шум?

– X… с ним, с шумом, – вдруг грубо заявил Тимофей. – Приедем в Москву – разберемся.

Но ни в чем разобраться они не успели.

На следующий день Тимофей зачем-то потащил ее с собой на переговоры. Очевидно, давал понять, что ее приезд в Женеву имеет еще и деловые цели.

Ночь они провели в разных углах громадного номера, думая каждый о своем. Тимофей делал вид, что работает, а Катерина делала вид, что спит. Он ушел от нее, как только она задремала после короткой и бурной любви, и она не сделала попытки его остановить.

Он пришел под утро, разобрав все бумаги и не найдя, чем бы еще заняться, и осторожно пристроился с краю. Он спал, казалось, одну секунду и проснулся от телефонного звонка портье, который должен был их разбудить. Катеринина голова лежала в сгибе его локтя, ногой он притиснул к себе ее бедра, а рукой сжимал грудь.

Это было единственно правильное положение их тел, и Тимофей опять испугался. Что он станет делать потом, без нее? Как будет жить один?

Затем он вдруг подумал, что все это ужасные глупости. Почему он должен жить один? Почему он не может жить с ней? Надо только как-то хитро заставить ее остаться с ним. Что-нибудь придумать. Надавить на ее чувство долга. Не может же она, в самом деле, бросить обесчещенного мужчину?!

Он неожиданно громко захохотал и стал целовать ее. Она проснулась, очень недовольная, попыталась отпихнуть его и снова заснуть, пока не поняла, что он хохочет. Хохочет!

– Ты что? – спросила она осторожно, на всякий случай подтягивая одеяло повыше. – Ты победил на внеочередных президентских выборах?

– Я решил, что ты, как честная женщина, должна взять на себя обязательства по отношению к мужчине. То есть ко мне, – заявил он торжественно и повалился на подушки от смеха. – Хочешь обязательств по отношению ко мне?

– Что? – спросила она с изумлением – У тебя налицо все признаки переутомления, Тимыч. Давай ложись обратно и спи.

– Я тебе дам, ложись и спи, – сказал Тимофей и лег на нее сверху. – Зря я, что ли, тебя будил? – Он укусил ее за ухо. – Я тебя хочу, – прошептал он, и дыхание у него сбилось. – Я, знаешь, Кать… Я ведь серьезно спросил… Ты, может…

Никогда в жизни ему еще не было так трудно произнести несколько совсем простых фраз. Фраз, которые бы все ей объяснили.

– Что? – спросила Катерина. Ей стало страшно.

Телефон, зазвонивший в этот момент, показался Тимофею худшим из врагов.

– Да! – рявкнул он, не отпуская Катерину, которая попыталась вылезти из-под него.

– Мы готовы, Тимофей Ильич, – отрапортовал Леша. – Ждем.

И разговор не состоялся. Вечером, решил Тимофей. Я все скажу ей вечером.

У них было отличное настроение, и на затянувшихся переговорах они переглядывались, как парочка влюбленных школьников.

Куплю ей кольцо, мечтал Тимофей, глядя на собеседника-швейцарца. Не буду ничего говорить. Не силен я в разговорах. Просто куплю кольцо. Отдам в ресторане. Нет, лучше в постели. Да, отдам в постели. Она увидит и скажет: “Тимыч, ты просто спятил”. От предвкушения по спине у него пробежал счастливый холодок. Конечно, она ему не откажет. Или откажет? Но ведь она сказала вчера дурочке Духовой, что хочет родить ему детей. Или она не так сказала? Ну, детей вполне можно не рожать, он переживет, а…

Вдруг он увидел двоих – маленького мальчика и девочку, совсем крошку. Они возились на полу в его прибалтийском замке, и рядом с ними неуклюже скакал толстый щенок. Глупость какая. Он прикрыл глаза.

Какая ужасная, несусветная глупость. Его дети? Откуда он взял, что у него могут быть дети? Он их ненавидит и боится. Он не хочет усложнять свою жизнь. И не будет.

Но он знал, что уже не забудет то, что увидел – мальчика и девочку, и собаку…

У Катерины зазвонил мобильный, и она, извинившись по-французски, отошла с ним в угол.

– Милейшая мадемуазель ваш пресс-секретарь, – сказал ему любезный швейцарец. – Такие редко встречаются.

И Тимофей почувствовал гордость.


– Катя, – произнес в трубке чей-то озабоченный голос. – Кать, ты слышишь?

– Слышу, – ответила Катерина, – Слава, ты? Что случилось?

– У нас неприятности, Кать, – сказал Слава, и по его интонации Катерина поняла, что стряслась беда. Мило улыбаясь, она вышла из зала на залитую солнцем лестницу. У нее вдруг взмокли ладони.

– Что такое, Слава? Говори, не тяни!

– Мне позвонил сейчас парень из “Коммерсанта”. Они ставят статью о Тимофее. Ему попался на глаза сверстанный номер… – Слава как будто собирался с духом и никак не мог закончить.

– Да, да и что? – Сердце уже набирало обороты. – Да ну тебя к Аллаху, Славка!

– Плохо дело, Кать. Она называется как-то так: “Жертва сексуального насилия”, а подзаголовок “Тимофей Кольцов, подвергавшийся в детстве сексуальному насилию, организовал экспорт детей за границу”.

Нащупав рукой, Катерина села на подоконник. Ноги ее не держали.

– Катя! – Голос у Славы был такой, как будто он сообщил ей, что ее приговорили к смертной казни. Хотя, наверное, так оно и было. – Кать, мы не знаем, что делать. Откуда это выплыло? Что это за бред, а?

– Это не бред, – мертвым голосом ответила она, и Слава испугался еще больше. – Это не бред, Слава. Об этом никто не знал, кроме меня. Меня и Генерального прокурора.

– Ты что, Кать? – спросил Слава. – Какого прокурора?

– Снимайте материал. Что хотите делайте, платите любые деньги. Слышишь, Слава? Любые. Сейчас я позвоню главному редактору “Коммерсанта”. Ставьте запасной вариант с покушением.

У Приходченко на этот случай все есть, даже фотографии. Скажи ему, пусть звонит Хотенко, чтобы завтра информация во “Времени” прошла, как будто покушение было вчера.

Она знала – Тимофей не простит.

Никогда.

Никто, кроме нее, не знал о его детстве. Никто не знал о калининградской фирме “Гранд Эд”. Информация могла просочиться только через нее.

– Катька, тебе плохо? – испуганно спросил Слава.

– Приходченко знает?

– Да, конечно. Он попросил тебе позвонить.

– Слава, нужно быстро узнать, куда еще отдали информацию. Кроме “Коммерсанта”. Позвони Терентьеву, у него везде свои. Мы готовы заплатить любые деньги за замену материала. О господи, господи… Слава, и завтра информация о покушении на него должна не просто прозвучать, она должна грянуть как лавина, иначе мы пропали. Слышишь, Славка?

– Да, – откликнулся он. – Да, я звоню. Ты держись, Катя!

Едва он закончил говорить, как позвонил Приходченко.

– Кать, у нас беда. Олавка звонил?

– Олег, я позвоню в “Коммерсант”, а ты Хотенко. Завтрашний выпуск должен быть весь посвящен покушению.

– Тимофей уже знает?

– Нет. Надо перекупить все материалы, Олег. И в Москве, и в Калининграде: Я позвоню Генеральному прокурору, нужно срочно организовать интервью, где он приведет в пример эту его фирму как образец благотворительной и подвижнической деятельности, что-то в этом духе…

– Катька, кто? Кто сдал информацию? – Приходченко почти шептал, а лучше бы кричал.

– Не я, Олег, – сказала Катерина. Ей трудно было дышать. – Не я.

Она позвонила главному редактору “Коммерсанта”, с которым дружила много лет. Поломавшись, тот обещал материал снять и заменить его другим. Потом она позвонила Терентьеву в Калининград.

Ей было плохо. Она все время смотрела на резные дубовые двери, ожидая, что вот-вот выйдет Тимофей, который доверял ей. Который, может быть, ее любил…

По улице внизу двигались веселые беззаботные люди. И Катерина в горячечном исступленном бреду вдруг удивилась, что планета вращается в нужном направлении, что все как всегда, что люди идут по делам и везут в колясках детей.

Едва договорив с Мишей, она вновь позвонила Приходченко.

– Хотенко я нашел. Материал будет завтра. Кать, Дудников уже звонил. – Олег помолчал секунду. – Он тебя ищет. Я сказал, что ты на неделю улетела за границу. Я думаю, что он сейчас будет звонить Тимофею.

– Олег, найдите, куда еще был отправлен материал! Я Мише сообщила, он уже этим занимается, – Трубка казалась тяжелой, будто свинцовой.

– Возвращайся, Кать, – сказал Приходченко. Похоже, он ее не слушал. – Я не понимаю, что происходит. Откуда это выплыло!?

– Я тут ни при чем, Олег! – закричала Катерина так, что с нижнего этажа к ней кто-то побежал. – Я ничего об этом не знаю! Я не продавала информацию в газеты. Ты что, мне не веришь?!

– Я боюсь за тебя, – ответил Приходченко. – Я даже представить себе не могу реакцию Тимофея.

– Зато я могу. – Катерина глубоко дышала, стараясь взять себя в руки. – Дудникову дай мой мобильный, скажи, что завтра я буду в Москве. Или сегодня, как получится.