Персональный ангел

Она очень быстро собралась – туфли, брюки, пиджак и пара блузок на смену, – и отец, ругая Тимофея Кольцова, отвез ее в Шереметьево.

В Женеве сияло агрессивное горное солнце, которому было наплевать на то, что уже осень и так сиять просто неприлично. Журчали фонтаны, голубело озеро, сверху, из самолета, больше похожее на море. Монблан подпирал небеса, а у его подножия в безудержной зелени парков сверкали крыши французских вилл. Тротуары были отмыты, газоны совершенны – в чистейшей, как будто причесанной траве, хотелось валяться и смотреть в странно близкое небо.

“А в деревне Гадюкино – дожди, – думала Катерина. – Надо же, привязалась какая-то глупость…”

Людей и машин было совсем мало – все в отпусках, объяснил Катерине встретивший ее в аэропорту Леша. В кафе на набережной сидели почему-то одни арабы…

– Они сюда летом валом валят, – всезнающий Леша поднял матовое стекло лимузина и включил кондиционер. Светофор долго не переключался, и Катерина во все глаза смотрела на колоритных арабов. – Они богатые до безобразия, а в их нефтяных республиках летом невыносимая жара. Вот они в Швейцарию и прутся… Мы приехали уже, вот наш “Хилтон”, Катерина Дмитриевна.

“Хилтон”, смотревший на озеро ухоженным аристократическим фасадом, встретил Катерину приятной прохладой громадного холла, состоявшего, казалось, в равных пропорциях из стекла и полированного дерева, вышколенным персоналом, державшимся с достоинством европейских монархов, сверканием витрин супердорогих бутиков – таким забытым и таким непривычным, заграничным лоском, что у Катерины вдруг стало превосходное настроение.

Тимофей был прав. Стоило на несколько дней слетать в Женеву. Она прибавила ей сил…

– Где я живу? – спросила Катерина, пока Леша заполнял какие-то бланки.

– С Тимофеем Ильичом, в пентхаусе, – ответил удивленный Леша. – Я вас сейчас провожу.

Катерина мгновенно почувствовала себя проституткой из фильма “Красотка”.

Осведомленность охраны, от которой было никуда не деться, смущала ее почти до слез. Конечно, они все знали, не могли не знать. Конечно, они были предельно корректны и делали вид, что их это ничуть не касается. Но зато это касалось Катерины!

– А где Кольцов? – спросила она холодно.

– Они приедут, если по расписанию, к восьми. Они в Цюрихе. С ним другая смена.

Катерина усмехнулась – кто про что. Кто про острое, отвратительное чувство собственной продажности, а кто про другую смену охранников.

– Я остался, чтобы вас встретить. Катерина хотела съязвить, что зря Тимофей Ильич утруждался, ей охрана не нужна, она и сама добралась бы прекрасно, но не стала. Леша был совсем ни при чем.

– Я вам все покажу сейчас, Катерина Дмитриевна, где бассейн, где сауны… Или вы по магазинам?

– Я устала, как собака, – сказала Катерина, поднимаясь. – И вчера еще у меня была температура. Так что никаких магазинов. Только сауны с бассейнами. Ясненько?

– Ясненько, Катерина Дмитриевна.

– Леш, по-моему, мы с вами переходили однажды на “ты”. Давайте так и продолжать, а?

– Легко! – засмеялся Леша, и элегантный слуга в шитой золотом ливрее повел их к лифту.





* * *




Конечно, к восьми Тимофей не приехал.

Катерина торопливо поплавала в бассейне, боясь замерзнуть и простудиться вновь – это уж было бы совсем некстати, – и потом несколько часов провела в банях, переходя из одной в другую. Из турецкой – в финскую, потом еще в какую-то, потом опять в турецкую. Она напарилась до легкого головокружения, до того, что в голове не осталось никаких мыслей – ни о работе, ни о выборах, ни о Скворцове с Приходченко…

Пожалуй, если Тимофей Кольцов так проводит редкие часы досуга, то понятно, почему он может потом работать как сумасшедший, решила Катерина. Лучше ничего и надо. Смена обстановки – прекрасный отдых, так утверждали ее родители, которые всю жизнь вкалывали как ненормальные.

Высушив волосы и понажимав, как папуас, на все кнопки в огромной светлой ванной, Катерина решила Тимофея не ждать и чуть-чуть прогуляться по городу.

Женева из окна лимузина показалась ей игрушечной, волшебной, пахнущей свежей водой и талым снегом. Этот запах ветер приносил с близких синих гор.

Она быстро надела костюм, подхватила сумку и спустилась вниз.

В холле ее окликнули.

Удивленная, Катерина повернулась, отыскивая знакомое лицо, и не сразу узнала в поднявшейся навстречу даме… Юлию Духову.

– Не смотрите на меня как на привидение, – посоветовала Юлия с ледяной улыбкой. – Пойдемте лучше в ресторан. Мне нужно с вами поговорить.

Катерине совсем не хотелось с ней говорить. Да и в ресторан она собиралась вечером с Тимофеем. И все-таки как загипнотизированная она пошла за Юлией в глубину длинного причудливого холла, мимо витрин и цветов, мимо кожаных кресел, светильников и деревянных панелей к небольшому кафе на первом этаже. Юлия чувствовала себя как дома.

– Мы часто бывали здесь с Кольцовым, – заявила она, усаживаясь за столик и как бы объясняя свое знакомство с заведением. – Вы не первая, кого он привозит в Женеву. Это такой своеобразный стиль – отвезти новую пассию в Женеву.

– Надо же, какая простенькая пиццерия, – сказала Катерина, оглядываясь. Почему-то ей стало грустно и жалко Юлию. – Не похоже, что “Хилтон”.

– Ну, “Хилтон” сам по себе, а пиццерия сама по себе, – отрезала Юлия. – Что вы будете есть и пить?


– Есть не буду, – отрезала Катерина. – Пить буду пиво.

Юлия подняла брови.

Для нее, заработавшей аристократический светский лоск бульдожьим упрямством и зоркостью горной орлицы, с которой она высматривала, кто, что и в какое время дня ест и пьет, как застегивает пиджак, как выходит из машины, подобные вольности – пиво в ресторанчике в середине дня – казались преступлением против образа жизни.

Образа жизни, который она создавала для себя долгие годы и теперь лелеяла.

С брезгливостью истинной леди она заказала Катерине пиво, а себе, гораздо более благосклонно, кофе и клубничный пирог.

– Я разыскала вас, чтобы предупредить, – объявила она, закурив. – Мне наплевать на вас, придет день, когда я вас уничтожу. Но мне не наплевать на Кольцова. Он нужен мне живым, здоровым, богатым и влиятельным. Я не могу допустить, чтобы он утратил хоть что-то из этого замечательного списка.

– Нужен вам? – переспросила Катерина.

– Мне, – кивнула Юлия. – Не тешьте себя, девочка, вы тут ни при чем. Вы подвернулись ему под руку, когда у него вышли неприятности с женой, да еще на дороге обстреляли…

– Прошу прощения, – перебила ее Катерина. – Если вы хотите сказать, что это ВЫ ему нужны, то я, пожалуй, пойду, и вам придется в одиночестве выпить мое пиво или, по крайней мере, заплатить за него. Я не хочу это обсуждать. – Вы будете обсуждать то, что я сочту нужным, – заявила высокомерно Юлия. – Вы влезли на мою территорию. Вы спутали мне все карты. Вы соблазнили мужчину, на которого у вас не было никаких прав. Вы перетянули на свою сторону всех его подчиненных…

Катерина слушала, недоумевая. Ей очень хотелось сказать Юлии, что ничего подобного она не делала и зря та так распаляется. Но было ясно, что Юлия ни за что не поверит.

– Если бы вы действительно знали Тимофея Ильича, то поняли бы, что его ни заставить, ни соблазнить нельзя, – все-таки ответила Катерина. – Он поступает только так, как считает нужным. Думать, что его можно как-то использовать, – большая ошибка…

Ухоженными пальцами Юлия смяла в пепельнице сигарету.

– Давайте признаемся друг другу, как женщины, спавшие с одним мужчиной, что переспать с Тимофеем Кольцовым – это спорт. Бег на короткую дистанцию. У кого-то получается, у кого-то нет. Лично он к этому отношения не имеет. Скажите-ка, вам с ним как спится?

– Спасибо, хорошо, – ответила Катерина с принужденной улыбкой. – Вы закончили вашу прочувствованную речь?

– Нет, – прошипела Юлия. – Слушайте меня, вы, избалованная, благополучная сучка. Вам ничего не светит – будем называть вещи своими именами. Вам не удастся ни к чему его принудить. Это даже мне не удалось. Вы очень скоро наскучите ему, и тогда я верну его. В Женеве он бывает даже чаще, чем в Москве, поэтому возможностей у меня будет мно-ого! Но мне не нужны его проблемы, – Юлия мило улыбнулась. – У меня достаточно своих. Поэтому, раз уж вы временно занимаете мое место, я хочу вас использовать.

– Как? – спросила Катерина. Ей очень хотелось выплеснуть холодное янтарное пиво на бежевый Юлин пиджак, но она пока сдерживалась.

– Готовится какой-то большой скандал в Москве и в Калининграде, – ответила Юлия. – Я не знаю подробностей. Я бы все выяснила, будь в Москве, я не такая рохля, как вы, но у меня нет такой возможности здесь.

– Какой скандал? – спросила Катерина. – О чем вы?

– Я говорю вам, что не знаю. Вы что-то прошляпили, вы же просто дура, и я Тимофею не раз об этом говорила. Вы не годитесь для такой работы, это с самого начала было ясно. Ах, если бы я тогда знала про этого вашего Приходченко и Диану, какие бы горы я свернула…

Глаза у нее вдруг наполнились слезами. Очевидно, мысль об упущенных космических возможностях не давала ей покоя.

– Да бог с ним, с Приходченко, – нетерпеливо перебила Катерина, – и с вашими грезами тоже. Говорите толком, что вы знаете, и я пойду гулять.

Юлия осторожно промокнула глаза носовым платочком.

– Я знаю только, что готовится несколько публикаций, очень скандальных. Вернетесь, попытайтесь узнать, в чем дело. Уж на это вам должно хватить мозгов. Вы должны возвести его на престол, чтобы я потом этим не занималась.

– Хорошо, возведем, – пообещала Катерина, старательно соображая, о чем может идти речь. О детстве? Никто не знает, кроме неё, а она, конечно, ни с кем это не обсуждала. О вывозе за границу детей-сирот? Это не скандал, а победная песня. Тимофей ни за что не разрешит сделать “паблисити” своей благотворительной структуре, но в случае чего информация сработает на Тимофея, а не против него. О наркотиках? Всем давно вбили в голову, что криминальные лидеры поссорились между собой после заявления Тимофея Кольцова. Он сам с криминалом никак не связан.

Что тогда?

Юлия чего-то не поняла? Скрывает? Или у нее какой-то дальний прицел?

– Так что за пиво заплатите сами, милочка, – заявила Юлия, перестав утирать глазки. – И знайте – мы с вами в состоянии войны. Я не отдам вам Кольцова в вечное владение. Он не вашего поля ягода. Найдите себе кого-нибудь посвежее и попроще. Вряд ли он вам нравится, так ведь? А свою стометровку вы уже пробежали – в постели с ним побывали. Будете детям рассказывать, что имели в любовниках Тимофея Кольцова. Для других целей он использовать вас не может – вы неумны и слабы. Да и секс ему не особенно нужен…

– Напрасно вы стараетесь, – сообщила Катерина скучным голосом. – Я не буду обсуждать с вами достоинства Тимофея. И недостатки тоже не буду. Видите ли, Юлечка, вам, конечно, это не приходит в голову, но он – самый лучший человек на свете. Лучше его нет. Я не собираюсь использовать его деньги и возможности – у меня нет ваших амбиций, а те, что есть, я вполне удовлетворяю на своем собственном месте. Я бы с удовольствием использовала его в качестве отца для своих детей, если бы он только согласился на это. – Катерина сладко улыбнулась, а у Юлии вдруг изменилось лицо – стало бабьим от злости и непонимания. – Поэтому поэтические сравнения со стометровками в моем случае не имеют никакого отношения к жизни.

– Я вообще-то не спортсмен, – низкий тяжелый голос заставил их обеих вздрогнуть и оглянуться. Тимофей стоял совсем близко, прислонившись плечом к полукруглой мраморной колонне. В руке у него был телефон.

– Ты… давно стоишь? – испуганно спросила Катерина. Она моментально позабыла о Юлии и видела только его усталое недовольное лицо с глубокими тенями вокруг глаз. Господи, сколько он слышал из того, что она наговорила?

– Порядочно, – сказал он, отвечая сразу и на вопрос, и на то, о чем она только подумала. Потом он нехотя перевел взгляд на официантку, которая, повинуясь молчаливому приказу, тотчас же придвинула ему стул.

Тимофей кивнул ошарашенной, переполошившейся, как курица, Юлии, как бы отпуская ее, и обратился к Катерине:

– Как ты долетела? Леша сказал, что он тебя встретил и привез в отель…

– До свидания, Тимофей Ильич, – Пробормотала Юлия и быстро вышла, почти выбежала на улицу. Катерина проводила ее глазами.

– Ты все слышал? – спросила она, глядя на вечерний поток беззаботных пешеходов и сверкающих машин.

– Почти, – ответил он. – Что ты мечтаешь сделать из меня отца семейства – слышал. Как это тебе в голову взбрело?

– Сама не знаю, – сказала она, и щеки у нее загорелись тяжелым румянцем. – Прости меня, Тимыч. Я знаю, что ты совсем не хотел бы это услышать…

Но она ошибалась.