Поход

– Зачем?

– В доме купца Таралы находятся десять ружей-пулемётов Мадсена с патронами и снаряжением. Мне нужно двадцать человек, чтобы сформировать десять пулемётных расчетов. Если китайцы захотят перейти Амур, то они встретят плотный огонь. Это будет мобильный резерв, который мы сможем перебрасывать на любой участок обороны города.

– Голубчик мой, спаситель, – пожилой подполковник прослезился. – Я немедленно отдам все указания. Вся надежда на вас. Сами видите, какой бардак в городе творится.

Пускай не так быстро, как мне хотелось бы, но скоро под моим командованием оказалась целая полусотня казаков. Солянка из Нерчинской сотни и призывных Амурского казачьего полка. Ещё где-то с час ушло на формирование пулемётных команд, после чего направились на набережную. Большую помощь оказал приказный четвертой сотни Григорий Журба. Спрятав коней за домами, короткими перебежками выдвинулись на берег Амура и начали окапываться всем тем, что попалось под руку. Как говорится, нам бы теперь «вечер продержаться да ночь простоять».

В этот момент открыли огонь два орудия, которые остались в городе. Причем стреляли они с открытого пространства, так как позиций оборудовано не было. Удачными выстрелами Сахалян был зажжен в нескольких местах, но вскоре снаряды закончились и двухорудийная батарея замолчала. Вскоре смолкли и китайские пушки. Десанта так и не было. Но сделай китайцы вторжение в этот вечер, город с легкостью оказался бы в их власти.





Глава 19. Осада-2




Когда канонада стихла и сумрак начал окутывать землю, на берег Амура потянулись первые ополченцы, которые приступили к рытью окопов. Подошла пара офицеров из линейного батальона и начала руководить этим процессом. Я же, оставив за старшего Журбу, сходил на позицию артиллеристов, где рассказал её командиру о возможности корректировки огня с наблюдательного поста в соборе с помощью телефона. Вместе выбрали позиции для всех орудий бригады, так как была слабая надежда, что войска вернутся в город. Если же нет, то завтра нашим пушкам отвечать нечем, потому что снарядов не осталось, и придётся встречать возможный китайский десант только ружейным огнём.

В этот момент меня нашёл посыльный от полицмейстера с просьбой срочно прибыть к нему.

– Что случилось, Леонид Феофилактович, – на правах старого знакомого обратился я по имени и отчеству к надворному советнику, зайдя к нему в кабинет.

– Да вот вспомнил, Тимофей Васильевич, что вы китайский язык и их письменность знаете. Не посмотрите, что на этих листовках написано?

Я взял первый листок в руки, быстро пробежал глазами, потом взял второй. Прочитав, тяжело опустился на стул.

– Что там, Тимофей Васильевич?!

– В листовках призывают всех китайцев, находящихся на русском берегу, оказать помощь при захвате города ихэтуанями и китайскими регулярными войсками.

– Ишь чего захотели «ходя узкоглазые», – полицмейстер побагровел. – Город они захватят. Да кто им даст это сделать?! А когда будут выступать, ничего не пишут?

– Пишут, Леонид Феофилактович, пишут. И если я не ошибаюсь в китайском лунном календаре, то в ночь с третьего на четвертое июля.

Полицмейстер ещё больше покраснел.

– Господи, что же делать-то?! У меня людей раз-два и обчёлся, – растерянно произнёс он.

– Привлекайте ополченцев, переселенцев из лагеря. Китайцев из чайнатауна надо собрать где-то в одном месте и под охраной. Не хотелось бы, чтобы они ударили нам в спину. С «маньчжурского клина», как мне сказали, почти все семейные уже перебрались в Китай. Основная масса «ванек»-работников ушла на прииски, так что китайцев в округе должно быть не особо много.

– От трёх до пяти тысяч, если собрать и всех работников, торговцев в самом Благовещенске. А с китайскими купцами что делать?

– Леонид Феофилактович, даже не знаю, что и посоветовать по этой проблеме. Как я слышал в Тяньцзине, императрица Цы Си объявила войну всем европейским государствам, входящим в коалицию, но ни адмирал Алексеев, ни генерал-губернатор Гродеков о войне с империей Цин не говорили, – я задумчиво потеребил темляк на шашке. – Я считаю, что с учетом обстрела Благовещенска китайскими войсками мы имеем полное право всех китайцев взять под стражу, а на их имущество наложить арест. Но вы более сведущи в российском и международном праве, поэтому решать вам.

– Господи, за что же наказание-то такое! Что же его превосходительство генерал Грибский не оставил ясных указаний! – несколько по-бабьи запричитал Батаревич.

И знаете, я его теперь понимал. В своё время возмущался тем, как высокое командование в том мире боялось принимать решения и чаще предпочитало бездействовать, мечтая, что проблема сама рассосётся или найдётся кто-то свыше, взявший на себя ответственность. Но вот сейчас я имел всю возможность взять ситуацию в свои руки, но не знал, что делать.

Пока добирался до полицейского управления, узнал, что большинство жителей из Благовещенска ушли и расположились цыганским табором в двух-трех верстах от города в перелесках вдоль Зеи и дороги в деревню Астрахановку. Китайцы из своего квартала почти все разбежались. Ополчения как такового нет. Войск практически нет! Снаряды к имеющимся двум пушкам закончились. Впереди ночь и возможный ночной китайский десант. Глава города болеет, военный губернатор уехал на первый пост перед Айгунем. Из высшего руководства в городе остались полицмейстер, военный комендант и я, исполняющий обязанности пограничного комиссара. А надо оборонять прибрежную полосу минимум в десять вёрст, что-то решать с «пятой колонной» в три-пять тысяч человек. Поневоле помечтаешь о «волшебнике в голубом вертолёте», который вместо эскимо предоставил бы бесплатно хотя бы пару линейных батальонов, а лучше стрелковую бригаду да с пяток артиллерийских батарей.

Усмехнувшись про себя своим детским мечтаниям, вслух произнёс:

– Леонид Феофилактович, пока ещё светло, собирайте всех кого сможете, вооружайте, чем получится, хоть дрекольем. Надо организовать сбор китайцев в одно место и под охрану, ночное патрулирование города, выставить охрану перед магазинами и лабазами, чтобы не допустить погромы.

– Ох, Тимофей Васильевич, где же людей-то взять?! Как назло, я пристава третьего участка Мищенко вместе с тремя городовыми да десятком казаков в Тамбовку отправил. Его превосходительство приказало быстро собрать ополчение из этой волости, вооружить и направить под Айгунь. У них в волостной управе на складе почти триста винтовок Крынка хранится и шестьдесят патронов к каждой.

– А сколько в Благовещенске?

– Точно и не скажу, это вам к военному коменданту. Но думаю, не больше пятисот. Было больше, да при начале мобилизации уже много выдали на руки.

– Хорошо, я сейчас дойду до Николая Александровича, необходимо отправить всех из запасного батальона копать окопы. Ночь будет ясной и звёздной. А потом вернусь на набережную и отправлю вам два десятка казаков, которых мне выделил полковник Орфенов.

– Тимофей Васильевич, я выделю вам коня. И сначала пришлите мне казаков.

– Хорошо.

На этом мы с полицмейстером распрощались. Получив коня, я направился на набережную. Народу за моё отсутствие на ней значительно прибавилось, и все были заняты копанием окопов. Ружейная, пусть и редкая, стрельба с того берега продолжалась.

Мне повезло, так как почти одновременно со мной на набережной появился комендант города, который отдавал приказы офицерам первой роты запасного батальона. Дождавшись, когда офицеры, получив распоряжения, направились к своим подразделениям, спешился и подошёл к Орфенову.

– Господин полковник, разрешите я двадцать казаков направлю в распоряжение полицмейстера. В городе обнаружены листовки с призывами к китайцам на нашем берегу помогать при захвате города. Надо всех китайцев собрать в одном месте и под охраной, чтобы в спину не ударили.


– Господи, еще и это! Хорошо, я направлю полицмейстеру людей из своего резерва. Хотя его и кот наплакал. Почти всех казаков разослал в разъезды. Не дай бог, китайцы по Зее вверх поднимутся и город обойдут! Что делать-то будем?! – подполковник снял фуражку и, достав платок, вытер вспотевший лоб. – Как вы думаете, господин капитан, будет ночной десант?

– На месте китайского командования я бы так и поступил. И в лоб бы ударил, и по Зее город бы обошёл. Если у них налажена связь с китайцами на этом берегу и достигнуты какие-то договорённости, то у них уже есть приличное по количеству, пусть и не вооружённое, подразделение у нас в тылу. Хотя у нас с вооружением не лучше.

– Да, Тимофей Васильевич, не лучше… – Орфенов вновь вытер лоб. – Было бы оружие, патроны и снаряды в достаточном количестве, мы могли бы вооружить пять-шесть, а то и больше тысяч человек. Да с такими силами и Сахалян разгромили бы. Всё же китайцы слабы в огневом бое. Столько стреляли, а убитых по докладам всего двенадцать человек – и среди гражданского населения, и среди солдат. Основные потери понесла вторая рота запасного батальона. Они купаться в своем лагере в Амур полезли, а тут их шрапнелью с того берега накрыло. В итоге шесть убитых и десяток раненых. Остальные убитые среди штатских. Представляете, на Зейской улице женщину с трехлетней дочкой одной пулей убило, а грудничок, который на руках у неё был, живой остался.

Я снял фуражку и перекрестился: «Царствия им всем небесного».

Подполковник повторил мой жест.

– Тимофей Васильевич, я оставляю на вас организацию обороны берега, сам же займусь ополчением. А то получили на складах оружие и пропали. Кого найдём, буду отправлять сюда, да и с питанием надо чего-то решать.

– Слушаюсь, господин полковник.

После разговора с Орфеновым познакомился с офицерами первой роты. Вместе ещё раз прикинули, как организовать оборону с учётом имеющихся средств и сил. Уже в сумерках прошлись вдоль набережной, намечая позиции для имеющихся стрелков, казаков и ополченцев. А потом копали. Копали всем, что подвернулось под руку. Лопат было мало, поэтому копали обломками досок и даже просто руками. Страх перед ночным китайским десантом подстёгивал словно кнутом.

Где-то в третьем часу после полуночи в город вернулись немногочисленные войска благовещенского гарнизона и сам генерал-губернатор Грибский, который тут же, надо отдать ему должное, собрал совещание.

– Господа, почти все войска с первого поста вернулись в город. Напротив Айгуня остались только рота стрелков под командованием полковника Гинейко, два орудия и сотня казаков. Надеюсь, для усиления к ним скоро подойдут ополченцы из Тамбовки. Леонид Феофилактович, вы выполнили моё поручение? – обратился Грибский к полицмейстеру.

– Да, ваше превосходительство. Собрано четыреста ополченцев, рано утром они выдвинутся к пикету.

– Как они вооружены?

– Чем смогли, вооружили. Все винтовки с патронами, что хранились на складе волости, выданы.

– А как обстоят дела по обороне города? – военный губернатор повернулся в сторону Орфенова.

– Ваше превосходительство, делаем всё, что можем. Даже сейчас ночью на берегу продолжается рытье окопов на всех шести участках. Дозоры расставлены через каждые три версты. Сигнальные костры подготовлены. Из складов города выдано пятьсот винтовок Крынка с шестьюдесятью патронами на каждую. Всего в ополчение на девять часов вечера вчерашнего дня было записано восемьсот тридцать шесть добровольцев. В лагере переселенцев сформирован свой отряд ополчения, но они в основном поступили в распоряжение Леонида Феофилактовича.

– Чем это вызвано? – Грибский перевёл взгляд на полицмейстера.

– В городе найдены листовки с призывами к китаезам на нашем берегу, чтобы они оказали помощь при захвате города в ночь с третьего на четвёртое июля. Мною было принято решение собрать всех китайцев одном месте и под охраной. Уже проведены обыски их квартала, всех задержанных, около трехсот человек, отвели на лесопильную мастерскую купца Мордина. Там высокий забор и есть место для размещения большого количества узкоглазых. Для охраны достаточно десятка казаков, и место это вдали от города. Сейчас ищут остальных китайцев, покинувших квартал с началом обстрела. Все магазины, склады в городе взяты под охрану из ополченцев, чтобы не допустить грабежей и погромов.

– Это хорошо. Какая-то линия обороны намечена, что сделано?

Орфенов посмотрел на меня.

– Ваше превосходительство, – обратился я к Грибскому, вставая и доставая из своей сумки топографическую карту окрестностей Благовещенска, с нанесёнными на ней знаками оборонительных сооружений, огневых позиций, секторов обстрела и прочего. – Намеченная линия обороны строилась из расчета имевшихся в городе военных сил, включая ополчение. – С этими словами, дождавшись разрешающего кивка генерала, разложил карту на столе и начал объяснять, что уже успели сделать и что было намечено сделать до утра и в течение сегодняшнего дня.

Совещание затянулось ещё где-то на час, карту пришлось отдать в штаб при губернаторе. Командир второй батареи Восточно-Сибирской артиллерийской бригады, вернувшийся в город, с восторгом принял идею о наблюдательном пункте на соборе и о возможности корректировки огня батареи по телефону. Мне же было поручено оказывать помощь военному коменданту. Закончилось всё словами губернатора, объяснившего, почему в городе почти не осталось войск. Как рассказал Грибский, по планам генерал-губернатора Гродекова, к этому времени в город должны были прийти забайкальцы, но Шилка обмелела, и войска в основном застряли в Сретенске. Авангард смог дойти только до Шилкинского завода. Время подхода забайкальцев от десяти до пятнадцати дней, может чуть больше. Грибский о сложившей обстановке в городе уже по телеграфу доложил генерал-губернатору и надеется, что часть войск, отправленных из Благовещенска в Хабаровск, возвратят назад. Нам же остается держаться с теми силами, которые есть.

Вернулся с совещания на позиции, где расположились мои казаки, когда уже начало светать. Севастьяныч подготовил в одном из окопов какое-то подобие лежака, укрытого чистой дерюгой. Я завалился на эту постель и заснул, пока голова еще не коснулась вещмешка моего денщика, который он положил мне вместо подушки.

Разбудил меня запах жареного мяса. Вчера вечером поесть не удалось. Когда поздним вечером казаки организовали себе ужин, меня вызвали к Орфенову, потом пришлось идти к военному губернатору, а дальше просто отрубился. Достал часы.

«М-да, поспал три часа, но чувствую себя более или менее нормально», – подумал я, поднимаясь с лежака и оглядываясь вокруг. Вдоль берега интенсивно шли земляные работы. Гражданские платья землекопов щедро разбавили белые рубахи стрелков.

– Ваше высокоблагородие, я тут ведро с водой принёс для умывания, и казаки с вами курятинкой жареной поделились, – будто из воздуха возник рядом с окопом Хохлов.

– Спасибо, Михаил Севастьяныч, что бы без тебя делал. Как дела обстоят? – снимая мундир, нательную рубаху и выпрыгнув из окопа, спросил я денщика. Отойдя в небольшой овражек рядом с окопом, наклонился, подставив шею и плечи под воду. Холодная, колодезная, она мигом выбила из меня остаток сна. Прополоскал рот и сделал пару глотков, аж зубы заломило. Потом обтёрся полотенцем.

Всё это время Севастьяныч докладывал новости. Организацию устройства оборонительных сооружений взяли на себя офицеры из штаба военного губернатора. С противоположного берега пока не стреляли, даже из винтовок. Большинство жителей Благовещенска ночевали за городом. С утра пришло много ополченцев и стрелков. Китайцев на нашем берегу вылавливают и отводят на лесопилку, держа под охраной. Несколько магазинов и складов китайцев ночью разгромили. Со складов «Чурина и Ко», «Кунста и Альберса» бесплатно выдают продукты на нужды обороны. И прочие мелочи.

Позавтракал жаренной на костре куриной грудкой и хлебом. Казаки есть казаки, бесхозных кур по городу бегало много. Запив всё это водой, почувствовал, что готов «к труду и обороне». Это чувство привело меня к резиденции военного губернатора, где увидел интересную картину. Три якута с винтовками стояли перед крыльцом. Самый старший из них невозмутимо попыхивал трубкой, глотая дым, а самый молодой о чём-то жарко спорил на неизвестном мне языке с казаком, охранявшим вход.

– Что за шум, а драки нет?! – шутя, спросил я, подойдя почти вплотную.

– Да вот, ваше высокоблагородие, якуты эти трое в ополчение вступить хотят. Говорят, что очень меткие стрелки. Хотят маньчжур убивать. Какие-то у этого семейства старые обиды на них, – вытянувшись во фрунт, доложил казак из Нерчинского полка.

– И в чём проблема?! Дело-то хорошее. Нам меткие стрелки нужны. Сейчас через часик китайцы закончат с завтраком и начнут огонь, возможно и из пушек.

– Да они по-русски ни бельмеса не понимают. И ещё хотят лично к его превосходительству на приём попасть, чтобы какую-то проблему решить, но мне не говорят.

– А ты откуда, братец, так хорошо якутский знаешь?

– Да у нас в Забайкалье их много проживает. Торговать с ними как-то надо было, вот и научился.

Через пень-колоду с помощью переводчика удалось добиться от якутов, отца и двух его сыновей, что они хотели получить от губернатора патроны для охоты на маньчжур и награду за каждую голову убитого, как за десять шкурок белки. Для прикола поторговался, сошлись на цене, как за четыре шкурки. Я чуть не расхохотался.

«Охотники за скальпами, мать их! – сдерживая смех, подумал я, а потом прикинул: – А почему бы и нет?! Снайпер-якут, два наблюдателя из ополченцев или солдат для подтверждения поражения цели, а стоимость четырех шкурок белки хорошей выделки – всего десять копеек. Для сравнения патрон для винтовки Крынка стоит три копейки, для мосинки – пять копеек. Сколько вчера сожгли этих патронов впустую, и не сосчитаешь. А тут сто подтверждённых убитых – всего десять рублей. А до траншей на том берегу от наших позиций метров шестьсот-восемьсот будет. Да ещё сложный выстрел над водой. Я бы без оптики не взялся стрелять. Видимо, действительно хорошие охотники. Всё! Заключаю соглашение. Если Грибский не захочет платить из казны, заплачу из своих средств. Такая реклама и пиар снайперской стрельбы мне необходима. Пробить идею, хотя бы по два снайпера с винтовками с оптикой на батальон не удается, хоть ты тресни. Только и слышишь: “лишние траты”, “меткий стрелок и без оптики может стрелять”. И такое прочее».

Через десять минут, заменив казака-переводчика на посту у входа в резиденцию, компактной группой уже наблюдали за траншеями на том берегу, до которых по моим прикидкам было больше восьмисот метров. На артиллерийском ложементе для двух крупповских четырехфунтовок была видна суета, которая быстро прекратилась, а над нашими головами просвистели две гранаты, разорвавшиеся на Соборной площади.