Поменяй воду цветам

– Я всю неделю выступаю в Седане. Хочешь приехать?

– Да.

– Тогда до скорого.

Он повесил трубку.

Ирен нацарапала на бланке заказа: «Седан» – в графе «Пометка отправителя».

Две тысячи сто километров. Через всю Францию. По длинной прямой линии.

Она выехала из Марселя около десяти, на поезде, сделала несколько пересадок. На вокзале Лион-Перраш, в туалете, попудрилась перед зеркалом, слегка подкрасила губы. Стоял апрель, и она была в бежевом плаще. Ирен улыбнулась, собрала волосы в хвост черной резинкой. Купила сэндвич на бескорковом хлебе, зубную щетку и лимонную зубную пасту.

В Седан она добралась к девяти вечера. Села в такси и попросила шофера отвезти ее в суд. Она знала, что найдет Габриэля в ближайшем кафе или ресторане, он не из тех, кто рано возвращается в отель. Предпочитает пристроить папку на край столика, заказать пиво, тарелку жареной картошки и поработать. Потом съесть блюдо дня и выпить вина. Габриэлю требовалось чувствовать вокруг себя жизнь, он ненавидел гостиничную тишину, «казенные» занавески и белье, необходимость включать телевизор, чтобы создать «эффект присутствия».

Она заметила его через окно – за столиком, еще с тремя мужчинами. Габриэль говорил, не выпуская изо рта сигарету. Они успели заляпать скатерть и расстегнули воротнички рубашек, бросив галстуки на спинки стульев.

Заметив ее на пороге, он поднял руку и позвал:

– Ирен! Иди к нам!

Тон подразумевал, что она случайно шла мимо – возвращаясь домой.

Она поздоровалась.

– Представляю тебе моих коллег Лорана, Жан-Ива и Давида. Господа, это Ирен, женщина моей жизни.

Юристы улыбнулись. Видимо решили, что Габриэль пошутил. Словно ничем иным подобное, с позволения сказать, высказывание быть не могло: мол, знаем-знаем, сколько «женщин жизни» было и еще будет у мэтра.

– Садись. Ты голодна? Ничего не хочу слышать, ты обязательно должна поесть. Мадемуазель Одри, дайте нам меню, пожалуйста. Что будешь пить? Чай? Брось, никто в Седане не пьет чай! Принесите нам еще одну бутылку красного сухого «Вольне» 2007 года, мадемуазель Одри, будьте так любезны! Сейчас ты увидишь… боже, что я говорю – попробуешь настоящее чудо, жемчужину. Твое место рядом со мной.

Один из адвокатов уступил Ирен свой стул. Габриэль взял ее руку и поцеловал, прикрыв глаза. Ирен заметила на безымянном пальце обручальное кольцо. Из белого золота.

– Я рад, что ты здесь.

Ирен ела рыбу и слушала разговор, не вникая в смысл слов, как фанатка, которая пересекла всю страну ради ночи любви с рок-звездой и не может дождаться, когда же кончится концерт и они останутся наедине.

Ей хотелось исчезнуть. Она сожалела о своем порыве и прикидывала, как бы ей встать, не привлекая внимания, найти запасный выход или дверь черного хода, бегом добежать до вокзала и вернуться домой, где можно будет лечь в собственную постель, на простыни, надушенные алоэ-вера. Она попросила у официантки зеленого чая. Габриэль время от времен спрашивал: «Все хорошо?» «Тебе не холодно?», «Пить не хочешь?», «Не проголодалась?».

Они закончили и одновременно поднялись с мест. Габриэль подошел к бару, чтобы оплатить счет. Ирен молча наблюдала за ним.

Пошел дождь. Возможно, погода испортилась давно, Ирен не заметила, потому что все сильнее раздражалась на себя. Как она могла уехать с дамской сумочкой, чековой книжкой и несколькими купюрами в кошельке? «Совсем обезумела? – спрашивала она себя. – На тебя не похоже. Ты, такая благоразумная, повела себя как восторженная малолетка!»

Габриэль одолжил у администратора зонтик, пообещав вернуть следующим утром, взял Ирен под руку, и они догнали его коллег. Он не отпускал ее от себя ни на шаг.

В холле отеля «Арденны» они взяли у портье ключи и вошли в лифт. Двое вышли на третьем этаже. «Пока, ребята, до завтра…» Третий адвокат жил на пятом. «Спокойной ночи, Давид, до завтра».

– В 07.30 в кафетерии?

– Идет.

Путь от четвертого этажа до шестого они проделали вдвоем. Габриэль не спускал с Ирен глаз.

Дверь лифта открылась, и они прошли длинным темным коридором до номера 61. Габриэль отпер дверь, и на Ирен пахнуло застоявшимся табачным дымом. Стены были оранжевые, с имитацией марокканской штукатурки[83].

Габриэль извинился, прошел первым, зажег везде свет и скрылся за дверью ванной. Ирен не знала, куда пристроить плащ, не понимала, что делать с собой, и застыла у порога, как манекен в витрине или парковая статуя на постаменте. Она смотрела на открытый чемодан Габриэля с умело сложенными рубашками, свитерами, парами носок и спрашивала себя, кто гладил воротнички и собирал вещи.

Появился Габриэль, улыбнулся ей, сказал:

– Ну что же ты, входи, раздевайся.

Увидев выражение ее лица, он расхохотался.

– Я о плаще.

– …

– Ты сегодня на удивление молчалива.

– Зачем вы меня позвали?

– Захотел – и позвал. Хотел тебя увидеть. Я всегда хочу тебя видеть.

– А как же кольцо?


Он сел на кровать. Она наконец сняла плащ.

– Мне сделали предложение, и я не смог отказаться. Трудно сказать «нет» женщине. Мужчины так не поступают. Ну а ты? Все еще замужем?

– Да.

– Значит, мы на равных. Это называется «паритет».

– …

– Я часто вижу тебя во сне.

– Я тоже.

– Мне тебя не хватает. Иди сюда.

Ирен села рядом с Габриэлем, но не плечом к плечу, оставила зазор, поперечную линию.

– Вы уже изменяли жене?

– С тобой будет не измена, а предательство.

– Почему вы снова женились?

– Я же сказал – она попросила.

– Вы ее любите?

– К чему этот вопрос? Ты бросишь мужа ради меня? Я не обязан отвечать. Ты в замешательстве, Ирен, ты не свободна и никогда не будешь. Раздевайся. Сними все. Хочу смотреть на тебя.

– Погасите свет.

– Ни за что. Между нами не может быть ложной стыдливости.

– Полагаете, друзья приняли меня за вашу девку?

– Они мне не друзья, а коллеги. Снимай одежду.

– Только одновременно с вами.

– Договорились…





72




О, Иисус, оставь мне мою радость.

Пусть тот, кто сотворил птиц, превратит меня в героя.



А дождь все идет и идет. Дворники стряхивают воду с наших отражений в лобовом стекле.

Натан спит на заднем сиденье. Я часто оборачиваюсь проверить, как он, потому что давно не видела спящего ребенка. Время от времени приемник выдает несколько музыкальных фраз и умолкает на повороте. Мы с Жюльеном говорим об Ирен и Габриэле.

– После седанского эпизода они часто виделись.

– Как вы переживаете то, что узнали о матери?

– Честно? Мне кажется, что я прочел историю чужой женщины. И, кстати, дарю вам ее дневник, мне он не нужен. Присовокупите его к регистрационным журналам.

– Но…

– Я настаиваю! Сберегите его.

– Вы все прочли? С первой до последней страницы?

– Несколько раз. Особенно внимательно те места, где она пишет о вас. Почему вы не сказали, что были знакомы?