Пятое время года

Сиенит на сей раз не может сдержать улыбки.

– Я должна, наверное, сказать, что на самом деле не люблю сафе.

– Никто не любит. – В искренности улыбки Эрсмит сейчас нет никаких сомнений. – Что-нибудь еще, прежде чем мы пойдем?

Теперь очередь Сиенит удивляться.

– Вы пойдете с нами?

На лице Эрсмит читается ирония.

– Ну, в конце концов, благополучие нашей общины зависит от вас. Так что мне кажется, что так и подобает.

О, да. Это настоящая хозяйка.

– Тогда прошу вас, ведите меня, Эрсмит Лидер.

Сиенит показывает на дверь, и они все вместе выходят.





* * *


С гаванью дело неладно.

Они стоят на чем-то вроде широкого бульвара, тянущегося вдоль восточного изгиба полукруглого залива. Отсюда видна бо́льшая часть Аллии, раскинувшейся по склонам кальдеры, окружающей порт. Город действительно очарователен. День стоит прекрасный, ясный и теплый, а небо настолько синее и чистое, что Сиенит думает, как замечательно смотреть отсюда ночью на звезды. Но то, чего она не видит – под водой, вдоль дна гавани, – заставляет мурашки бежать по ее коже.

– Это не коралл, – говорит она.

Эрсмит и Азаэль одновременно поворачиваются к ней с озадаченным видом.

– Извините? – говорит Эрсмит.

Сиенит отходит от них, подходит к ограде и протягивает руки. Жест необязателен, но ей просто хочется показать им, что она что-то делает. Орогены Эпицентра всегда показывают своим клиентам, что осознают и оценивают ситуацию, даже когда клиенты не понимают, что происходит.

– Дело в дне гавани. Верхний слой – коралл. – Она задумывается. Она никогда прежде не ощущала коралла, но он чувствуется так, как она и ожидала – слой кишащей яркой жизни, которую она может забрать, если понадобится, для подпитки своей орогении, и толстый слой древней известковой смерти. Но коралл сидит на горбатом хребте на дне гавани, и хотя он кажется природным – такие складки обычно встречаются там, где суша встречается с морем, как она читала, – Сиенит уверенно может сказать, что это не так.

Во-первых, он абсолютно прямой. И огромный. Гребень проходит через всю гавань. Но что важнее, он не здесь.

Это скала под слоями ила и песка, она чувствует это. Если придется, то она, наверное, сдвинет морское ложе вроде этого. Она ощущает вес воды и камень, деформированный ее весом и давлением снизу, пласты вокруг него – но не само препятствие. Оно точно так же могло быть большой полостью на дне гавани… вокруг которой сформировалось все дно.

Сиенит хмурится. Ее пальцы распрямляются и подрагивают, следуя течению и изгибам сэсуны. Тихое скольжение сланца, песка и органики, холодное давление твердой коренной породы, течение и резкий срыв в глубину. Следуя ему, она запоздало вспоминает о том, что надо озвучивать то, что она обнаруживает.

– Там, под слоем коралла, что-то еще, погребенное на океанском дне. Камень под ним сжат, это должно быть тяжелым… – Но почему в таком случае она этого не чувствует? Почему она ощущает препятствие только по его воздействию на окружающее? – Странно.

– Это имеет отношение к делу? – Это Азаэль, возможно, пытается показать свой профессионализм и интеллект, чтобы вернуть расположение Эрсмит. – Нам нужно только чтобы был уничтожен коралловый барьер.

– Да, но коралл как раз на нем сидит. – Она ищет коралл и находит его везде по окраинам гавани. В голове у нее формируется теория. – Именно потому это единственное место в глубокой части гавани, перекрытое кораллом. Он растет поверх этой штуки, там, где ложе океана сильно поднято. Коралл – мелководная штука, но наверху этого гребня у него достаточно прогретой солнцем воды.

– Ржавь земная. Это значит, что он снова нарастет? – Это говорит один из мужчин, пришедших с Эрсмит и Азаэль. Насколько может сказать Сиенит, это группа чиновников, но она вспоминает об их присутствии, лишь когда один из них заговаривает. – Смысл-то был в том, чтобы расчистить гавань насовсем…

Сиенит выдыхает и расслабляет сэссапины, открывает глаза, чтобы они поняли, что она закончила.

– Со временем зарастет, – говорит она, оборачиваясь к ним. – Смотрите, вот с чем вы имеете дело, – говорит она. – Это ваша гавань. – Она складывает левую ладонь, словно охватывая две трети окружности. Гавань Аллии не такая ровная, но они понимают, она это видит по тому, что они подходят ближе. Она кладет большой палец на открытую часть, почти перекрывая ее. – Эта штука расположена здесь. Она чуть приподнята с одного конца, – она шевелит кончиком большого пальца, – поскольку в подложке есть природный наклон. Вот здесь находится бо́льшая часть кораллов. Вода на дальнем конце глубже и холоднее. – Она неуклюже шевелит рукой, показывая на основание большого пальца. – Вот открытый канал, который используется для движения в вашем порту. Если вдруг коралл не станет любить темную холодную воду или не появится другая разновидность коралла, которая будет любить такие условия, эта часть, вероятно, никогда не зарастет.

Но даже пока она говорит, до нее доходит – кораллы растут друг на друге. Новые существа растут на костях своих предшественников. Со временем уровень дна даже в холодной зоне поднимется на уровень оптимальных условий для роста кораллов. Точно выверив время, Азаэль хмурится и говорит:

– За исключением того, что этот канал закупоривался медленно, но верно в течение многих лет. По записям десятилетней давности корабли могли проходить по центру гавани, теперь – нет.

Огонь подземный. Когда Сиен вернется в Эпицентр, она скажет, что к курсу для галек нужно добавить изучение морской жизни, строящей скалы. Странно, что они еще такого не изучают.

– Если эта община существует много Зим, а проблема у вас возникла только что, то этот коралл явно не из быстрорастущих.

– Аллии всего лишь две Зимы, – говорит Эрсмит, с болезненной улыбкой глядя на Сиен. Это само по себе значительное достижение. Срединные и арктические общины в большинстве своем и одной Зимы не переживают, на Побережье все еще более эфемерно. Но, конечно, Эрсмит думает, что говорит с уроженкой Юменеса.

Сиенит пытается припомнить все, что не проспала на уроках истории в яслях. Самой недавней была Удушливая Зима, меньше ста лет назад. Она была еще мягкой, поскольку люди погибли в основном в Антарктике, близ горы Акок, когда та взорвалась. До того была Кислотная Зима. Или Кипящая? Она всегда путала эти две. Как бы то ни было, это было за две-три сотни лет до Удушливой, и это была тяжелая Зима. Верно, после них не осталось ни одного приморского поселения, так что понятно, что Аллия всего на несколько десятков лет моложе, поскольку ее построили, когда вода стала менее кислой и отступила, после чего береговая полоса снова стала жилой.

– Значит, коралл перекрывал гавань в течение четырех сотен лет или около того, – прикидывает вслух Сиенит. – Возможно, с перерывом во время Удушливой Зимы… – Как коралл переживает Пятое время года? Она понятия не имеет, но ему для роста нужны тепло и свет, или он погиб бы во время последней Зимы. – Хорошо, положим, он разросся и стал препятствием в течение ста лет.

– Огонь подземный, – с ужасом говорит вторая женщина. – Вы хотите сказать, что через сто лет нам придется делать это снова?


– Мы по-прежнему будем платить Эпицентру через сто лет, – вздыхает Эрсмит и смотрит на Сиенит не с досадой, а с какой-то покорностью. – Боюсь, ваше начальство высоко ценит ваши услуги.

Сиенит сдерживает желание пожать плечами. Это правда.

Все переглядываются, затем смотрят на нее, и Сиенит понимает: они сейчас попросят ее сделать какую-нибудь глупость.

– Это очень плохая идея, – заранее говорит она, поднимая руки. – Серьезно. Я прежде никогда ничего под водой не перемещала, именно поэтому мне назначен руководитель. – Очень он ей помог. – И что еще важнее, я понятия не имею, что там за штуковина. Это может быть массивный газовый или нефтяной карман, который отравит вашу гавань на много лет. – Это не так. Ты знаешь это, поскольку никакой газовый или нефтяной карман не может быть таким прямым и плотным, как это нечто, кроме того, ты можешь сэссить нефть или газ. – Это может быть остатком какой-то особо тупой мертвой цивилизации, которая фаршировала свои гавани бомбами. – Блестящая идея. Они в ужасе смотрят на нее. Она делает очередную попытку.

– Закажите исследование, – говорит она. – Пришлите геоместов, которые изучают морскую растительность, может, геонеров, которые знают что-то о… – она машет рукой, бешено ища мысль, – океанских течениях. Взвесьте все «за» и «против». Затем уже зовите кого-нибудь вроде меня. – Она очень надеется, что конкретно это придется делать уже не ей. – Орогения должна быть вашим последним доводом, не первым.

Это лучше. Они слушают ее. Двое из тех, кого она не знает, начинают негромко переговариваться, на лице Эрсмит задумчивость. Азаэль кажется раздосадованной, но это не всегда плохо. Азаэль не слишком умна.

– Боюсь, нам придется об этом подумать, – говорит, наконец, Эрсмит. Она настолько разочарована, что Сиенит даже жалко ее. – Мы не сможем позволить себе второго контракта с Эпицентром, и я не уверена, что мы сможем позволить себе исследование. Седьмой университет и Концерн Геонеров требуют почти столько же, что и Эпицентр. Но что еще важнее, мы не можем далее терпеть блокировки гавани – как вы сами догадались, мы уже потеряли часть торговли, которая переместилась в другие Прибрежные порты, способные принимать более тяжелые суда. Если мы утратим доступность, смысла существования нашей общины не останется.

– Мне жаль, – начинает Сиен, но один из мужчин, шептавшихся у нее за спиной, рычит на нее.

– Вы агент Эпицентра, – говорит он, – и мы заключили с вами контракт на выполнение работ.

Может, в конце концов, он не просто чиновник.

– Я знаю. И я готова ее выполнить прямо сейчас, если вы желаете. – Коралл – пустяк, теперь она знает, поскольку просэссила его. Она может сделать это, вероятно, даже не сильно качнув корабли на якорях. – Если я расчищу коралл, уже завтра вашу гавань можно будет использовать…

– Но вас наняли, чтобы расчистить гавань, – говорит Азаэль. – Навсегда расчистить, а не на время. Если проблема оказалась больше, чем вы думали, то это не повод не завершить работу. – Ее глаза сужаются. – Разве только вы отказываетесь устранять препятствие по какой-то другой причине.

Сиен еле сдерживается, чтобы не обозвать Азаэль.

– Я изложила свои доводы, Лидер. Если бы я хотела вас в чем-то обмануть, то зачем мне рассказывать вам что-то об этом препятствии? Я бы просто убрала коралл и оставила вас осознавать проблему на собственной шкуре, когда он снова вырос бы.

Это, насколько она видит, заставляет некоторых из них заколебаться – оба мужчины из группы перестают смотреть на нее с таким подозрением. Даже Азаэль теряет обвиняющий вид, неловко выпрямившись. Эрсмит тоже кивает и поворачивается к остальным.

– Думаю, нам надо обсудить это с губернатором, – говорит она в конце концов. – Привести ему все аргументы.

– При всем уважении, Лидер Эрсмит, – хмурится одна из женщин, – я другого выбора не вижу. Нам надо расчистить гавань, временно или насовсем. В любом случае нам платить Эпицентру столько же.

– Или ничего не платить, – говорит Сиенит. Все они поворачиваются к ней, и она вздыхает. Глупо, что она упомянула об этом – одному Отцу-Земле ведомо, что с ней сделают старшие, если она сорвет это задание. Но она ничего не может поделать. Перед этими людьми стоит перспектива экономического обрушения всей их общины. Сейчас не Зима, они могли бы переехать куда-нибудь, начать с нуля. Или самораспуститься, всем семьям общины попытаться найти место в других поселениях…

…что невозможно для тех членов семей, которые бедны, больны или стары. Или у кого есть тети, братья-сестры или родители-орогены, таких никто не примет. Или если в общине, куда они попытаются пристроиться, окажется уже слишком много представителей их функционал-касты. Или…

Да ржавь все это побери.

– Если мы с моим коллегой вернемся сейчас обратно, – говорит Сиенит, несмотря ни на что, – ничего не сделав, – это нарушение контракта. Вы вправе требовать назад предоплату, за исключением наших расходов на поездку и поселение. – Она говорит это, глядя в упор на Азаэль, та стискивает челюсти. – Ваша гавань будет доступной, по крайней мере, еще несколько лет. Используйте это время и сэкономленные деньги для изучения того, что случилось, и выяснения, что там такое внизу, или… или переведите вашу общину в другое место.

– Это немыслимо, – в ужасе говорит Азаэль. – Это наш дом!

Сиен не может не думать о воняющем рвотой одеяле.

– Дом – это люди, – тихо говорит она Азаэль. Та моргает. – Дом – это то, что вы забираете с собой, а не то, что покидаете.

Эрсмит вздыхает.

– Это очень поэтично, Сиенит Ороген. Но Азаэль права. Переезд означает потерю идентичности нашей общины и, вероятно, рассеяние нашего населения. Также это означает потерю всего, что мы сюда вложили. – Она делает жест рукой, и Сиенит понимает, что она имеет в виду: легко можно стронуть с места людей, но не здания. Не инфраструктуру. Все это означает благополучие, а даже вне Зимы благополучие означает выживание. – И нет гарантии, что в другом месте мы не столкнемся с худшими проблемами. Я ценю вашу честность – действительно ценю. Но… знакомый вулкан лучше.

Сиенит вздыхает. Она пыталась.

– Так чего вы хотите от меня?

– Мне кажется, это очевидно.

Да. Клятая Земля, это так.

– Вы можете это сделать? – спрашивает Азаэль. Может, она и не думала задирать ее. Может, она просто волнуется, поскольку Сиен говорит о судьбе общины, которую Азаэль всю жизнь учили направлять и защищать. И, конечно, родившись Лидером, Азаэль ничего не знает об этой общине, кроме ее потенциала и привлекательности. У нее никогда не было причины рассматривать свою общину с недоверием, ненавистью или страхом.

Сиенит и не думает обижаться на нее. Но она и так уже в дурном настроении, к тому же она устала, поскольку мало спала после того, как спасла Алебастра от отравления прошлой ночью, а вопрос Азаэль подразумевает, что она хуже, чем есть. Слишком много сразу для этой долгой, ужасной поездки.

– Да, – рявкает Сиенит, отворачиваясь и протягивая руки. – Отойдите все как минимум на десять футов.

В группе слышны аханья, тревожное перешептывание, и на разворачивающейся карте ее сознания она видит, как они спешно отступают – горячие яркие возбужденные точки удаляются из зоны легкой достижимости. Они все равно в зоне досягаемости, пусть уже и не такой легкой. Да и вся их община, честно говоря, – это сгусток движения и жизни, которую так легко схватить и поглотить при необходимости. Но им не надо этого знать. В конце концов, она профессионал.

Она всаживает ось своей силы в землю остро и глубоко, чтобы ее торус был скорее узким и высоким, а не широким и смертоносным. Затем она снова прощупывает местную подложку, выискивая ближайшие дефекты или остаточное тепло потухшего вулкана, сформировавшего кальдеру Аллии. В конце концов, та штука в гавани тяжелая, ей понадобится для ее передвижения больше, чем источники в окружающей среде.

Но во время ее поисков происходит нечто странное – и знакомое. Ее сознание смещается.

Внезапно она уже не в земле. Что-то тащит ее прочь, наружу, вниз, внутрь. Она сразу же теряется, бьется в темном, цепенящем холоде, и вливающаяся в нее сила – не тепло, не движение, не потенциал, а что-то иное.

Что-то подобное она чувствовала в ту ночь, когда Алебастр руководил ее орогенией. Но это не Алебастр.