Петля будущего

Я бегу вперед и языком жестов прошу ее остановиться.

Пожав плечами, Пандер поднимает руки и спешно отвечает мне жестами. Затем она уходит, следуя по линии железнодорожных путей через деревню бездомных в зону военных действий.

– Что она сказала? – спрашивает Кина.

– Сказала, что не может вечность ждать нас, идиотов, что вернется с обезболивающими, а потом пойдет искать своих сестер.

– И что будем делать? – говорит Малакай.

– Надо пойти за ней, – отвечаю я.

– Эй, это ее жизнь. – Малакай пожимает плечами. – Жаль, она мне нравилась.

– Может, у нее получится, – предполагает Игби.

– Может быть, – подхватывает Кина, но так же неуверенно, и стоит нам оглянуться, как там, где секунду назад была Пандер, сверху с грохотом в клубы дыма падают куски обломков, лишь усугубляя предчувствие скорби по нашей подруге.

Один за другим ребята отворачиваются, но я не могу оторвать взгляд от путей, ведущих в город. Мои глаза устремляются к Вертикали «Черная дорога» на востоке, моему старому дому; меня тянет туда, к отцу и сестре. Что бы ни случилось, я должен найти их, сейчас это моя главная цель.

Я подхожу к Кине, намеренный в этот раз что-нибудь предпринять.

– Там, – указываю я на заброшенную закусочную на краю деревни бездомных. – Мы занесем Акими внутрь и забаррикадируем двери, а затем решим, что делать дальше.

– Хорошо, – соглашается Кина.

– Мне жаль, ребята, так жаль, – бормочет Акими, сидя на земле.

– Ты не виновата, – утешает ее Малакай, вставая на колени рядом с ней. – Как думаешь, сможешь добраться туда? – Он указывает на закусочную. Акими кивает, и мы помогаем ей встать, а ее красное платье развевается на ветру.

Малакай кладет раненую руку Акими себе на плечо, я подхватываю девушку с другой стороны. Потихоньку мы пробираемся через выжженную землю, Акими плачет от боли, Блю бредет с опущенной головой, Игби ведет Пода, колонну замыкает Тайко.

– Ждите здесь, – велит Малакай, толкая входную дверь здания.

Он заходит внутрь, крадется на цыпочках по битому стеклу и гниющей еде. Быстро проходит на кухню и скрывается из виду. Позади нас, в городе, снова слышны вопли. Мы переглядываемся, задаваясь вопросом, не крик ли это Пандер.

Малакай возвращается, жуя банан.

– Все чисто, – говорит он, – и там есть морозильная камера, где можно запереться в случае чего.

Я помогаю Акими опуститься на пол и отступаю.

Мы молча оглядываем наше новое убежище. Закусочная старомодная, она не похожа на городские винтажные заведения, которые стилизуют под старину двадцать первого столетия, нет. Это место просто устарело: отживший свой век роботизированный обслуживающий персонал, застывший во времени гуманоидный автомат у прилавка, древние неоновые огни. Четыре больших окна с лицевой стороны здания, но три из них разбиты – мой план тут забаррикадироваться провалился. Вдоль окон расположены семь кабинок, где, должно быть, всего несколько дней назад сидели клиенты, наслаждаясь едой, в столе установлены точки заказа и оплаты, если вдруг гости не захотят использовать роботов. Вдоль дальней стены проходит длинная барная стойка, а над ней висит громадное меню. На кабеле под потолком болтается лампа дневного света, а посреди комнаты на кафельном полу – большая темная лужа засохшей крови.

– Миленько, – комментирует Малакай, бросая банановую кожуру в мусорное ведро и пожимая плечами.

– И что дальше? – спрашивает Блю.

Я оглядываю группу:

– Думаю, надо придерживаться плана.

– Да, я должен узнать, живы ли родители, – поддерживает Тайко, заговорив впервые после эмоционального срыва на платформе в деревне.

– А как же Акими? – спрашивает Кина.

Я киваю:

– Кто хочет отправиться в город на поиски своих близких, идут с нами, остальным придется остаться с Акими. Мы вернемся сюда, как только сможем. И, Акими, мы постараемся найти для тебя обезболивающие или еще какую помощь.

Акими одобрительно показывает большой палец.

– У меня нет семьи, – говорит Игби, – я могу остаться с Акими.

– Мои родители давно мертвы для меня, – бормочет Блю.

– Я останусь с Игби, – добавляет Под, опуская свое крупное тело на одну из скамеек в кабинке, нащупав ее рукой.

– Я… – начинает Кина. Она поднимает взгляд в потолок, словно взвешивая трудное решение. – Думаю, моя мама где-то там.

– Хорошо, – обращаюсь я ко всем. – Малакай, Тайко, Кина и я идем в город. Мы вернемся к вам, как только сможем. Помните, Джуно еще в Аркане, как только найдем своих близких, нужно добраться до Терминала и найти лекарство, пока она не умерла с голоду. Акими, мы постараемся добыть для тебя обезболивающее.

– Как скажешь, – бормочет Блю, подходя к пустой кабинке и ложась на скамейку.

Я в последний раз смотрю на своих друзей. Кто угодно был бы в ужасе, окажись в такой ситуации, но для нас это отсрочка исполнения приговора, помилование, отмена казни.


Я ловлю взгляд Тайко на детонаторе в руке Кины, но прежде чем на него обратит внимание кто-либо еще, ему удается преодолеть себя, и, прокашливаясь, он устремляет взгляд на улицу, сквозь разбитые окна. Наверное, от старых привычек трудно избавиться: он провел столько времени, желая меня убить, что продолжает искать для этого удобный момент.

– Не умирайте, ладно? – просит Акими, по-прежнему сидя на полу и корчась от боли.

– Я слишком хорош, чтобы умирать, – отвечает Малакай, улыбаясь, но так грустно, что его попытка пошутить проваливается прахом.

– Погодите, – Тайко уходит на кухню и возвращается оттуда, неся четыре больших поварских ножа с разноцветными рукоятями. Он протягивает один Малакаю, еще два мне и Кине.

– Для самозащиты, – поясняет он, пожимая плечами.

Я беру нож и убираю его в карман тюремного комбинезона. Чувствую себя глупо, как ребенок, играющий в выдуманные игры, но напоминаю себе, что это реальность, все происходит на самом деле.

– Ну, хорошо, – говорю я, глубоко вздыхая, – тогда увидимся позже.

Оставшиеся прощаются с нами и желают удачи.

– Держись, – подбадривает Малакай Акими, она лежит на полу и часто дышит через нос, прикрыв рукой глаза.

– М-м-хм, – отвечает она, зажмурившись от боли.

Малакай первым открывает дверь и выходит на солнечный свет, сжав нож в кулаке.

За ним уходит Тайко, потом Кина и я.



Сердце колотится в груди, когда мы входим в деревню бездомных на окраине города. Мы идем по железнодорожным путям, по шпалам между рельсами, чтобы не наступать в реки крови. Солнце в зените – значит, уже полдень, но между хижинами все равно местами ложатся тени. Очень тепло, настолько, что запах гниющей пищи и сточных вод поднимается в воздух, смешиваясь с чем-то еще – вероятно, хоть я и не хочу в этом признаваться, с запахом мертвых людей.

Мы идем дальше, стараясь никуда не смотреть, только прямо, и не думать о постоянно нависающей над нами опасности.

Я сосредотачиваюсь на временных жилищах вокруг. Некоторые из них выстроены с невероятной изобретательностью: полоски бумаги, смоченные клеем, заполняют щели в стенах из металлолома; одни построены на сваях, чтобы избежать затопления от выходящей из русла реки, другие сложены вместе, как трехмерные пазлы, из тысяч кусочков мусора.

– Отвратительно, – бормочет Тайко, бегло оглядывая грязь и убожество.

– Тебе легко говорить, богатенький сынок, – отвечает Малакай.

– Да ладно, одно дело быть бедным, другое – жить в собственной грязи.

– Думаешь, эти люди хотели так жить? Именно богатые дети вроде тебя строят систему таким образом, что у этих несчастных нет возможности выбраться отсюда.

– Ой, да брось! – шипит Тайко. – Я слышал тысячи отговорок на эту тему.

– Наверно, тебе легко не обращать на них внимания, – огрызается Малакай.

– Не нужно винить меня в том, что тебе не хватило мозгов устроить свою жизнь.

– Кто бы говорил, сам сидел в Аркане.

Развернувшись, Тайко хватает Малакая за воротник и притягивает его к себе, лицом к лицу.

– Заткнись, закрой свой рот.

– Другого времени не нашли? – сплевывает Кина, размахивая рукой, в которой держит детонатор.

Я бегу к ним, чтобы разнять, но останавливаюсь, услышав шарканье шагов откуда-то слева. Я вглядываюсь в проемы между теснящимися лачугами и свисающими проводами, пытаясь понять, откуда идут звуки, но теперь слышу еще больше шагов за спиной.

– Хочешь, чтобы я разукрасил тебя, Убогий?

– А что? – спрашивает Малакай, ухмыляясь. – Богатенький малыш оказался в ситуации, из которой деньгами не выкупиться, а?

– Заткнитесь! – говорю я, пятясь к ним спиной.

– Мне не нужны деньги, чтобы выбить из тебя все дерьмо, – шипит Тайко сквозь стиснутые зубы.

– Эй, – шепчу я, – закройте рты. Там кто-то есть.

Тайко отпускает Малакая. Я слышу вдалеке еще больше шагов, хлюпающих по грязи, пускающих рябь по струящейся вниз кровавой реке.

Малакай озирается по сторонам. Тайко достает нож.

Я вижу, как между двумя хижинами бежит девочка – лишь мельком, но замечаю, что она вся в грязи и ее дикие глаза часто моргают. Через секунду за ней появляется мальчик.

– Там, – говорит Тайко, указывая кончиком ножа на хижину из ржавых гофрированных листов и деревянных ящиков, и я замечаю, как из-за угла выглядывают безумные глаза женщины лет тридцати или сорока.