Питомник
Часть 27 из 59 Информация о книге
— Немного. А что такое выкидыш? Доктор Руденко несколько секунд молча смотрела в светло-карие выпуклые глаза, слишком внимательные, слишком грустные для слабоумного ребенка. На вопрос она отвечать не стала, вместо этого положила перед Люсей коробку шоколадных конфет «Черный бархат», перевязанную розовой ленточкой. — Вот, тебе просили передать. Лицо Люси изменилось необычайно. Она покраснела, потом побледнела, в глазах засверкали слезы, несколько раз открылся рот, но слов у нее не нашлось, только вырвался протяжный вздох. — Молодой человек ждал меня у входа в больницу, спросил, не знаю ли я Люсю. Я сказала, да, знаю, как раз к ней сейчас иду. — А еще? — еле слышно выдохнула Люся и осторожно, кончиками пальцев, погладила целлофан на коробке. — Что еще он сказал? — Спросил, как ты себя чувствуешь. Передал тебе привет от мамы Зои. Сказал, что ты хорошая девочка, ни в чем не виновата. Ты не убивала тетю Лилю. Теперь можешь рассказать, как было на самом деле. Все, что помнишь, можешь рассказать. — Это он вам так сказал? — судорожно сглотнув, спросила Люся. — Конечно. Разве кто-то другой об этом знает? — Нет… никто… А где тетя Лиля? — девочка задышала часто, тяжело, лицо залилось слезами, задрожали плечи. — Где тетя? Тетечка Лилечка моя, родненькая, позвоните, пусть она меня заберет домой, ну пожалуйста, я не хочу к маме Зое, я не хочу жить здесь, где моя тетечка? Коробка конфет упала на пол, но Люся этого не заметила. У нее началась самая настоящая истерика. Доктор Руденко поняла, что разговаривать дальше бесполезно. Она решила не колоть успокоительное. Девочка и так запичкана психотропными препаратами. Евгения Михайловна сидела и гладила ее по волосам. В маленький бокс заглянул фельдшер, хотел войти, но доктор покачала головой. Люся плакала и причитала, повторяла одно и то же, звала тетю Лилю, казалось, она ушла в себя, в какие-то свои жуткие, невыносимые воспоминания. Она проживала травмирующую ситуацию заново, неизвестно, в который раз. — Не надо! Ей больно, пожалуйста, не трогай ее! Я все сама отдам, я знаю где, не трогай! Евгения Михайловна пожалела, что у нее нет с собой диктофона. Она старалась не пропустить ни слова. Люсино бессмысленное бормотание со стороны казалось бредом, но содержало в себе бесценную информацию. — Тетя! Миленькая, хорошенькая, пожалуйста, открой глазки! Почему она не слышит? Нет, я не убивала… я не знаю… мне было плохо… не помню… почему я? Русланчик, прости меня… Она поправится? Да, я поняла, если я признаюсь, что убила, она поправится… Я убила тетю Лилю… я убила… Люся плохая, воняет… Русланчик, не уходи, помоги ей… — Дальше последовал жуткий, сдавленный крик. У Люси закатились глаза, она рухнула на койку. Евгения Михайловна посчитала пульс, вытерла ей лицо бумажным платком и, наклонившись к уху девочки, тихо спросила: — Руслан ударил тебя? — Шею больно, — не открывая глаз, прошептала девочка. — Сейчас больно? — Позовите тетю Лилю. — Светло-карие глаза широко открылись и уставились на Евгению Михайловну. Взгляд был осмысленным, испуганным, и опять доктор Руденко не заметила в нем ни капли безумия. — Я сделала все, как нужно, тетя Лиля уже поправилась. Пусть она придет. — Люся, а кто тебе сказал, как нужно делать? — Добрый Лоа. — Кто это такой? — Добрый дух, который оживляет мертвых. Человек умирает, как засыпает, а потом просыпается, и становится молодым, здоровым, сильным, и живет очень долго, никогда ничем не болеет. Если слушаться Лоа, он будет добрым и оживит мертвого, за которого ты просишь, — все это она проговорила быстрым, свистящим шепотом, четко, без запинки, словно повторяла заученный наизусть текст. — Как он выглядит, этот Лоа? — осторожно поинтересовалась Евгения Михайловна. — Никак. Его нельзя увидеть. — Но тогда как же с ним можно разговаривать? — Он иногда вселяется в человека и говорит через него. — Значит, он в тебя вселялся? — Нет, в меня нельзя, я плохая, больная, глупая, от меня воняет. Лоа любит здоровых, сильных, которые спортом занимаются. Вот Руслана он очень любит, Руслан такой красивый, сильный. Ну, вы же его видели, это он вам передал для меня конфеты. — Да, конечно. Значит, Лоа вселился в Руслана, убил тетю Лилю и приказал тебе сказать, что это ты убила, — медленно проговорила Евгения Михайловна и почувствовала, как у нее холодеют руки и мурашки бегут по спине. — Лоа добрый, но строгий, — задумчиво произнесла Люся, — он всегда делает, как лучше для человека. Только кажется, будто он убил. На самом деле это такое испытание для людей. Вот я глупая, не умею говорить не правду, и мне пришлось пройти испытание, сказать всем, что я убила тетю Лилю. Но теперь я очистилась. Из меня вышла плохая кровь, и я должна поправиться. — Из тети Лили тоже вышла плохая кровь? — Конечно, — Люся широко, радостно улыбнулась, — но только вы никому об этом не рассказывайте. — Хорошо, никому не расскажу, — пообещала доктор Руденко и внезапно спросила: — Ты помнишь свою маму? — Я не хочу к маме Зое, — живо отозвалась девочка, — я больше туда никогда не хочу, там все думают, что я плохая. — Кто все? — Там делают уколы. В подвале страшно, там злые чудовища. Кукле оторвали голову, я плакала, они смеялись. Пожалуйста, позвоните тете Лиле, пусть она меня заберет. — Люся, у мамы Зои в подвале живут чудовища? — Да. Вампиры, ведьмы, черти, мертвецы. Я боюсь, я не хочу. — А кто оторвал кукле голову? — Бака, — прошептала Люся и тут же зажала рот ладонью. — Кто это? — Злой дух, человек-волк. — И зачем он это сделал? — Чтобы убить. — Кого? — Не знаю, кукла была как будто этот человек, которого хотели убить. Они так играли. — Кто они? — Все ребята. — Ребята у мамы Зои? — Нет! Я к маме Зое не хочу, — Люся вдруг замерла с открытым ртом, несколько секунд глядела куда-то мимо Евгении Михайловны, в глазах у нее застыл ужас, словно там, за спиной врача, она увидела нечто очень страшное, — пожалуйста, никому не говорите про Лоа, — прошептала она, и как будто весь воздух вышел из нее вместе с этим шепотом. Она упала на подушку, лицо ее стало бледным и равнодушным. — Люся, ты знаешь свою фамилию? — Коломеец Люся, восемьдесят пятого года. — А как фамилия мамы Зои? — Я спать хочу, я сразу усну, я буду хорошо себя вести, — пробормотала девочка и широко зевнула. — Мама Зоя тебя удочерила и дала тебе свою фамилию, — Евгения Михайловна взяла Люсю за руку, — ты должна мне ее назвать, тебя никто не будет ругать за это. — Я Коломеец Люся, я не хочу другую фамилию, я хочу домой, позвоните тете Лиле… — Хорошо. Как фамилия Руслана? — У Лоа нет фамилии. Ему не нужно… — А мама Зоя тоже Лоа? — Руслан Лоа Барон Самади, мама Зоя Лоа Маман Бригит. — Они муж и жена? — Нет. — У мамы Зои другой муж? — Был. Но умер. — Когда? — В том году. — Как его звали? — Папа Василий. — Отчего же он умер? — Долго болел. Лежал в кровати, не двигался, только кушать просил. А потом умер. Я спать хочу, я сразу усну… — Хорошо, Люся, сейчас ты будешь спать. — Только скажи, ты помнишь свою родную маму? Ее звали Ольга, — ласково произнесла Евгения Михайловна. — Да. Я помню маму Олю. У нее светлые кудрявые волосы, как у тети Лили. — Она погибла. Это тоже было испытание Лоа? — Нет. Она сама себя убила. Прыгнула на улицу из окошка и разбилась. Лоа ни при чем.