Полнолуние

— То дети, — улыбнулся Маковник. — Им интересно.

— Вот видите, уже нащупали первую проблему, — оживился Андрей. — Нужно с родителями работу провести! Если коммунисты — по партийной линии! Потому что это никуда не годится!

— Ага! — подхватил ему в тон Худолей. — Точно, не годится. Один — Боря, сынок Кати Липской, почтальонши. Другой — дружок его новый, Юра, сын Ларисы Васильевны, учительницы.

— Жены товарища Сомова? — уточнил доктор Нещерет.

Его Андрей также пригласил. Присутствие человека, который знал больше других и столько же, сколько он сам, в непростой ситуации придавало уверенности.

— Его, — кивнул директор школы. — Вот что вы начальнику НКВД скажете? Кто с ним работу проведет? Пацанам десять и семь лет соответственно.

— Это имеет какое-то значение? — встрепенулся Маковник.

— Конечно имеет! — Худолей даже поднялся, опираясь на палку, и теперь повернулся лицом к присутствующим, явно собираясь перехватить у Левченко инициативу. — Война, дети, как ни крути, рано взрослеют. Не смотрите на возраст, каждый ребенок войны уже старше, чем в метрике. Я педагог, между прочим, еще с довоенным стажем, у меня грамоты почетные есть…

— К чему тут твои грамоты, Иван Григорьевич? — отмахнулся Маковник. — Не о них говорим.

— Не о них, — легко согласился тот. — В печь мои грамоты, пусть сгорят. Но детей я чувствую — вот! — растопыренная ладонь легла там, где сердце. — Война, в их головах это год за полтора, если не больше. Взрослыми рано становятся, это не новость. Только детьми остаются, факт. И передают своими поступками настроения взрослых! Наши с вами настроения, товарищи, об этом тоже не стоит забывать!

— К этому и вернемся, — подытожил Андрей. — И ближе к конкретике. Настроения тревожные. Да что говорить. Конечно, я не местный, хотя знаю каждого из вас, будто сто лет.

— А мы вас! — вклинился Маковник.

— Ага, спасибо. — Сбившись на миг с мысли, Левченко в который раз выдержал короткую паузу. — Итак, товарищи, я о чем хочу сказать. Возможно, в этих краях ходят какие-то старинные суеверия, которые пустили глубокие корни. Стою на квартире у нашей уважаемой библиотекарши, она провела ликбез. Прояснила, что в названии нашего с вами Сатанова ничего нечистого нет. Совсем другое происхождение, не от сатаны. Вообще она тут родилась и всю жизнь живет. Родители ее тут родились и прожили, и прародители…

— Товарищ Левченко, простите, но вы сейчас напоминаете попа! — пробубнила Парторгша. — Разное там церковное мракобесие. Сатану вспомнили, еще заведите, как на проповеди: Абрам родил Исаака, Исаак родил Якова. Вот я тоже из этих краев. Родители мои точно так же в Сатанове родились, какое это имеет значение?

— Имеет, имеет. Вот вы сказали: когда партизанили, ни разу не сталкивались с похожим нападением волков на людей. Хотя хищные звери в лесах — это естественно. Вы мне про реальность рассказали. Полина Стефановна рассказала несколько местных сказок, не то чтобы страшных — интересных. Но ни одна из них прямо не касается оборотничества в наших краях.

— И все-таки к чему вы клоните? — поторопил Нещерет. — Вода, извините, толченая в ступе.

— К тому, Саввич, к тому. На людей нападает зверь. Это факт, который не вызывает сомнений. — Сейчас Андрей начал озвучивать присутствующим часть своих выводов. — Другой свершившийся факт: раньше ничего подобного тут, в Сатанове, и в окрестностях местным не угрожало. Ни до войны, ни даже до революции. Были, конечно, случаи, когда хищник резал скот. Такое происходит везде в округе, не считается чрезвычайным событием. Как только волк без меры обнаглеет, собирается группа мужчин-охотников, они идут в лес и убивают хищника.

— Хочешь сделать точно так же, тезка? — спросил молоденький лейтенант Андрей Борисов, взводный с охраны складов, тоже приглашенный Левченко, с которым они, фронтовики, без церемоний перешли на «ты». — Облаву? Я автоматчиков выделю. Мои орлы совсем засиделись в казарме. Хоть какое-то развлечение.

— Мы не играем, Борисов. Для забавы кино придумали. Сегодня вообще «Чапаева» привезли. Бойцов, кто заслужил, отпускают сюда на вечер. Говорят, потом будут танцы. Под патефон. Трофейные пластинки, местные девчонки…

— Мои бойцы, тезка, уже сапоги гуталинят, кому подвезло.

— Ну вишь. А охота. Устроить можно. Тут у мужчин оружие на руках имеется. Просто я не думаю, что прочесывать окрестные леса сейчас самое время. Веду вот к чему. Нет почвы для суеверий, связанных с волками-оборотнями. Точно так же нельзя с уверенностью утверждать, что орудует огромный бешеный волк. Хотя бы потому, что нападения происходят со странной периодичностью. Каким-то непонятным мне образом они совпадают с так называемыми фазами луны.

— Извините, Андрей, — снова вмешался доктор Нещерет. — Полнолуние — атмосферное явление, если можно так сказать. Это как восход или закат луны, дождь, ветер. Природа, словом. Потому называть его «так называемым» — ошибка.

— Ладно, пусть, — легко согласился Левченко. — Это даже немного усложняет ситуацию. Каким образом полная луна прямо или непрямо влияет на очередное появление хищного зверя? Откуда он взялся, если никогда в этих краях ничего такого не замечали? Почему не убегает отсюда, а упрямо сидит где-то в логове? Я тут наводил справки, кстати. Нигде в соседних районах, в окрестных поселках похожего не фиксировали. Значит, что-то держит зверя именно тут, возле Сатанова! — Повысив голос, он тряхнул стиснутой в кулак рукой с выставленным вперед, словно указка, указательным пальцем. — Поняли теперь, товарищи, к чему я веду и для чего вас собрал?

Ответом было молчание. Кажется, теперь до присутствующих, тех, кто активно говорил, и тех, кто отсиживался молча, начал доходить жуткий смысл сказанного. Насладившись достигнутым эффектом, Андрей продолжил, уже нормальным голосом, не нагнетая:

— Начальник УНКВД товарищ Сомов убежден: волк тут ни при чем. Под хищного зверя, так сказать, работает человек или группа людей с целью запугать местное население. Это его версия. Он имеет на нее полное право. Я же придерживаюсь другой мысли: людей никто не запугивает, они сами боятся.

Левченко думал, что сейчас спросят, чего именно, но собрание молчало. В который раз выдержав многозначительную паузу, он подвел промежуточный для себя итог:

— Боятся неизвестного.

Парторгша прокашлялась, не спеша вытащила папиросу, размяла ее кончиками пальцев — до войны не курила, приучилась в отряде. Процесс почему-то очень ее увлек. Не отводя глаз от пальцев, произнесла:

— Кто же, по-вашему, этот неизвестный, товарищ начальник милиции? Или… что же это такое?

— И какой холеры не уходит отсюда, — добавил Худолей. — Может, его тут кормят?

— Кого? — тут же спросил Борисов. — Кого кормят, уважаемый?

Левченко легонько хлопнул ладонями.

— Вот это уже, товарищи, вопрос не к вам. Сложность ситуации знаете в чем? Состава преступления нет. Жертвы не были близко знакомы, хотя жили будто бы в одном небольшом поселке. Смерти объединяет только способ нападения, это пошли мои профессиональные пояснения. Интервал между ними тоже большой. Места всякий раз разные, а последний случай — вообще, можно сказать, в пределах Сатанова. Так далеко из лесу… оно… — снова запнулся, — это никогда не выходило. Потому ни логики, ни здравого смысла в ряду смертей, которые произошли с мая, не вижу. По большому счету, милиция не должна заниматься нападениями зверей на людей. Особенно когда идет война, а округу терроризирует банда Жоры Теплого. Сил еще и на волков или других зверей у нас просто нет. Именно потому я вас и попросил собраться сегодня.

— То есть? Непонятно все равно. — Маковник выразил общую мысль. — Мы вместо милиции должны ловить бешеного волка?

— Милиция тоже не должна ловить бешеного волка, — парировал Андрей. — Задание, или, если хотите, просьба к вам, товарищи. Надо организоваться, разбить Сатанов на сектора, пойти по людям. Зайти в каждую хату, в каждый дом. Поговорить по возможности с каждым. Или сделать так, чтобы разговор передали дальше. Довести до людей не требование, а просьбу: без паники. Оборотней не существует. Суеверия подрывают боевой дух людей в тылу, ведь именно здесь и сейчас куется наша победа. Всякий населенный пункт сегодня — кузня фронта. Хороши же будут кузнецы, если будут бояться серого волка. Обратите внимание: за все это время хищника никто не видел. Мы признаем, что пока милиция и правда не имеет права и оснований искать волка в лесу. Поэтому возьмите борьбу с паникой на себя. В конце концов, кому еще, как не вам… коммунисты.

— Я кандидат, — напомнил лейтенант Борисов.

— Ничего, тезка. — Левченко улыбнулся уголком губ. — Значит, идете по людям. Объясняете про кнут и пряник. Что сойдет за пряник — пока не придумал. А кнут такой: кто будет сеять панику, распространять слухи про оборотня и такое прочее, того ждет криминальная ответственность. По закону военного времени. Вплоть до расстрела. Смело валите все на меня — начальник милиции сказал, и точка. Ясно?

— Так точно, — ответил за всех Худолей.


— Тогда спасибо, что слушали. Можете быть свободны. Я все сказал. Разве что у кого-то вопросы появились. Есть?

Снова ответило дружное молчание.

— Еще раз спасибо.

Одернув гимнастерку, Андрей надел фуражку, фасонно козырнул людям и быстро вышел первым.

Хотел пойти быстрее, потому что все это время ему не давало покоя знание, которым не обладали другие. Побаивался, чтобы этого не заметили, не раскусили определенную неискренность начальника милиции. Потому и старался в процессе не задерживать взгляд на Нещерете — доктор единственный понимал, о чем недоговаривает Левченко.

Бывают они, оборотни.

По крайней мере один человек-волк точно прячется где-то рядом.

И Андрей почти проговорился. Ведь подозрение, что с таинственным лесным зверем может быть непонятно как связан кто-то из местных, сформировалось окончательно. Стояло в голове.

И едва не сорвалось сейчас с языка.





3




— Не хочу пугать вас, Ларочка.

— Пугать? Неужели вы можете напугать больше, чем эти слухи про оборотня, Полина Стефановна?

Пожилая библиотекарша собрала разложенные на столе карты. Аккуратно тремя пальцами взяла старый мундштук, настоящая слоновая кость. Сделала затяжку.

Она курила не часто, объяснив Ларисе, что не получает от никотина никакого удовольствия. Цигарку скручивала себе сама, имея небольшой запас папиросной бумаги.

Для этого потрошила уже готовую, фабричную папиросу, смешивала табак с высушенными и тоненько нарезанными душистыми травами. Потом дымила этой ароматной смесью и убеждала сама себя, что процесс способствует расслаблению и успокоению. Ларисе же было все равно, она привыкла к любому табачному дыму еще до войны. Игорь ради мужественности почему-то решил еще и научиться курить, хотя не только она — все, кто хорошо знал его, говорили: ему не идет. Это заводило Вовка, и за короткое время он будто назло превратился в заядлого курильщика. Когда же началась война, казалось, задымили все вокруг. Лариса вообще удивлялась, как ей удалось держаться без курения, что в нынешнее время считалось чуть ли не дурным тоном.

— Об этом я отдельно расскажу. Если слово дадите.

— Слово?

— Мужа вашего не развлечь моими сказочками. Хотя не такие уж это и сказочки…

— Мой муж, напомню, офицер НКВД. Чекист. А там сказкам не верят.

— Разве? — Стефановна пустила струю дыма вбок, положила мундштук на старую металлическую пепельницу так, чтобы пепел падал внутрь нее, машинально перемешала карты. — Работники органов государственной безопасности готовы не только поверить в сказки, но и сами их придумывать, чтобы это помогло в борьбе с очередным врагом народа. Или я ошибаюсь?

— Я же просила вас, Полина Стефановна, не вести со мной подобных разговоров.

В словах Ларисы не слышалось ни единой нотки упрека — она только сухо напоминала старшей приятельнице об определенной договоренности.

— Разве это разговоры, Ларисочка? Ничего страшного, обычные опасения. Он, кажется, тоже охотится на волка.

— Почему тоже? Кто еще? И потом…

— Что? — Руки библиотекарши замерли, пальцы слегка сжали колоду.

— Сомов не ловит волков. Он просто не верит, что тут орудует хищник.

— Во что же он верит?

— Мы с ним мало об этом говорим. — Лариса не жаловалась, как и раньше, только констатировала факт. — Мы с Виктором вообще мало говорим.

— В последнее время?

— Не только. О его работе — тем более. Но проговорился мне: всю эту историю с нападениями на людей воспринимает как происки врага.

— Потому я и буду просить вас не делиться с ним моими подозрениями.

— Вашими? — Лариса не сдержала улыбки, тут же поняла: это выглядит не совсем вежливо. — Простите, Полина Стефановна. У вас есть подозрения? Кого и в чем вы подозреваете?

— Не подозрения. Мысли. — Руки начали привычно смешивать карты. — Я мыслю — значит, я существую. Знаете, кстати, кто это сказал?

— Кажется, — лоб Ларисы собрался гармошкой, — не Декарт ли?