Поход

«Она нам не помешает, – подумал я, направляясь с урядником к реке. – На ”Титанике” и богатые, и здоровые, и красивые люди были, а выжили только удачливые».

Как оказалось, богиня Фортуна решила присмотреться к нам внимательно. Другим было трудно объяснить, что до посёлка, где пропали Тонких и старший Зарубин, мы добрались не только без каких-либо трудностей, но по дороге удачно столкнулись с Гагаркиным и Ериловым, которые также вдоль реки пробирались к своим. Узнав, что мы возвращаемся туда, где под ними убили лошадей, а потом гоняли, как уток, по камышам, оба казака изъявили желание пойти с нами.

План разведки у меня был простой. Захватить в плен кого-нибудь из бандитов, желательно из руководства, а заодно попытаться узнать о судьбе пропавших казаков. Если получится, то вызволить Тонких и Зарубина из плена, если нет, то доставить «языка» из ихэтуаней. А на обратном пути прихватить ещё «языка» из китайского войска. План так себе. Точнее, эту авантюру и планом не назовёшь. Тем не менее он начал выполняться, и довольно удачно.

Ближе к полуночи уже были на околице нужного посёлка. Залегли на небольшом пригорке, и я по очереди выслушал казаков, рассказывающих о том, что они запомнили об этом поселении. Фанзы почти все были погружены в темноту, и только на другой стороне этой китайской деревни виднелись огни. И их было много. Уяснив, что это, вернее всего, и есть описываемая казаками большая усадьба, откуда на них напали боксёры, решили подобраться к ней вдоль леса.

На осторожное передвижение к усадьбе ушло ещё где-то около получаса. Чтобы лучше её рассмотреть, я влез на дерево. Как и предполагал, усадьба состояла из трех сыхэюаней[2] и ещё нескольких построек, вернее всего складов. По периметру строения были огорожены забором-частоколом высотой около двух метров. В свете факелов и пары костров на территории этой мини-крепости обнаружил четверых часовых. Ещё с десяток вооружённых китайцев сидело у костров. В общем, чем больше смотрел, тем яснее мне становилось, что «языка» мы здесь не возьмём. И если Тонких и Зарубин находятся здесь, спасти их не удастся.

Если бы была пара дней на наблюдение, подготовку и имелась слаженная группа, хотя бы моих братов, можно было бы попытаться и казаков освободить, и «языка» по-тихому или с боем взять. Сейчас же нам четверым явно ничего не светило. И время стремительно убегало. До рассвета осталось около трех часов. Аккуратно слез с дерева, довёл информацию до казаков. С трудом смог успокоить Зарубина, который захотел хоть в одиночку штурмовать усадьбу. Пришлось аккуратно пробить ему в «солнышко», чтобы казак после удара отдышался, пришёл в себя и начал соображать, а не истерить.

Немного пошумев, двинулись дальше по кромке леса. За пределами посёлка горело много костров. Насколько смог рассмотреть с дерева, там располагался большой полевой лагерь, вернее всего ихэтуаней. Вот там и попробуем аккуратно пощупать их за вымя.

Ещё час наблюдения. Цель выбрана, подходы и путь отхода с грузом изучены, порядок действия каждого определён и выучен. Всё, что мог, за это время сделал, а теперь, богиня Фортуна, смотри на нас внимательно и не поворачивайся филейной частью. Оставив Зарубина и Гагаркина в прикрытии, вместе с Петром Ериловым поползли к китайцу, который в одиночестве расположился с края лагеря.

Добрались ползком до будущего «языка» на расстояние вытянутой руки. Пётр оказался даже очень хорошим «пластуном». Не соврал, что на охоту отец стал брать его с пяти лет. Своего первого волка взял в шесть. Медведя – в десять. А тут какой-то китаец, который спит, да ещё, как на заказ, на боку.

Рывок. Дозированный удар ребром ладони по сонной артерии. Кляп в рот. Пока я проделывал эти действия, Ерилов накинул двойную петлю веревки на предплечья «языка», стянул, обмотал несколько раз и завязал узел. Этап транспортировки продумали заранее. Связав ещё и ноги пленному, по очереди с Ериловым поволокли китайца к лесу. Достигнув первых деревьев, где нас страховали Зарубин и Гагаркин, подхватили «языка» под руки и потащили в глубину леса к выбранному для первого потрошения небольшому овражку.

Приведя пленного в сознание, я хотел начать экспресс-допрос, но он не понадобился. Китаец запел как соловей. В «языки» нам попался обычный крестьянин, которого боксёры насильно рекрутировали под свои знамёна, забрав из одной из фанз посёлка, который остался за нашими спинами. Два дня назад утром к ним в селение пришёл большой отряд восставших, который заставил женщин и детей отправиться вверх по реке, где их должны были переправить через Пэйхо в другую деревню. Всех мужчин рекрутировали в войско, объяснив, что на Тяньцзинь движутся проклятые иностранцы, поэтому смелые ихэтуани, которые уже осадили посланников дьявола в Пекине и Тяньцзине, вместе с воинами Поднебесной возродят Срединное государство. Они все вместе прогонят ненавистных иностранцев-христиан, а также предателей из китайского народа и откроют для китайцев зарю новой жизни. Сама старая богдыханша назвала их «своими возлюбленными сынами».

«Вчера подошёл ещё один отряд боксёров, – продолжал делиться информацией китаец. – В нём было несколько офицеров из конницы генерала Не. Этот отряд расположился за посёлком, так как главари отрядов восставших не ладят между собой. Первый расположился в усадьбе, а второй – в палатке, здесь в поле. После боя те, кто был в усадьбе, захватили двух казаков, а те, кто с китайскими офицерами, поздно вечером привели в свой лагерь двух иностранцев из-за моря. Сегодня в полдень всех четверых казнят. Об этом сообщили командиры. Все должны присутствовать на этом мероприятии, чтобы увидеть, как умирают пособники дьявола. Казнь их будет ужасной».

Я слушал «языка» и думал о том, что Тонких и Зарубина мы потеряли. Спасти их из усадьбы невозможно. А пленный всё продолжал вещать, что для него лучше было бы, если бы эти восставшие никогда не приходили в его селение и не мешали жить. Он хоть и простой крестьянин, но не верит во всю ту чушь, которую несут ихэтуани. Иностранцев он видел, и не раз. Никакие они не посланники дьявола, а обычные люди. Его родной брат живет среди иностранцев в Люйшунькоу, который сейчас называют Порт-Артур, и ничего страшного в таком соседстве не видит. В последнем письме советовал переселиться к нему.

Заткнув говорливому «языку» рот кляпом, я пересказал казакам всё, что удалось узнать.

– И что делать будем, ваше высокоблагородие? – тихо спросил Зарубин. – Убьют брата и хорунжего нехристи.

– Не знаю, урядник. Они в усадьбе. А ты сам видел, как она охраняется. Где их держат, неизвестно, и до рассвета не больше двух часов осталось. Давайте ещё раз подумаем, что можно сделать. Одна голова хорошо, а четыре лучше.

Подумали, поспорили, и я решил, что попробуем взять главаря ихэтуаней, который расположился в походном лагере. Добравшись к своим с таким ценным грузом, отправим парламентеров к китайцам из войска генерала Не и через них попробуем обменять попавших в плен казаков и американцев. Один главарь вместо четырёх воинов?! Может, и согласятся. Теперь осталось только главаря взять. Авантюра чистой воды, но пока удача была с нами. Первый «язык» говорливым оказался. Пускай теперь покажет, где ночует главарь.

Богиня удачи, кажется, продолжала кружиться над нашими головами. Палатка предводителя отряда боксёров оказалась не в центре лагеря, а с края и недалеко от леса. Если тихо, то пробраться можно. Тем более, под утро самый крепкий сон. Часовые, которые были расставлены по периметру лагеря, клевали носом. Двое у палатки главаря вообще нагло дрыхли. Всё это успели быстро рассмотреть перед тем, как с Петром поползли к месту ночевки вожака боксёров, расположившихся на этом биваке.

«Должно получиться, я везучий, – подумалось мне, когда приподнял низ полога палатки и просунул внутрь голову. – И где наш клиент?»

Прислушался, задержав дыхание, почувствовал какое-то шевеление слева от себя, движение воздуха, потом – резкая боль в затылке и полная темнота.





Глава 10. Гладиатор




– Очнулись, ваше высокоблагородие? Долго вы провалялись без памяти.

Я с трудом повернул голову в сторону говорившего и увидел старшего урядника Зарубина.

– Где мы? – спросил я, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.

– В посёлке китайском, где нас с хорунжим захватили. Вчера вечером сюда двух американцев притащили, а под утро вас принесли.

– Вы-то как к этим нехристям попали, Тимофей Васильевич? – вступил в разговор Тонких.

– Неудачная попытка захватить одного из главарей бандитов. Хотели попробовать обменять его жизнь на ваши, – с трудом сев из-за связанных ног и рук, ответил я.

Голова не закружилась, зрение не поплыло, тошноты не возникло. Подняв руки, связанные почему-то спереди, завел их за голову и попытался внешней стороной больших пальцев проверить, как поживает мой затылок. Нащупал хороших размеров шишку.

Дождавшись, когда я завершу исследование своей головы, Тонких спросил:

– Что значит обменять жизни?

– Казнят нас в полдень. Так вчера объявили главари боксёров. Лишь бы сразу голову отрубили, а то они такие затейники.

– Вы серьёзно?

– Серьезнее некуда, Иван Васильевич.

В это время с улицы донёсся ор толпы, а потом ещё один громкий крик-рёв.


– Так вот зачем американцев вытащили, – побледнев, произнёс хорунжий.

В это время, заскрипев, отворилась дверь, и в её проёме появился китаец, державший в руках за волосы две отрубленные головы. Одна из них принадлежала сержанту Уотсону.

«Бедный Барни, – подумал я, глядя в застывшие в удивлении глаза сержанта. – Кто бы мог подумать, что житель штата Вирджиния и недоучившийся студент Висконсинского университета потеряет в прямом смысле голову в небольшой китайской деревушке, недалеко от города Тяньцзинь. Хотя для меня какая разница, если я и жил ближе. Не повезло, товарищ подполковник. Скоро и твоя голова отделится от тела».

– Очнулись, есаул? – вопрос, прозвучавший на чистом русском языке, отвлёк от грустных мыслей и заставил поднять голову.

В помещение, где мы находились, вошёл плотный китаец лет сорока в форме офицера циньской армии. На конической шляпе с красной нитью был синий шарик, говоривший о том, что нас посетил ингуань, или командир батальона. Вместе с «комбатом» из солнечного света в темноту то ли сарая, то ли склада зашли ещё двое китаёзов. Один полный коротышка, а второй худой и длинный. На худом я увидел кобуры со своими наганами, а толстяк держал в руках мой маузер с пристёгнутой кобурой-прикладом, любовно поглаживая пальцами левой руки ствол.

– Как голова? Не болит? Признаться, мне повезло вовремя проснуться от храпа этих горе-часовых, и я уже поднялся на ноги, чтобы выйти и наказать их моей тростью, когда вы попытались проникнуть в палатку, – произнеся вопросы и дальнейший рассказ, китайский офицер довольно улыбнулся. – Представьте моё удивление, когда оказалось, что в палатку пытается проникнуть казачий офицер. Зачем вы это сделали?

Скрывать в такой ситуации было нечего, поэтому я честно ответил:

– Я получил информацию, что в палатке находится вожак местных бандитов, и хотел захватить его в плен, чтобы обменять его жизнь на жизнь моих людей.

– Благородно, но глупо, есаул. Неужели вы думали, что сможете это сделать?

– Неизвестно, как бы дальше всё получилось, если бы ты так удачно не проснулся. Могло оказаться, что сейчас со связанными руками и ногами передо мной стоял бы ты – офицер циньской армии или кто-то из тех двоих главарей бандитов, что находятся за твоей спиной. Я мог захватить только одного. Все остальные в палатке умерли бы.

– Возможно… – задумчиво произнёс китайский офицер. – Мне, конечно, жаль, но через несколько минут ты умрёшь, и твои товарищи тоже. Я среди ихэтуаней нахожусь как представитель войска генерала Не. Ещё полмесяца назад я и мои воины по приказу генерала уничтожили несколько деревень вокруг Тяньцзиня за то, что их население присоединилось к мятежникам. Однако правительство выразило моему командиру свое крайнее неудовольствие за слишком суровые и строгие меры в отношении «увлекающихся патриотов». Генерал Не был отстранен от должности, мой батальон и два ина – эскадрона кавалерии, дравшиеся с боксёрами, отданы под суд. После того как союзные войска взяли Таку, всё изменилось. И вот я уже три дня пытаюсь научить этих баранов, как действовать совместно с войсками генерала. Но, кажется, легче собаку научить говорить, чем что-то вбить в голову этим фанатикам.

– Господин Ли, – почтительно обратился к китайскому офицеру толстяк с маузером в руках. – О чём вы так долго говорите с этим чужеземцем? Пора и этих лишить головы, чтобы они в таком неприглядном виде предстали перед своим Небесным Владыкой.

– Успеете, уважаемый Чен. Я рекомендую сохранить этим иностранным воинам жизни. Они много знают, умеют и многому могут научить. Если вы передадите их генералу Не, он будет благодарен.

Я склонил голову, чтобы по выражению моего лица китайцы не смогли увидеть моё понимание их речи. Слушал же я их разговор очень внимательно. Как советовал в Афгане наш батя Керимбаев: «Надо верить в себя и держаться до конца, даже если ты висишь, зацепившись одной рукой за небольшой выступ скалы над пропастью. Всё может случиться! Придёт помощь друга или произойдёт землетрясение, и пропасть под тобой полностью заполнится. Главное не сдаваться и бороться до конца».

«Друг вряд ли появится, – подумал я, стараясь не пропустить ни одного слова из разговора китайских командиров, – а вот шансик на спасение получить, хотя бы маленький, было бы здорово».

– Господин Ли, – в разговор вступил худой как палка предводитель боксёров с моими револьверами на поясе, – мы уважаем генерала Не и готовы были бы сделать такой подарок для него, если бы вы попросили это вчера и до того, как мы объявили о казни чужеземцев. Наши люди не поймут нас, если мы отдадим их генералу живыми. На знаменах наших священных отрядов надписи «Смерть иностранцам» и «Смерть христианам».

– Господин Ли, согласно уставу «священных воинов» мы обязаны убивать христиан. Если христианин оказывается китайцем, мы предоставляем ему выбор: отречься от его веры в Е-су или умереть, – вежливо произнёс толстяк Чен. – Мне, как и уважаемому Чжао, очень не хочется обидеть генерала Не, но мы не можем передать этих людей ему. Они должны умереть.

– Хорошо, поступайте как считаете нужным, – произнёс «комбат», после чего повернулся ко мне и продолжил на русском языке:

– Есаул, я сделал всё что мог для вашего спасения, несмотря на то что ваши люди вчера убили многих из войска моего господина. Но это был честный бой. Предводители отрядов восставших приговорили вас к смерти, и я ничего не могу с этим поделать. У вас есть какие-то просьбы, пожелания?

– Есть одна. Не могли бы вы попросить у этих бандитов, чтобы нам позволили умереть в бою? Мы все настоящие воины, и быть зарезанными, как каким-то баранам, претит казачьему духу. Передайте им, что я готов выйти один против десяти бандитов. Думаю, мои люди меня поддержат.

– Хеэ, млять, да я против двух десятков выйду. Дали бы возможность хоть одного с собой забрать на тот свет, – весело произнёс Зарубин. – Руки и ноги только бы развязали, я этим млятским детям показал бы, как может умереть казак.

– Не хочу, чтобы меня зарезали как барана, – с усмешкой произнёс Тонких. – Я хоть и не казак по роду, но уже стал им в душе. Да и офицерская честь требует боя.

– Господин Ли, о чём они говорят? – спросил китайского офицера толстяк-китаец.

– Уважаемый Чен, эти воины – казаки. Вы должны были слышать о них.

– Я слышал о них.

– Они все хотят умереть в бою, а не быть зарезанными, как жертвенное животное. Готовы выйти по одному против десятка ваших бойцов или больше. Им всё равно. Лишь бы не умереть на коленях. Они сильно отличаются от тех, кого вы только что казнили.

– Да, те воины из-за океана, чьи головы держит Вонг, только попросили помолиться перед смертью и сами встали на колени, – с усмешкой произнёс худышка Чжао. – А эти, значит, боя просят?! Господин Ли, спросите их старшего, которого вы оглушили в моей палатке, он не боится выйти против бессмертных воинов отряда «Дадаохуэй»?

– Есаул, предводитель отряда «Союз больших мечей» Чжао Саньдо спрашивает, не испугаетесь ли вы выйти на бой против его бессмертных воинов? – обратился ко мне ингуань.

– Надеюсь, что, как здравомыслящий офицер, вы не верите в то, что если взять и смешать семь сушеных кислых слив вместе с растением тучжун, сорванным на полнолуние, и со сладкой сушеной травой, взятой уже на пол-луны, опустить всё это в чашу с водою и выпить, то станешь бессмертным? – усмехаясь, спросил я «комбата». – Ни пуля тебя не возьмёт, ни сабля. А если что, то всё равно потом воскреснешь.

– Вы же верите, что ваш Е-су воскрес на третий день? – вежливо улыбнулся мне в ответ ингуань. – Но при этом не верите в просветление Будды и переселение бессмертной души. Хотя сейчас не до религиозных споров. Вы выйдете на бой против воинов отряда «Союз больших мечей»?

– О чём говорит этот представитель демонов? Он уже испугался своих слов? – прервал наш диалог толстяк Чен.

– Нет. Он спросил меня, верю ли я в бессмертие, так как он считает всё это чушью. Мы немного поспорили.

– Раз он так неуважителен к нашим взглядам на мир, то не будет ему никакого боя. Умрет, как все собаки христиане. Но если первым мы только отрубили головы, то этим устроим казнь «пять наказаний».

«Высунулся, товарищ подполковник. Сейчас тебя для начала хорошо отметелят палками, местами куски кожи с мясом срежут, лишат конечностей, причем всех, включая и между ног, и только потом отрубят голову. Забыл ”обидчивость” исламских фанатиков в Афгане и Чечне. Ну, а здесь такие же буддисты, мать его, которым мудрецы и тифу промыли головы новым учением. Ну, не признают местные повстанцы современного европейского оружия. Ну, считают, что только магические приемы наставников, изощренных в тайных боевых ритуалах, традиционные сабли и копья помогут им изгнать из Срединного государства этих светловолосых чертей с птичьими носами и запавшими глазами. Ну, верят, что нельзя убить до конца тех, кто выполняет эту светлую миссию. ”Если неразумные люди постигнут волю святых, они уничтожат дьяволов, защитят великую династию Цин”. Такую песню распевают восставшие. Спрашивается, и какого хрена я полез со своими насмешками. Сейчас последний призрачный шанс что-то сделать для спасения исчезнет», – подумал я, опустив голову.

– Уважаемый Чен, давайте выйдем, – услышал я голос худого предводителя восставших.

Подняв голову, увидел, как два главаря вышли из помещения. С нами остались только Вонг, продолжавший держать в руках головы американцев, из которых уже перестала капать кровь, и командир китайского пехотного батальона. Я ещё раз внимательно осмотрелся вокруг, прикидывая шансы на освобождение. «Комбат», посмотрев на меня, улыбнулся, отрицательно покачал указательным пальцем левой руки перед собой, положив ладонь правой на эфес сабли, после чего сделал несколько шагов к выходу. В этот момент за стеной раздался громкий хохот, и в наше общество вернулись два предводителя, которые продолжали веселиться. Закончив смеяться, худой Чжао улыбнулся, вытер выступившие слёзы из глаз и обратился к офицеру генерала Не:

– Господин Ли, переведите этому казаку, что сейчас он будет биться с одним, только с одним из бессмертных моего отряда. И я даже верну ему его оружие… – Чжао что-то крикнул в проем ворот на диалекте, которого я не понял.