Поход

«Жалко, что такие грёзы вряд ли сбудутся в ближайшее время. Прийти бы к тому, чтобы пулемётная команда из четырех пулеметов на стрелковый батальон была. А это почти пять тысяч пулемётов Максима только для пехоты. Пока же две батареи из восьми пулемётов на дивизию приходится. Слабовата российская промышленность и казна. Но то, что сейчас есть, куда лучше того состояния дел, которое в это время было в истории моего прежнего мира. В войсках уже больше полутора тысяч пулемётов Максима и около пятисот Мадсена. Так что можно и дальше помечтать, особенно по ”мадсенам”. Получить бы в этом году заказ на пару тысяч штук. Зря, что ли, деньги свои тратил…» – успел подумать я во время паузы, сделанной Муравским.

– А что вам сказал капитан Росс? И куда он направился? – поинтересовался Виктор Александрович.

– На Тяньцзинь пошёл. Ему такой приказ, видите ли, отдало его командование. Вот такие дела в коалиции, господин капитан. Каждый сам себе начальник. Я, правда, при штурме Таку тоже посамовольничал. Капитан цур зее фон Поль, командовавший нашим союзным десантом, распорядился отходить от северо-западного форта, а я пошёл на его штурм со своими стрелками самостоятельно, отказавшись выполнить приказ начальника десанта. В общем, единоначалия нет, полный бардак.

– Победителей не судят, Тимофей Васильевич, – усмехнулся Муравский.

– Виктор Александрович, искренне хочу, чтобы капитан Росс и его морпехи были победителями, но вот то внутреннее чувство, которое я называю «чуйкой», говорит об обратном.

Как будто в подтверждение моих слов, в лесу, куда почти полностью зашёл отряд американцев, раздались выстрелы. Муравский отреагировал первым.

– Лежа, одиночными – ЗАРЯЖАЙ!.. – резко и громко скомандовал он своим пулемётчикам.

Наводчики, не суетясь, почти одновременно подняли прицелы своих «максимов», пропустили наконечники ленты через окно приемника. Подав головку рукоятки до отказа вперёд и протянув ленту на один патрон, опустили рукоятку.

– К стрельбе готов! – донеслись доклады от наводчиков. Остальные номера, а их было ещё шесть, занимали свои места для стрельбы лежа, согласно уставу.

– А мы что стоим? Команда к вам не относится? – обратился я к четырем казакам – двум расчетам с пулеметами Мадсена, которые продолжали стоять на верхушке пригорка. – Упали, приготовились к стрельбе. Стрелять лежа по моей команде и туда, куда рукой покажу. Всё ясно?!

– Так точно, вашвысокбродь, – дружно рявкнули казаки, быстро залегая за небольшими брустверами из земли своих позиций, которые успели насыпать.

Всё обучение этих пулемётных расчетов заключалось в том, что успел только показать, как заряжать пулемёт и как стрелять из него лежа, стоя и с колена. Вхолостую пощёлкали курком ударного механизма пулемёта, имитируя направление оружия на цель, прицеливание и открытие огня из трёх положений. Дальше вся надежда была на природную смекалку казаков. Тем более, Смоленский, выделяя этих бойцов, сказал, что они лучшие стрелки в полусотне.

Морпехи из арьергарда, не успевшие войти по железнодорожному пути в лес, бодро откатывались назад, на ходу стреляя куда-то между деревьями и перезаряжая своё оружие.

Ради интереса посмотрел, чем были вооружены американцы, пока ехали на платформе. Был удивлен тем, что многие морпехи до настоящего момента снаряжены древними однозарядными «спрингфилдами». Лишь немногие имели магазинные винтовки системы Крага – Йоргенсена. И сейчас было видно, насколько для современного боя устарело однозарядное оружие.

Отбежавший метров на пятьдесят от леса арьергард американцев, состоящий из десятка морпехов, остановился, залег и усилил стрельбу по лесу, откуда стали выбегать ушедшие вперёд бойцы из-за океана. Отступали американцы грамотно, волнами, прикрывая друг друга. Вот только помочь им мы пока не имели возможности. Противника морпехов пока не было видно, а впустую жечь патроны, стреляя куда-то в лес, ни я, ни Муравский не собирались.

В этот момент с правой для нас опушки леса вынесся десяток казаков с сотником Смоленским. Нахлестывая лошадей, казаки летели бешеным карьером к биваку нашего отряда. Вскинув бинокль к глазам, я увидел, что пара казаков точно ранены, так как еле могут держаться в седле. Когда отряд сотника отдалился от опушки метров на сто, из-за деревьев появилась большая группа всадников, судя по вооружению и экипировке, явно китайская конница, а не ихэтуани.

Виктор Александрович опять сориентировался быстрее меня.

– Кучин, пулемёт вправо, – скомандовал он наводчику пулемёта на правом фланге. – По коннице противника вправо, прицел четырнадцатый, цели вправо три, наводить по головному, одиночными – НАЧИНАЙ!

Выстрел. Выстрел. Муравский что-то одобрительно пробурчал. Я же, глядя в бинокль, попадания не увидел. Китайские всадники, количество которых, показавшихся из-за опушки леса, уже приближалось к двум сотням, продолжали сокращать расстояние до казаков и нашего бивака, где уже трубачи играли сигнал тревоги.

– Прицел двенадцать, целик вправо два, по головному – ОГОНЬ! – вновь скомандовал Виктор Александрович.

– Да вижу, ваше высокоблагородие, – довольно громко недовольно пробормотал наводчик, послав рычаг вперёд, продернул ленту еще на один патрон и опустил рычаг. Поправил целик, прицельное кольцо и открыл огонь.

Да, не зря Муравский хвалил своих пулемётчиков. Возникло такое ощущение, будто китайцы наткнулись на стену пуль. Первые ряды конницы легли, будто кегли в боулинге. А Кучин, что-то азартно выкрикивая, всё давил и давил большим пальцем правой руки на спусковой рычаг, водя стволом пулемёта из стороны в сторону.

«Да уж, смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий… – подумал я, глядя на открывшуюся картину. – Только теперь одного пулемёта, господин Лермонтов, достаточно для образования такой смертельной кучи-малы».

– Злобин, Рьянов, помогите Кучину. Короткими, ОГОНЬ! – скомандовал я казакам-пулемётчикам. – Остальные также стреляем, не у тёщи на блинах!

Почти немедленно к солидному басу перезаряженного «максима» присоединилась трескотня других пулеметов и мосинок, внеся ещё больший переполох среди конницы противника. Китайцы не выдержали, остановились и начали разворачивать назад коней. В эту толпу, находящуюся шагах в двухстах от пригорка, на котором мы расположились, и летели пули из трех пулемётов и шести винтовок прислуги. Смоленский со своими казаками почти добрался до наших войск на биваке, которые начали выстраивать строй для отражения атаки конницы.

В этот момент без команды заработал пулемёт с левого фланга, причем сразу начал бить длинными очередями без всякой пристрелки. Резко развернувшись, я увидел, что и на левой опушке леса, которая граничила с берегом Пэйхо, галопом несутся наши казаки, а за ними мчатся всадники, не совсем похожие на представителей регулярной армии. В гущу этой конницы и ударил наводчик, и очень удачно ударил, ссадив на землю за несколько секунд десятка два всадников. Оставшиеся в живых не выдержали столь меткого огня и свернули к реке, скрывшись под её берегом. Казачки, увидев результаты стрельбы, направили коней к нашему пригорку. Вот только было их всего шесть человек, и хорунжего Тонких среди них я не увидел.

Между тем морпехи грамотно и уверенно перебежками отходили от леса, прикрывая друг друга. Вскоре первые американцы достигли нашего пригорка и продолжили отступление дальше. Капитан Росс, проходивший мимо нас шагах в ста, приветливо помахал рукой, потом поклонился, прижав обе руки к груди, закончив выражение признания за оказанную нами его отряду помощь отданием чести.

«Выражай, выражай благодарность за помощь, – подумал я, бросив ладонь к срезу фуражки. – Если бы китайские всадники ударили твой отряд с двух сторон во фланги, через пару минут от него ничего бы не осталось. А так потерь пока не видно. Ни одного тела в американской форме на земле не лежит. Только вот куда пушки-то делись?»

– Ваше высокоблагородие, разрешите к вам присоединиться, – услышал я за своей спиной.

Развернувшись, узрел молодого казачину с шикарным чубом и щегольскими усиками, придававшими его лицу нагловатое и в то же время хитрое выражение. Несмотря на молодость, казак носил лычки младшего урядника.

– Урядник, где хорунжий Тонких? – спросил я казака.

– Ссадили его, ваше высокоблагородие.

– Где и как?

– Мы вдоль реки пошли, там за лесом где-то через полверсты деревня китайская будет. Мы вошли в неё, начали по фанзам шарить. Они все пустые были, как и раньше в других посёлках, пока мы до конца деревни не дошли, – казак замолчал и потряс головой.

– Дальше рассказывай, – поторопил я урядника.

– В конце деревни очень большой двор был, обнесенный забором. А за ним много всяких строений. Мы к воротам только сунулись, а они сами распахнулись, и оттуда китайцы полезли, а с околицы всадники показались. Ну, мы и задали назад стрекача. Только хорунжего нашего то ли арканом, то ли ещё как-то из седла вытащили, да Мишку за ним тоже ссадили между фанз.

– Какого Мишку? – задал вопрос подошедший Муравский.


– Брата родного моего, старшего урядника Зарубина, ваше высокоблагородие. А потом уже, когда мы из-под берега начали выбираться, эти ироды коней у казака Гагаркина да Ерилова убили. Те к реке в камыши побежали. Может, и ушли от китайцев. Вот такие дела, – младший Зарубин удручающе покачал головой.

– Да… Невеселые дела, – удручённо произнёс Виктор Александрович. – Тонких жалко. Совсем ещё мальчишка.

– Ох ты, матерь Божья, – удивлённо произнёс Зарубин, глядя мне за спину.

Развернувшись, я увидел впечатляющую картину. Из леса, который по фронту тянулся где-то на полверсты, выходили одна за другой шеренги китайцев. Показалось, что из-за деревьев выплеснулась темно-синяя волна, так как большинство из воинов Поднебесной были одеты в одежду синего цвета.

– Их уже больше двух тысяч получается, – нервно произнёс Муравский, осматривая строй китайцев, к которому присоединялись всё новые воины.

– Вот и я думаю, где же мы их всех хоронить-то будем, – задумчиво произнёс я, думая о том, как выкрутиться из создавшейся ситуации.

– Вы ещё шутить можете в такой обстановке, – попытался улыбнуться капитан.

– Как бы они нас не похоронили, вашвысокбродь, – произнёс урядник и нервно хохотнул. – Пропал Мишка, не выручишь брата теперь. Вона их сколько.

– Виктор Александрович, давайте-ка сворачивайтесь с позиций и направляйтесь к нашему лагерю. А я с казаками вас прикрою. Вы только коня мне своего оставьте.

– Хорошо, господин капитан. Начинаю отход.

– Зарубин, а ты давай с казаками на верхушку пригорка. Полежим там, полюбуемся на такое количество китаёзов. Может, и постреляем по ним чуток. Глядишь, они испугаются и не пойдут вперед. Как думаешь, Зарубин?!

– Всё шутите, ваше высокоблагородие, – невесело усмехнулся урядник. – Если они вперёд пойдут, от нас и мокрого места не останется.

– Не так страшен чёрт, как его малюют. Глядишь, перемелется, и мука с хлебом будут. Давай за своими.

Отступление прошло спокойно и без эксцессов. Китайцы дождались, когда двуколки с пулемётами, а потом и я с казаками добрались до основных сил отряда, и лишь тогда двинулись вперёд. Пройдя шагов триста, они остановились где-то метров за восемьсот до нашей первой линии. В это время на правом фланге китайских войск заклубилась пыль, в которой можно было рассмотреть большой отряд всадников. По моим прикидкам, перед нами выстроилось около четырёх тысяч пехоты и тысяча конницы. И это были именно войска, а не банда ихэтуаней.

– Тимофей Васильевич, может быть, вы объясните столь непонятное поведение китайцев. Они стоят уже пять минут и ничего не предпринимают… – обратился ко мне подполковник Савицкий, когда я, вернувшись с пригорка, подошёл к группе офицеров нашего отряда, собравшихся для получения приказа.

– Господин полковник, судя по знамёнам с изображением «Не», это войска генерала Не Шичэна, командующего войсками Печилийской провинции. Ещё недавно он сам громил банды ихэтуаней, а сейчас, вернее всего, объединился с ними. За казаками, которые ушли с хорунжим Тонких, гнались бандиты-боксёры. Но насколько я понял из того, что вижу, генерал Не с нами воевать не хочет, но и пропустить в Тяньцзинь, видимо, не может. Возможно, приказ какой-то получил. Предположений множество, но, где истина, я думаю, мы не узнаем.

– И что вы предлагаете?

– Вступить с ними в бой – это самоубийство. У них десятикратное превосходство в живой силе. Нам одной конницы хватит. Поэтому предлагаю отступление. Разведку мы провели, почти до самого Тяньцзиня. Противника потрепали. Потери у китайской конницы составляют минимум пятьдесят всадников.

– Вы значительно преуменьшаете, господин капитан, – перебил меня Муравский. – Я считаю, что потери составили около сотни китайцев.

– Да можно и двести в отчёте написать. Как говорил генералиссимус Суворов, «чего их басурман жалеть», – сказал я и, переждав смешки офицеров, продолжил: – Генерал-майор Стессель, отдавая приказ на разведку дороги, прямо указал, что при встрече превосходящих сил противника отступать. Мне страшно представить, что будет, если китайцы всё-таки атакуют нас.

– Господа, какие ещё будут предложения? – обратился Савицкий к офицерам.

Предложений больше не было, и начался организованный отход по дороге. До темноты успели пройти вёрст шесть. Когда на небе появились звёзды, остановились, ожидая действий китайского войска, передовой отряд которого следовал за нашим арьергардом, сохраняя разрыв метров в восемьсот. Мы встали, встали и китайцы.

– Парламентёров, что ли, к ним послать. А то непонятно, чего ждать от этих узкоглазых, – раздраженно произнёс командир арьергарда штабс-капитан Врублевский Иван, с очень интересным отчеством – Пржемыславович.

– Не думаю, что они нападут, господин капитан. Такое ощущение, что генерал Не просто выдавливает нас к границе своей провинции, – произнёс я, так как вместе с пятью расчетами ручных пулемётов отдельным отрядом также находился в арьергарде.

– Хотелось бы верить в это. Гляжу, подполковник Савицкий отдал распоряжение располагаться на ночлег. Надо сходить и уточнить задачу для нас.

– Пойдемте.

На вечерне-ночном совещании было принято решение со всеми предосторожностями расположиться на отдых, а с утра двинуться дальше к оставленным составам. Судя по поведению китайцев, нападать они не собирались и тоже начали готовить бивак в километре от нас. Когда офицеры стали расходиться, я остановил сотника Смоленского.

– Василий Алексеевич, что с Тонких делать будем?

– А что здесь сделаешь. Только молиться остается. Если китайцы себя так ведут, может, и вернут из плена. Войны-то между нами как бы и нет пока.

– Боюсь, что Иван Васильевич попал в плен к ихэтуаням. А что они творят с христианами, вы уже слышали.

– Тогда остается уповать только на матерь Божью, чтобы она защитила хорунжего и казаков. А вы что предлагаете?

– Хочу отпроситься у полковника Савицкого в разведку. Ночь звёздная. Видимость нормальная. Вот мне и хочется до конца выяснить, какие отношения между генералом Не и боксёрами. От этого сильно зависят наши планы. А у тебя, Василий Алексеевич, хотел попросить урядника Зарубина в сопровождение да кое-какой одёжкой да оружием разжиться. А то в этой форме да с одним наганом в разведку не хочется идти.

– У денщика своего спросите. Не знаю как, но ваш баул-чемодан он и сюда притащить умудрился, – вмешался в наш диалог капитан Муравский. – Вы что, действительно хотите сейчас в разведку идти? Или Тонких хотите вытащить?

– Не хочу, но постараюсь сделать и то и другое, Виктор Александрович. Спасибо за совет. Не знал, что Севастьяныч такой проныра. Придётся еще серебряным рублём награждать, или двумя, – я в восхищении от действий своего временного денщика покрутил головой, после чего обратился уже к сотнику: – Василий Алексеевич, Зарубина дашь?

– Берите, а то он, забубённая голова, и сам уйдет брата выручать. А так, может, что и выгорит у вас.

На этой оптимистической ноте я направился к Савицкому, который вначале не хотел отпускать меня ни в какую, но потом согласился. Выяснить, в каких отношениях генерал Не и бунтовщики, было необходимо для планирования дальнейших боевых действий и дипломатических переговоров.

Получив разрешение, нашёл Севастьяныча, переоделся и вооружился. В рейд взял оба нагана, маузер и шашку. Всё распределил, развесил по телу для походного положения и пошёл к казакам. Зарубин уже ждал меня. Смоленский удивлённо уставился на моё оружие и способ его ношения, но ничего не спросил. Добила его темно-зеленая бандана, которую я, достав из кармана шаровар, повязал на голову перед тем, как покинуть бивак.

– Удачи, господа казаки, – каким-то напряжённым голосом произнёс нам в спину сотник.