Полнолуние

— Интересная история. Только ты ошибся адресом.

— Слушай, Офицер, кончай базар, а? Мне по хрену, как тебя крестили, от кого ты прячешься и почему именно тут. Не собираюсь я тебя никуда сдавать. Мы с тобой вообще товарищи по несчастью. В одной лодочке плывем.

Вовк пожал плечами.

Наверное, хватит уже играть, бессмысленно. Похоже, незваный гость пока не желает ему зла. Хотя вряд ли пришел друг.

— Тогда, может, спрячешь ствол?

Пристроившись на лавку за столом, коренастый положил пистолет перед собой, развернув словно ненароком дуло в сторону Игоря.

— Так пойдет?

— Пусть. Обо мне ты знаешь немало. Сам кто такой? Назовись.

— Хе, разбираешься, как у нас говорят. Ты тоже меня знаешь, Офицер. Гадом буду. Балабан покойный наверняка обо мне пару ласковых слов говорил. Теплый я, Жора, слышал?

Игорь нахмурился:

— А-а, ясно-ясно. О тебе и о твоих подвигах я наслушался — во! — Ребро ладони чиркнуло по горлу.

— Слушай, тебе тоже есть чем похвастаться, Офицер, разве нет? Такой же предатель родины.

— Я…

Вовк внезапно замер. Что-то говорить в свою защиту перед этим записным убийцей и бандитом неуместно, вместо того он огрызнулся:

— Ты не равняй, Жора. Не равняй. Я из действующей части не дезертировал. Все другое твое бандитство меня мало интересует, но родину предал как раз ты!

— Ага, родину! Скажи еще — лично товарища Сталина! — гоготнул Теплый. — Все про тебя знаю, Офицер. Даже больше, чем ты думаешь. Тебя за дело посадили? Действительно за измену? Ты в своих стрелял, из части своей бежал, фрицам сапоги чистил, комсу красную расстреливал?

— Чего ты хочешь? Чего добиваешься?

— За что тебя судили, товарищ Вовк? Ни за что. Наклепали, пришили дело. Склеили липовый материальчик канцелярским клеем, разве нет?

Игорь скрежетнул зубами — так или иначе, с Жорой приходилось соглашаться.

— Склеили. И подшили.

— Значит, тебя могли оболгать, а меня нет? — В голосе послышались победные нотки. — Почему ты так решил, Офицер? Кто ты вообще такой? Разве тебе решать: правду обо мне говорят лагерные урки, народец гнилой от макушки до жопы, падлючий и паскудный, или врут?

— Смысла нет о тебе врать.

— Не знаю, Вовк. Ох, не знаю. Хорошо! — Он хлопнул в ладоши. — Думай что хочешь. И как душа пожелает. Это ничего не меняет. Мне надо затихариться. Влипли мы в дурную историю, залетели в капкан. Так карта легла, что увидел тебя тут, в Сатанове, один общий знакомый. Случай, раз в жизни бывает. Но и мир, вишь, тесен. Некуда спрятаться от людского ока. Пропустил бы мимо ушей, какое мне до тебя дело… Ну, узнал на всякий случай, на черный денечек, где хаза у бродяги, который тоже от легавых прячется. Кроме кореша моего, тебя в целой округе никто не узнал. Да и шире бери — никто тебя именно тут не будет искать. Залег в нору — твое счастье. Я возле тебя пристроюсь. Или моя компания тебе не годится?

— Честно?

— Валяй.

— Не очень.

— А у тебя, бродяга, вариантов нет. Придется меня терпеть. Кусок хлеба дашь — и хватит.

«Сюда может прийти Лариса», — промелькнуло в голове.

— Надолго? — спросил.

— Как пойдет, Офицер. Как уживемся. Подружимся — глядишь, вместе отсюда снимемся. Ты за меня, я за тебя, брат за брата, разве не так?

— Не так.

— Ну, в таком случае пару дней я у тебя перекантуюсь. Кажется, другого выхода незваный гость не оставлял.

— Кто хоть этот общий знакомый? Кто нас свел заочно? Хотя, — его вдруг осенило, — кажется, знаю. Не Голуб часом?

— Он, сизый, — хохотнул Жора. — Видишь, не нужно тебе говорить лишний раз — в жизни нашей всякое бывает. Столько тебе фартовых историй расскажу! Ох наговоримся, языки заболят.

— Не горю желанием, знаешь.

— Тогда просто будем сидеть друг напротив друга и зенки вылуплять, как два сыча. Придумай, как больным сказаться. Пусть на эти дни тебя кто-то заменит.

— Не пройдет.

— Почему?


— Подозрительно очень.

— Сделай так, чтобы не подозревали. Сделай, корешок, сделай. Сам себе поможешь.

Игорь картинно развел руками:

— Глянь — тут нет телеграфа. Тем более телефона. И голубиная почта не летает.

— Харэ филонить, Офицер. Будет как я сказал.

— Ну и как же это будет? — Вовк начинал понемногу заводиться. — Слушай сюда, Теплый. Как на духу тебе говорю, честно, просто в глаза. Чтобы дать знать про болезнь, мне надо отсюда добраться в центр. Доложить заведующей Домом культуры. Та баба — моя начальница. В партизанах была, боевая, потому подозрительная. Погонит к доктору, есть тут такой, Антон Саввич. Этого обмануть можно, придумаю себе какой-нибудь понос — сгодится. Но я же выйду из дома, Жора. И ты или поведешь меня под конвоем, или выпустишь. Думаешь, я такой идиот, что тебя не сдам?

— Сдашь меня — себя спалишь.

— Во! — Игорь согнул правую руку в локте, показал эту фигуру Теплому. — Видел? Нам с тобой не по пути, Жора. Что бы ты там себе ни надумал. Возьму и стукну, анонимно. Придут сюда вооруженные архангелы в погонах. И что ты сделаешь? Начнешь отстреливаться или кричать им, ловите, мол, Игоря Вовка, он враг народа, из лагеря сбежал? Как ты это представляешь себе? Как видишь, а, Жора? В любом случае пока с тобой промудохаются, меня и след простынет.

— О! Далеко убежать успеешь?

— И дальше бегали. То не твоя печаль. А рассказал я тебе это для того, чтобы ты не тешил себя сказочками. Хочешь — стреляй сейчас, не подельник я тебе.

Теплый пожевал губами, не сводя с Вовка глаз.

Потом спокойно взял пистолет — но на пленного не нацелил. Взвесил в руке, явно решая что-то для себя мысленно. Наконец решительно поднялся, повел дулом.

— Вставай.

— К стенке? Вот так прямо расстреляешь?

— В случае чего первый масленок тебе, — серьезно произнес Жора. — Не доводи — и все будет хорошо, уйду я от тебя. Отсижусь пару дней, не больше, и уберусь. Хочешь — сдавай меня потом. Но, думаю, промолчишь. Потому что с властью, ментами и чекистами тебе ох как нет резона лишний раз иметь дело. Шуруй пока в погреб, кажется, видел ляду в сенях.

В самом деле, погреб хозяева сделали в коридоре.

— Ну пусть так, в погреб. Дальше что?

— А дальше вылезешь оттуда, когда сюда кто-то припрется. Надо ж начальникам проверить, куда сторож подевался, почему на работу не ходит. Война, бандиты кругом гуляют, то-се… Поговоришь с гостем. Я буду держать на мушке всю компанию. Не промахнусь, что бы ты там ни нагадючил. Вот так мы с тобой и заживем пока, Офицер. Годится? Придумал методы? Есть чем крыть?

Игорю не оставалось ничего другого — снова развел руками:

— Банкуй, Жора. Погреб так погреб. Фуфайку только дай, чем-то накрыться. И про жрачку не забывай.

— С голоду не сдохнешь, если есть что в закромах. Топай, топай, злыдень, шевели копытами.

Тут было достаточно сыро, но незваный гость не оставил выбора. С харчами трудно, зато нашлись пустые мешки. Устелив ими голую землю, бросив телогрейку и замотавшись в серое солдатское одеяло, Игорь провел значительную часть ночи в темноте. До головной боли размышляя, как спасти Ларису, — она может рискнуть и пробраться сюда завтра без предупреждения. Смелых вариантов роилось без счета. Но чем больше их вертелось, тем острее чувствовал Вовк собственное бессилие не так перед занесенным лихим ветром Жорой Теплым, как в целом перед обстоятельствами, которые сложились. Беглец в глухом углу.

Куда ни повернись.





3




Простыни для морга — слишком жирно.

Справедливо считая это ненужной роскошью, Антон Саввич Нещерет накрывал мертвые тела кусками брезента. Специальных столов для прозэкторской тоже не было, приспособили два самодельных, грубо сбитых из разнокалиберных досок. Третьему трупу места не хватило, и доктор, чтобы не делать исключения ни для кого, распорядился положить покойников рядочком на полу.

Левченко уже имел возможность рассмотреть всех. Но глянул еще раз, приседая перед каждым и отбрасывая брезент, открывал страшные рваные раны. Под потолком висела на проводе мощная лампочка. Но даже если бы светило не так ярко, Андрей все равно мог убедиться: похожий почерк видел, и не раз.

— Вы правы, — откликнулся Нещерет, хотя Левченко рассматривал убитых молча, не комментируя и не оценивая зрелище никоим образом. — Тот самый.

— Кто?

— Извините…

— Тот самый — это кто? — Андрей накрыл искаженное предсмертным ужасом лицо последнего бандита, который неизвестно каким чудом узнал его тогда, возле складов.

— Убийца. Вы же сами видите.

— Я, Саввич, вижу разодранные глотки. Чем их рвали — зубами, когтями, руками, железными щипцами? Вы должны мне сказать, Саввич, вы.

— Мы говорили на эту тему, Андрей. Я не эксперт… не занимаюсь судебной медициной. Никогда ею не занимался. Любые мои выводы дилетантские, нуждаются в дополнительных консультациях.