Поменяй воду цветам

Саша попытался меня успокоить. Сказал, что, узнав о нашем переезде, родители Филиппа сами будут меня избегать, а может, даже перестанут приходить на кладбище.

– Так ты навсегда от них избавишься.

Следующим утром я встретилась с мэром. Он с ходу объявил, что мы с Филиппом Туссеном будем считаться нанятыми с августа 1997 года. Каждый из нас получит межпрофессиональную минимальную зарплату. Служебное жилье – дом смотрителя, оплаченное водоснабжение и электричество и никаких налогов.

– У вас есть вопросы?

– Нет.

Саша улыбнулся.

Мэр угостил нас чаем (в пакетиках, с ванилью) и черствым печеньем, которое с удовольствием макал в чашку, совершенно по-детски. Саша счел невежливым отказаться, хотя ненавидел чай в пакетах. «Пористый пластик на веревочке, позор нашей цивилизации, Виолетта! И они смеют называть это прогрессом!» Между двумя печенюшками господин мэр сказал, сверившись с календарем:

– Саша должен был предупредить вас – на кладбище всякое бывает. Лет двадцать назад здесь случилось нашествие крыс. Мы вызвали истребителя грызунов, и он рассыпал повсюду мышьяк, но крысы не ушли, и люди перестали навещать могилы. Это напоминало экранизацию «Чумы» Альбера Камю. Увеличили дозы яда – и никакого эффекта. В третий раз разложив отраву, специалист не ушел, а спрятался и наблюдал, как поведут себя грызуны. Вы не поверите, что выяснилось! Появилась маленькая старушонка с лопатой и совком, собрала отраву и направилась к выходу. Оказалось, что она уже несколько месяцев торгует мышьяком из-под полы! На следующий день газета опубликовала на первой полосе статью под хлестким заголовком: «На кладбище Брансьон-ан-Шалона торгуют мышьяком!»





78




Есть много замечательных вещей, о которых ты ничего не знаешь, – вера, которая сворачивает горы, свет твоей души, – думай о них, когда засыпаешь.

Любовь сильнее смерти.



– Каждая могила – мусорный бак. Тут хоронят останки, души отправляются в другое место.

Пробормотав эту фразу, графиня де Дарьё залпом выпивает водку. Мы только что похоронили Одетту Маруа (1941–2017) жену ее «великой любви». Графиня приходит в себя у меня на кухне за столом.

Она наблюдала за церемонией издалека. Дети Одетты знают, что она была любовницей их отца, соперницей матери, и относятся к ней более чем холодно.

Теперь графиня сможет класть подсолнухи на могилу любимого мужчины, зная, что никто не оборвет лепестки и не швырнет их в помойку.

– Я словно потеряла старую приятельницу… А ведь мы ненавидели друг друга. Как все старые приятельницы. Но я ревную, ведь она первой встретится с ним на небесах. Мерзавка всю жизнь меня опережала.

– Собираетесь по-прежнему украшать его могилу цветами?

– Нет. Не теперь, когда они наверху. Это было бы слишком неделикатно.

– Как вы встретили любовь всей вашей жизни?

– Он работал на моего мужа. Отвечал за конюшни. Красивый был мужчина. Видели бы вы его попку! Мускулистый, стройный, с чувственным ртом и бархатными глазами. Меня и сейчас пробирает дрожь. Наша связь продлилась четверть века.

– Почему вы оба не развелись?

– Одетта шантажировала его самоубийством: «Если ты меня бросишь, я покончу с собой…» Да и потом – между нами, Виолетта! – меня это устраивало. Что бы я стала делать со своей «великой любовью» сутки напролет? Это ведь работа! А я никогда ничего не умела делать руками, только держать книгу и играть на пианино. Он бы очень быстро устал от меня. Мы встречались, когда возникало желание. Он видел меня – накрашенную, надушенную, нарядную, от меня никогда не пахло кухней или детской рвотой, а мужчины обожают все красивое, сами знаете. Муж возил меня по всему свету, мы жили в палаццо, плавали в южных морях, я возвращалась загорелая, отдохнувшая, встречалась с ним, и мы страстно любили друг друга. Я напоминала себе леди Чаттерлей. Уверяла любовника, что граф давно не претендует на выполнение супружеского долга, он ведь на двадцать лет старше меня, у нас даже разные спальни! А он говорил, что секс совершенно не интересует Одетту. Мы лгали из любви, так было проще. Я плачу всякий раз, когда слушаю «Песню старых любовников»[92]… Кстати, о слезах – налейте мне на посошок, Виолетта. Сегодня я в этом нуждаюсь… Когда мы случайно встречались с Одеттой, она «расстреливала» меня взглядом, а я улыбалась. Мои муж и любовник умерли с интервалом в месяц. Оба – от сердечного приступа. Ужасно! Я все потеряла в мгновение ока. Землю и воду. Огонь и лед. Можно подумать, что Бог и Одетта объединили усилия, чтобы меня уничтожить. Я не жалуюсь – жизнь была длинная и красивая… Осталось одно – последнее – желание: пусть меня кремируют и развеют прах над морем.

– Не хотите лежать рядом с графом?

– С мужем на вечные времена?! Никогда! Я бы слишком боялась умереть со скуки!

– Но вы сами только что сказали, что в земле лежат бренные останки!

– Даже они будут скучать рядом с графом. Он вечно портил мне настроение!

Ноно и Гастон заходят выпить кофе. Увидев, что я хохочу, они изумляются. Ноно краснеет. У него слабость к графине. Как видит ее, заливается румянцем, как школьник.

Через несколько минут появляется отец Седрик. Он целует графине руку.

– Ну, святой отец, как все прошло? – нетерпеливо спрашивает она.

– Как похороны, графиня.

– Дети заказали музыку?

– Нет.

– Идиоты! Одетта обожала Хулио Иглесиаса.


– Откуда вы знаете?

– Женщина все знает о сопернице. Ее привычки, духи, вкусы. Когда мужчина приходит к любовнице, он должен чувствовать себя в отпуске, а не в общежитии.

– Все это не слишком… по-католически, госпожа графиня.

– Ну, отец, люди должны грешить, иначе ваша исповедальня опустеет. Церковь делает бизнес на грехе. Если людям не в чем будет себя упрекнуть, они перестанут ходить на мессу.

Графиня находит взглядом Ноно.

– Норбер, не будете ли вы столь любезны проводить меня?

Ноно смущается и краснеет.

– Конечно, госпожа графиня.

Едва они выходят за дверь, как Гастон разбивает чашку. Я нагибаюсь собрать осколки на совок, а он шепчет мне на ухо: «Я вот спрашиваю себя… уж не спит ли Ноно с графиней?»





79




Во времени, соединяющем небо и землю, скрывается прекраснейшая из тайн.



Дневник Ирен Файоль

29 мая 1993

Поль болен. Наш семейный доктор считает, что у него осложнения либо с печенью, либо с желудком, либо с поджелудочной. Поль страдает – и не лечится. Вместо того чтобы узнать разные мнения, он за одну неделю посетил трех ясновидящих, и они предсказали ему долгую прекрасную жизнь. Поль никогда не проявлял ни малейшего интереса к медиумам и прочим глупостям. Он напоминает мне атеистов, которые обращаются к Богу, когда корабль начинает тонуть. Мне кажется, он заболел из-за меня: я столько раз врала, чтобы улизнуть к Габриэлю, в номер отеля, что это добило моего мужа.

Лион, Авиньон, Шатору, Амьен, Эпиналь. Уже год мы с Габриэлем «захватываем» кровати, как пираты корабли или наемники чужие земли.

Я дважды записывала Поля на сканирование в Институт Паоли-Кальмета[93] – он не пошел. Каждый вечер я говорю ему, что лечиться нужно начать немедленно. Он улыбается и отвечает: «Не беспокойся, все будет хорошо».

Я вижу, что Поль страдает. По ночам он стонет от боли. Худеет.

Я в отчаянии. Чего он добивается? Мой муж сошел с ума или решил убить себя?

Я не могу заставить его сесть в мою машину и отвезти в больницу. Я все испробовала – улыбку, слезы, гнев, – он не поддается. Умирает. Дрейфует без руля и ветрил.

Я умоляла его поговорить со мной, объяснить, зачем он так себя ведет. В чем причина его самоотречения. Он не ответил и пошел спать.

Я пропала.



7 июня 1993

Этим утром Габриэль позвонил мне в розарий, голос у него был счастливый, он всю неделю выступает на процессе в Эксе, он хочет меня видеть, провести со мной все ночи. Он говорит, что думает только обо мне.

Я ответила: «Не получится. Нельзя оставлять Поля одного».

Габриэль повесил трубку, не попрощавшись.

Я схватила с прилавка снежный шар и что было сил швырнула в стену с жутким воплем.

Снега внутри, конечно, не было – только полистирен. Не настоящая любовь, только ночи в отелях.

Мы оба обезумели.



3 сентября 1993

Я отравила настой Поля. Подмешала сильный седативный препарат, чтобы он потерял сознание, тогда я смогу вызвать «Скорую».

Они увезли его в отделение неотложной помощи и обследовали.