Последняя игра чернокнижника

Я зажмурилась, услышав тихий свист. Вздрогнула — но не от ожидаемой боли, а от того, что мою обнаженную кожу обдуло ветерком.

— Один, — считал Нокс для самого себя.

Второй удар прилетел тоже просто порывом ветра. На третьем я распахнула глаза и попыталась оглянуться — он точно бьет?

— Сиди смирно, если и по роже не хочешь схлопотать! Четыре!

После пятого удара я едва не расхохоталась от облегчения. От такого «наказания» я только простудиться смогу! Но Нокс и сам заметил:

— Что за бес? Ни одного следа… Кнут истрепался?

Замахнулся и снова приложился, а я отчаянно завопила — так громко и честно, как только могла. Этот вопль палача немного успокоил, потому он нанес еще несколько ударов, но уже и идиоту стала бы заметна странность. Он откинул кнут и прижал ладонь всей пятерней к моей спине, будто проверял. Прикосновение я почувствовала и снова заорала на всякий случай, изображая немыслимую муку. Но Нокс метнулся к крюкам, чтобы выбрать другое орудие пытки — какую-то плеть, короче и тоньше кнута. А я начала соображать — как-то надо будет в конце убедить мужика, что он свое дело выполнил в полной мере, а не бежать с отчетами к айху… Что ему сказать? У меня впереди еще ударов сорок, чтобы придумать.

Все-таки магия во мне есть — она отразила пощечину Арлы, как сейчас отражает все хлесткие удары. Если бы я могла управлять этой силой, то пустила бы себе кровь на спине полосами, чтобы усыпить бдительность палача. Даже потерпела бы немного — два-три настоящих удара я могла бы выдержать, если бы этим гарантировала себе дальнейшую безопасность. Снова зажмурилась и сосредоточилась на этом желании, но не выходило ничего: граница держалась прочно, а хлыст соприкасался с ней, вероятно, в миллиметре от кожи. Плетка, разумеется, Ноксу ничуть не помогла, но через пару ударов он вдруг взвыл — похлеще, чем я изображала.

— Запястье вывихнул! О, бесы, никогда такого не было! — он орал это мне, будто требовал моего сочувствия.

И ведь я сочувствовала — не ему, правда, а себе. Сейчас еще кого-то пригласят на замену, а этот побежит к лекарю? И что мне потом делать, когда тут целая толпа мужиков соберется с кнутами и искалеченными руками?

Однако Нокс никуда не уходил, он уселся рядом со мной на землю и шумно дул на свое запястье. Вероятно, решил, что приведет его в порядок и все же закончит начатое. Бить-то можно и левой, даже если та не так «набита». И ударе на двадцатом все же сообразит, что моя кожа к этому времени обязана была хотя бы покраснеть. Потому я решила использовать это время для переговоров:

— Нокс, а не боишься, что тебе прилетит от айха за невыполненное задание?

Реакции добилась — теперь в его голубоватых глазах мелькал такой же страх, как недавно у меня. И кто бы его винил? Уж точно не тот, кто с нашим айхом знаком. Я продолжила увереннее:

— Так, может, я еще поору для приличия, а затем разойдемся?

Нокс свел кустистые брови в кучу, соображая:

— А ежели кто проверит? Не сегодня, в любое время… После пятидесяти ударов кнутом на твоей спине навсегда останутся шрамы, если только айха Ноттена к тебе не позвать…

— Давай позовем! — совсем уж обрадовалась я. — Ноттен и тебе руку поправит, и мне раны залечит… типа.

Казалось, мы болтаем, как старинные друзья, и вместе ищем выход из сложившегося положения.

— А как позвать-то? Позвать может только маг и если знает родовое имя!

— Разве обычные люди не могут вызвать айха, если прижмет? — я точно так же сводила брови, как он.

— Могут. Ножками бегут и ртом зовут.

— Так беги! — подбадривая я, тряся связанными руками. — А я вас обоих здесь подожду!

Он с места не сорвался, а все качал головой. В итоге выдал:

— Не могу лгать своему господину. Зачем я вообще с тобой это обсуждаю?

— Нокс! — я так не хотела расставаться с появившейся надеждой, потому готова была сыпать любыми лживыми предположениями: — Он же тебя к этому же столбу привяжет и выпорет! Ты раб, и отец, и дед твой… в общем, обязанности свои выполняй как следует! Или хотя бы делай вид, что выполняешь!

— Нет, не могу! Никогда ослушанием перед господином не грешил!

— Дурак! А ты меня послушай. В голову он к тебе не залезет, если сам не пустишь, а я прикрою…

Но мужик уже встал и побежал в сторону, вдоль конюшни, вопя на ходу: «Нишка! Нишка, бесов сын! Беги к господину — скажи, что я сюда зову!» Я скривилась от разочарования. Этот как родился рабом, так рабом и помрет. Без-на-де-жен! До отвращения безнадежен.

Ринс появился уже через несколько минут, молча выслушивая на подходе жалобы Нокса:

— Я ее бил, бил, а потом руку как-то неловко повернул… Вы уж не гневитесь, господин! Ведь от стараний!

Маг присел рядом со мной на корточки. Провел пальцами вдоль позвоночника — медленно, щекотно, от напряжения даже показалось, что эти касания вызывают какие-то слабые электрические импульсы.

— Бил-бил, говоришь? — в его голосе звучала привычная ирония. — И куда же?

— Так вона, — Нокс простодушно указал на мою чистую кожу.

Показалось, что Ринс едва сдерживает смех:

— Какое чудесное совпадение. За два дня две травмы руки и ни одной раны у дикой новенькой, которую все «бьют-бьют». Кто-то идет к своему восхождению?

— О чем вы? — я старалась не смотреть на его повязку. — Совпадение просто…

Ринс щелкнул перед моим носом пальцами, и на указательном загорелся синий огонек. Он вытянул его и ткнул прямо в щеку. Поинтересовался с неприкрытым весельем:


— Больно, Катя?

— Очень, — проблеяла я. Подумала, что выглядит неправдоподобно, и добавила: — А-а-а.

После этого маг уже смех не сдерживал, а у меня снова слезы накатили от безысходности. Попалась, чего уж там. Но Ринс погружался в занимательный эксперимент: он вынул уже знакомый мне кинжал, прижал лезвие плашмя к шее — просто холодная сталь, тем не менее я сжалась от страха, потом перехватил рукоятку, коротко подкинул оружие в воздухе и всадил в предплечье острием. Ну как всадил… лезвие отскочило от кожи, даже не поранив. Да что ж за магия у меня такая, если так подставляет? Ничего бы со мной не случилось от пореза, пережила бы! А вот без пореза — уже вряд ли.

Ринс уже не веселился, он вроде бы снова всматривался в мои глаза, ища там дополнительные подтверждения. И рассуждал вслух, обдавая меня дыханием:

— Такую защиту я научился ставить в семнадцать. А в семнадцать я был сильнейшим в черном ордене, если не во всей стране. И много чего умел до того. Так что ты еще умеешь, Катя?

— Ничего, — жалобно всхлипнула я. — Честно, ничего! Я даже не знаю, откуда это взялось!

Он вообще наклонился к моим волосам и принюхался, как зверь.

— Я вообще не чую в тебе магии. Никакой — ни черной, ни белой. Как такое возможно? — разумеется, ответа он не дождался, потому снова перешел на смешливый тон. — И что более важно — как тебя наказывать, если защита от механического воздействия стоит непроницаемо? Теперь я вижу ее, и она даже не колышется, то есть вся твоя сила уходит на нее. И, по всей видимости, беды от тебя пока ждать не стоит — слишком уж твоя магия зациклена на одной задаче. Так и что с тобой делать? Проклинать? Топить?

— Топите, — подумав, выбрала я.

— Спасибо, что разрешила. Но оставим это развлечение до следующего повода. Кажется, мы все-таки вынуждены будем вернуться к тому наказанию, которое предлагал я — теперь рассказ о твоей жизни стал еще более интригующим. Нокс, отвяжи ее.

Я раньше и не заметила, что у меня все тело затекло, а осознала это, только выпрямляясь и спешно натягивая платье на плечи. Айха я не стеснялась, он меня и в более пошлом виде разглядел, но все-таки нагота вызывает чувство уязвимости. Спешно застегивая пуговицы и подтягивая завязки, я решила, что лучше скажу сейчас, чем после того, как разозлю его:

— Мне не о чем рассказывать семь ночей, айх. Если вы только не хотите, чтобы я придумывала небылицы.

Он будто разглядывал звездное небо, устремив лицо вверх.

— Можно и небылицы. Но у меня есть подозрение, что ты вообще ни о чем рассказывать не хочешь.

— Тоже верно, — не стала отрицать я. — А может, вы просто забудете мне проступок? Я постараюсь больше не нарушать это правило. Пожалуйста, сделайте скидку на то, что для меня здесь все в новинку!

— А ты книги в замковой библиотеке или у Ноттена читала?

Меня вопрос удивил, вот самое время обсудить литературные пристрастия! Ответила, раз уж спросил:

— Я даже не уверена, что смогу разобрать вашу письменную речь.

— Понял. Но пока такое условие — не читай здесь книг. Ни одной, даже не открывай. И так до тех пор, пока не разрешу. В данном случае наказанием будет смерть. Услышала?

— Б… более чем.

— Тогда на ближайшие семь ночей сделаем вид, что друг друга выносим? Заметь, я сначала хочу разобраться, а не пристукнуть тебя на месте.

Я кивнула, признавая, что в данном случае он мог бы поступить иначе, но поддался — нет, не доброте, конечно — а любопытству. И его любопытство может сохранить мне жизнь. Значит, буду преодолевать тошноту от его присутствия, начиная с сегодняшней ночи, а рассказы тянуть так, будто от этого зависит все мое существование. Ничего, ничего, Катюш, ты же умеешь изворачиваться в любой ситуации, примешь и этот вызов, выборы-то все равно на кнуте закончились.

Но следующий его жест оказался совсем немыслимым, на пару мгновений перекрывшим все, что произошло за этот ужасный день, — Ринс протянул мне руку. Вот просто подал ладонью вверх, как если бы ждал, когда я положу на нее свою. И как это прикажете понимать? Я быстро отвернулась, чтобы сказать Ноксу что-нибудь напоследок, но раба за спиной уже не оказалось. А когда повернулась — ладонь была на том же месте. Мои глаза бегали где угодно, только на ней не останавливались.

— Руку дай, — он снова широко улыбался.

— Знаете, айх Ринс, благодарю за заботу, но я в темноте не убьюсь. Вы ведь сами про защиту говорили! Так что это надо еще ого-го как постараться, чтобы меня пеньком укокошить…

— Руку дай, — повторил, перебивая.

Я ткнулась скрюченными пальцами ему в ладонь, он сразу перехватил и протащил меня за собой несколько шагов. Надеюсь, все уже разошлись по своим комнатам. Стыдоба-то какая, если меня вот в такой компании застукают. Хотя здесь никто подобное стыдом не назовет, но мне всегда было достаточно только моего мнения.

Мы даже до центрального входа не дошли. Ринс остановился, я почти налетела на него, развернулся, зачем-то глядя вверх, и обнял меня, притягивая к себе тесно.

— Глаза закрой.

— Зачем?

— Потому что это не одно и то же, что летать с эйохом. Если тебя стошнит в моей спальне, то… да, тебе особо ничего и не сделаешь. Тогда завтра умрут все твои знакомые, которых я смогу отыскать, — он явно придумал на ходу, но угрозе я значение придала.

Я быстро зажмурилась, успев вспомнить из знакомых только Китти, а желудок подскочил к горлу от резкого рывка. Через секунду открыла глаза уже в комнате. Это на самом деле не напоминало полет — мгновенное перемещение из точки А в точку Б. Органы не сразу встали на место после такого потрясения, а я тем временем думала о своей глупости: когда мы с ним летели по небу в карете, я посчитала, что он рискует тем же, что и я. Да где уж там. Этот никогда ничем не рискует.





Глава 12




В этих покоях мне бывать не приходилось. Неправильно сформулировала: я надеялась, что никогда ноги моей не будет в этих покоях. Но мне как-то обычно не везет, могла бы уже и привыкнуть.