Полнолуние

Доложив в областное управление НКВД о гибели начальника Сатановского отдела, начальник милиции Андрей Левченко признался себе: это максимум того, что смог сделать.

Как действовать дальше — понятия не имел. Вообще предположил: могут отстранить. Даже посадить. Причину найдут. Потому что представил реакцию областного руководства на причину смерти капитана Виктора Сомова.

Перегрызенное горло.

Левченко не нужен был рядом компетентный доктор Нещерет, чтобы с первого взгляда узнать тот самый почерк.

Тело нашли в кустах. Обнаружил Володька, местный пастушок, сирота, которому еще с лета доверили пасти коров, которые чудом пережили оккупацию. За это парнишке давали молока и хлеба, по очереди кормили. Володька принимал все с молчаливой благодарностью, говорил мало, и, когда Андрей как-то встретил его впервые, решил — немой. Ему объяснили: когда прошлой осенью тут началась карательная операция, парень едва успел убежать в лес. Сам видел из укрытия, как убивали маму и бабушку. На короткое время речь действительно отобрало. Потом умение говорить вернулось, но желания особого не было.

Но все равно кровавое зрелище в кустах неподалеку от уличной грунтовки стало для пастушка шоком не меньшим, чем гибель родных. Люди, чьи дома стояли неподалеку, слышали даже сквозь закрытые окна пронзительный крик ужаса.

Именно крик парнишки выгнал их во двор ранним утром.

Так что, когда Левченко поднял дежурный и он вместе с ним примчал на мотоцикле на место, вокруг бездыханного тела Сомова толпились испуганные граждане. Следовательно, если тут и были какие-то следы, их успели затоптать.

Конечно, потом подоспел Антон Саввич. Сам Андрей в приказном порядке велел присутствующим разойтись: тем, у кого нет работы, — находиться дома, тем же, у кого она есть, — быть на рабочих местах. Посчитал своей обязанностью добавить: всякий, кто будет распространять слухи, станет подельником преступников, за что законы военного времени предусматривают максимально суровые наказания.

Конечно, не напугал. Понимал, что это рты не закроет, не зашьет, тем более не разведет своим приказом людей по норам, чтобы сидели, не рыпались и боялись себе в одиночестве. Слухи распространятся по Сатанову достаточно быстро.

И главным будет даже не внезапная смерть начальника местного НКВД.

Хищник-убийца, кем бы он там ни был — безумным человеком, гигантским бешеным волком или мифическим оборотнем, — теперь уже не подстерегает своих жертв в лесу. Не стережет их на околицах. Он глухой ночью запросто гуляет по улицам Сатанова, подыскивая себе новую жертву. Нынче это капитан Сомов. Следующей жертвой может стать всякий, кто видел его окровавленный труп. А потом, если все спрячутся по хатам, закроются изнутри и будут сидеть, как мыши, зверь не остановится.

Полноправный властелин мрака сам придет в каждый дом.

Так поселок уверенно и неумолимо окутывал страх — среди бела дня.

— Как думаете, Андрей, чего ждать дальше? — спросил Нещерет, когда тело Сомова положили в морг рядом со вчерашними трупами, и добавил: — Ирония судьбы, согласитесь.

— Вы о чем?

— Уголовные преступники лежат рядом с офицером НКВД.

— Не вижу иронии. Перед смертью все равны. Это только подтверждает известную истину. А вот чего ожидать… Какой ответ вас интересует, Саввич?

— Желательно правдивый.

— Я не собираюсь врать. Тем более вам. И вы, и я слишком много знаем о том, скажем так, кого люди считают бешеным зверем. Но из-за нападения на Сомова вариантов ближайшего развития событий возникает аж… несколько. Ни один вас не утешит.

— А вас?

— Да и меня. Попробую объяснить, Саввич. До сих пор, пусть это прозвучит неправильно и цинично, жертвы этих нападений в действительности мало кого интересовали. Даже Люба, ваша медсестра, — кто она? Мы с вами ее знали, уважали, говорили с ней. Девушка могла поплакать, вспомнив какое-то свое горе, смеялась над чьими-то шутками. Была живой, веселой, грустной, имела свои радости, трудности, хлопоты, — но все равно ее внезапная смерть никого не зацепила, не встревожила, не поразила.

— Меня поразила, Андрей, — спокойно отметил Нещерет. — Не только меня, Полину Стефановну тоже. Вы же видели, на похоронах были люди.

— Я тоже проникся, Саввич! — воскликнул Левченко. — Не хотите вы меня понимать! Гибель Любы, как и нападения неизвестного с острыми зубами на других, — горе, трагедия. Но… как бы это объяснить лучше… наша внутренняя. За границами Сатанова по Любе никто не заплачет. Люди пережили немцев, идет война. Население убивали по любому поводу и просто так, без повода. Для развлечения и забавы. И еще вам напомню, — Андрей понизил голос, — до войны. Не так уж и давно это было, а кажется — целую жизнь тому назад. Так вот, до войны разве мало народу исчезало? За человеком приходили глухой ночью. Сажали в черную машину, везли в никуда. И родным очень везло, если они узнавали потом, куда можно писать письма.

— Я мог бы рассказать вам много подобных историй, — сдержанно произнес Антон Саввич. — Но давайте договоримся: знаем, о чем говорим. Ограничимся намеками. Ближе к нашим делам, пожалуйста. Они меня больше волнуют.

Андрей кивнул, сосредоточился на насущном.

— Значит, повторю в последний раз, больше не буду. Смерть обычного человека, в наших условиях, да еще и помноженных на военное время, не вызовет никакой реакции. Хоть молодая женщина, хоть старый дед. Волк ли убивает, человек ли с вавкой в голове — без разницы. Разбираться с этим, искать убийцу, кем бы он ни оказался, — мое, начальника милиции, дело. Даже если придется организовать облаву на зверя — тоже я должен командовать. Служебная обязанность, я за это рабочую карточку получаю, паек усиленный. Даже загрызенные бандиты не так важны. Вот тут точно не имеет значения, кто с ними расправился. Идентифицируют, закроют дело, закопают где-то в общую могилу, хоть на здешнем тюремном кладбище, — все, забыли. Внезапная гибель офицера НКВД — это, товарищ Нещерет, намного серьезнее. Особенно, и я подчеркиваю это, во время войны. Объяснить подробнее или сами уже поняли?

— Валяйте, Андрей, объясняйте. Потому что я не уверен, что понял верно.

— Извольте, как говорят буржуи в кино. Сегодня, уже к вечеру, в Сатанове будет офицер из областного управления НКВД с широкими полномочиями. Будет держать прямую связь с Киевом. Но считайте, что указания будут приходить из Москвы. Кто будет их передавать, Киев или Лубянская площадь, не имеет значения, согласитесь. Стоит озаботиться другим: в нашем поселке и без того покой людям только снится. А с этих пор о нем вообще лучше забыть на время, пока тут товарищи чекисты не прочешут все густым гребешком. Выявят с десяток скрытых врагов, чтобы не ехать с пустыми руками. И оставят после себя вместо Сомова другого. Который может стать, если уж откровенный разговор у нас пошел, намного хуже, чем наш загрызенный капитан. Так сожмет кулак — полетят, как в той народной сказке, клочки по закоулкам. При том что настоящего убийцу Сомова никто не найдет.

— Откуда такая уверенность, Андрей?

— Потому что органы государственной безопасности, Саввич, особенно во время войны, работают не для выявления реальных врагов. Хотя это тоже есть, спорить не буду. Но для НКВД заботиться о безопасности государства означает заставлять граждан этого государства сидеть тихо, как мыши. Говорить то, что нужно. И только тогда, когда прикажут. Без этого все рассыплется.

— Вы говорите не очень приятные вещи. Страшные…

— Ничего. Я уже убедился — вам можно доверять.

— А вдруг нет?

— Значит, специальная группа из области прибудет сюда недаром. Сообщите им как минимум про одного неблагонадежного. Глядишь, на меня все и повесят, никого больше не будут трогать.

Привычно перетаптываясь, Нещерет передвинулся немного в сторону, вздохнул:

— Ваша так называемая фронда, Андрей, со стороны выглядит достаточно забавно. Вы же прекрасно понимаете: никуда я на вас жаловаться не пойду, никаких сигналов органы от меня не получат. Просто… как бы так правильнее сказать…


— Давайте как есть.

— Вы только теперь проявились. Полностью раскрылись, до конца. Или почти до конца. Почему? Что вас раньше сдерживало?

— На это вы сами можете ответить.

— Верно, — легко согласился доктор. — Иначе спрошу. Вы с кем-то были раньше вот так откровенны?

Левченко скривил уголок рта.

— Даже с собой такого себе не позволял, Саввич. — Сейчас он немного лукавил, но решил простить себе, продолжал: — И не позволил бы еще долго. Война. Те, кто был на фронте, на передке, в окопах, хорошо видели, кто стоял за спинами. Стоял — не совсем правильное слово. Прятался, вот как надо. Особистов там не любят. И бывают моменты, когда это не очень-то и скрывается. Они мстительные, злобные, рано или поздно все равно найдут способ свести счеты. Знаю несколько случаев, когда коллеги товарища Сомова втихую стреляли в спину не только сержантам, но и офицерам. Всегда можно списать на вражескую пулю. Несмотря на это я достаточно четко себе представляю последствия внезапной смерти именно офицера НКВД. Ни за кого в нашей стране власть так активно не заступится.

— Осторожно с вами соглашусь, — кивнул Нещерет. — Но давайте закончим. Вы упомянули, что есть несколько вариантов развития событий в Сатанове. Описали самый худший, или я ошибаюсь?

— Нет, к сожалению. Все это нас ожидает в случае запуска карательной машины по полной.

— Каким может быть другой вариант? Не такой неприятный для всех нас?

— Найти убийцу. Настоящего. И чем быстрее, тем лучше. Кем бы он ни оказался в результате, где бы он ни прятался.

Андрей сам не поверил, как просто и непринужденно все это произнес.

— И все? — переспросил Нещерет, тоже удивленный таким решением.

— Разве еще что-то нужно?

— И то верно… Вы знаете, где его искать?

— Антон Саввич, дорогой вы мой! Я даже понятия не имею, кого искать…





2




Нужно побыть одному.

Другого подходящего для этого места, кроме остатков старых ворот, Левченко себе не представлял. Правда, в свете последних событий отсутствие начальника милиции на рабочем месте, в управлении, в небольшом, не очень уютном, но отдельном кабинете, выглядело как минимум странным. Если вообще не подозрительным. Но Андрею не хотелось забивать голову подобными вещами. Сейчас нужно максимально сосредоточиться, связывая в кучу нити, уже сплетенные в его голове за эти дни.

Так что Левченко отдал подчиненным распоряжения, которые считал необходимыми. А именно — загрузил личный состав по уши дурной работой. Велел поделить между собой дома в радиусе двухсот метров от места, где нашли труп Сомова, и обходить людей по очереди. Ставя важные и бессмысленные одновременно вопросы: кто что видел или слышал прошлой ночью. Результат обхода знал наперед, но должен был занять милиционеров — чем-то правильным, кропотливым и напрасным одновременно. Пока сатановская милиция будет топтаться на месте, имитируя бурную деятельность, сам начальник может себе позволить уединиться.

Если он правильно просчитал, активные действия станут ограниченными с того момента, как его территорию займет десант из НКВД области. И возьмет инициативу в свои справедливо карающие руки. А отдавать им инициативу не хотелось. Ведь, как уже прогнозировал Левченко, без виновных не обойдется. И если не выйдут на реальный след, то работники органов государственной безопасности найдут тот, который их больше всего устроит ради подтверждения эффективности собственной работы.

Загнав мотоцикл под ворота, чтобы его не сразу можно было увидеть с дороги, Андрей зашел под прикрытие стен, присел, упершись спиной в камень. Деловито примостил на колени планшет. Вытащил оттуда лист бумаги, карандаш. Прищурился, ловя мысль.

Значит, так: зверь или человек?

Волк — или человек?

Зародилось смутное подозрение: нападать и безжалостно убивать теоретически могла даже женщина. Однако отодвинул предположение подальше, до крайней надобности. Постучал тупым кончиком карандаша по поверхности планшета.

Чей-то дьявольски жестокий план — или все-таки оборотни существуют…

В пользу этого фантастического допущения — слюна, которая, с выводами сразу от двух специалистов, может с одинаковым успехом принадлежать и человеку, и животному. Также остатки волчьей шерсти на кустах, сквозь которые ломился, убегая под защиту леса, страшный убийца. Наконец — способ лишения жизни: разорванное, скорее всего перегрызенное горло.

На секундочку, товарищи, у девятерых взрослых людей.

Четверо из которых — здоровые сильные мужчины, способные защитить себя. Ладно, пусть трое, раненый не считается. Но от этого не легче: кто-то же справился в лесной темноте с двумя головорезами, а буквально через сутки — с опытным и вооруженным капитаном НКВД.

Левченко задумчиво стучал карандашом по планшету. Хотелось курить, но решил не спешить — выдаст себе курево как приз за хорошую работу.

Поехали дальше.

Черт! Кажется, он сказал это вслух, даже воскликнул, чем мог привлечь к себе ненужное внимание. Пусть тут никого нет рядом, а вдруг кто-то проходил бы… Хорошо, произнес Андрей мысленно. Загадка есть, объяснить ее элементы пока не выходит.

Хотя…

Левченко четко видел перед собой смертельную рану на шее Сомова. Почерк, если можно так сказать, один. Только челюсти, или чем там оно рвало глотки, по широте раскрытия мало напоминают животные аналоги. Точнее, собачьи или волчьи. Не говоря уже про более экзотических хищников типа тигров или росомах, которые в здешних лесах не водятся.

Эту характерную особенность признавал Антон Саввич, никак не комментируя. Левченко же сознательно не возвращался к следу от укуса — хотя бы из-за нежелания сбивать себя и Нещерета с толку.