Последняя тайна Рейха

Барон поднялся по лестнице, повернул влево, зашагал по коридору. Олег высунулся из ниши, провожал его глазами. Фон Гертенберг отдалялся, свернул влево.

Контрразведчик набрался смелости и последовал за ним. Между пилястрами образовался узкий проход. Он не стал высовываться, стоял, слушал. Шаги отдалялись. Черт сломает ногу в этих запутанных переходах! Наконец Олег рискнул выглянуть и обнаружил, что барон опять сворачивает. Он выждал несколько секунд — не вздумает ли вернуться? — на цыпочках заскользил следом, прижался к ложной колонне на углу, стал потихоньку высовываться.

Дальше коридор никуда не шел, упирался в сравнительно разомкнутый предбанник метров на сорок полезной площади. В стене была единственная дверь. Ее охраняли два эсэсовца в полной амуниции, с высокоэффективными штурмовыми винтовками. Понятное дело, они не торчали всеми днями по стойке «смирно», но при виде барона подобрались, отдали честь. Он скупо кивнул, достал из кармана ключи, отпер дверь и вошел внутрь. Створка была массивная, из черного дерева, но закрылась легко, почти без шума. Охранники расслабились, переглянулись и косо усмехнулись друг другу. Дескать, опять наш босс со своими погремушками.

В сторону коридора солдаты не смотрели, перешептывались. С бдительностью тут явно были перебои, но кого бояться?

Качественной отделкой предбанник не блистал. Затертый паркетный пол, обыкновенные светильники. Над дверью скоромное бронзовое распятие, над ним табличка с надписью «INRI», непонятной для советского человека. Скорбный лик Иисуса, висящего на кресте.

Олег почувствовал, как легкие мурашки ползли по его спине, резко обернулся. Никого. Однако надо убираться, пока не засекли. Что тут у барона — тайная комната, куда он никого не пускает? Два замка, стальные нашлепки. И ключи, возможно, в единственном экземпляре.

Он начал отступать, перебирая руками по стене, выбрался в коридор. С лестницы доносился шум, там что-то постукивало, солдаты спускали тяжелый ящик. Потанин наложил на лицо озабоченность и двинулся дальше по коридору. Залы расширялись, в стенах проявлялись глубокие альковы.

В следующем холле находились люди. Здесь, по-видимому, располагался музей. На полу огромный круг со свастикой. На стенах цветастые полотна, изображающие что-то историческое, религиозное. Костюмированные бытовые сценки — кузнец, стучащий по наковальне, крылатые юноши, всадники на белых лошадях, въезжающие в Иерусалим во главе победоносной крестоносной армии.

Несколько солдат снимали со стены большую картину, на которой был явно переизбыток святых с нимбами, светящимися над макушками.

«Такую картину надо вшестеро сворачивать, — подумал Олег. — Даже если в рулон скатать, она слишком уж здоровенная будет. Интересно, в каком музее ее барон забрал?»

На стенах висели рыцарские гербы, мечи, щиты, вдоль них стояли рыцари в доспехах. Из позолоченных рам взирали суровые лики исторических персонажей.

Работу солдат контролировали две знакомые личности — Матильда Фогель и Фридрих Буркхардт, молодой человек с оттопыренными ушами. Женщина была в полувоенном кителе с широкими накладными карманами, брюках-галифе и изящных сапожках из тонкой кожи. Распущенные волосы аккуратно стекали на плечи. Матильда покрикивала на неуклюжих солдат, а Фридрих морщил лоб и вел записи в блокноте.

«Все они отсюда никак не вывезут, — недоуменно подумал Олег. — Для этого эскадрилья транспортников нужна. Видимо, самое ценное отбирают».

Потанин уже перестал делать тайну из своего присутствия и был замечен. Матильда нахмурилась, прекратила покрикивать. Фридрих косо глянул на него и поджал губы. Ему пришлось подойти к ним, хотя их компания в этот час была для него не самой приятной.

— Пан Мазовецкий? — Матильда пристально поедала его глазами. — Почему вы здесь? Вам больше нечем заняться?

— Прошу прощения, фройляйн Фогель, — учтиво сказал Потанин. — У меня возникло несколько вопросов к господину барону касательно моих обязанностей и уместности присутствия на территории замка украинской полиции. Я видел, что барон направился в это крыло, пошел следом и, кажется, заблудился. Насколько помню, мне не запрещалось ходить по замку.

— Я еще не видела сегодня барона, — помедлив, сказала Матильда. — Вы уверены, что он здесь? В этом крыле очень много помещений.

— Да, уверен. Мне не могло померещиться. Кстати, вы сегодня просто бесподобны, фройляйн Фогель, — заявил Олег. — Прекрасно выглядите. Вы затмеваете собой даже ту красоту, которую я вижу вокруг.

— Похоже, вы тоже собрались перещеголять самого себя, — сказала Матильда, но в ее холодных глазах мелькнуло удовлетворение. — Не надо лести, пан Мазовецкий. Красоту, представленную в этих залах, ничем невозможно затмить.

— Да, здесь великолепно. — Олег старательно изображал восхищение, смешанное с благоговением. — Аж дух захватывает, фройляйн. Признаюсь, мне не часто приходилось видеть такое великолепие.

— Вы не бывали в Эрмитаже? — осведомилась Матильда. — Не посещали московские музеи? Там тоже много такого, от чего захватывает дух.

«Слава богу, туда не добрались ваши загребущие ручонки», — подумал Олег.

— Увы, мне не доводилось бывать в этих музеях. То, что там представлено, я видел только на открытках и в иллюстрированных изданиях. Не проведете мне экскурсию? Хотя я понимаю, что вы очень заняты.

— Экспозиция готовится к эвакуации, — насупившись, сообщил ему Фридрих. — Мы перегружены работой.

— Ладно, у нас есть десять-пятнадцать минут, — сказала Матильда, задрала курносый нос и уставилась на пыхтящих солдат. — Позволим себе короткую паузу.

Олегу снова стало не по себе от ее взгляда, придирчивого, очень внимательного. Она пыталась понять, что он за фрукт. А Потанин готов был пожертвовать своими нервными клетками, лишь бы получить кроху информации. Наглость — второе счастье. Возможно, именно это и подействовало на снисходительность Матильды.

Они медленно шли по залу. Часть экспонатов солдаты уже удалили оттуда, и среди предметов, составляющих коллекцию, зияли провалы. Олег разглядывал фигуры рыцарей, двуручные старинные мечи и жутковатый, уже вполне современный герб замка Левенштайн. Свирепый орел восседал на шпиле в обрамлении готических символов и древнегерманских рун, а название замка упиралось в монолитную свастику. Самое время крепко задуматься о природе вселенского зла.

— Барон фон Гертенберг много лет собирал свою экспозицию, — с прохладцей повествовала Матильда. — Он сам много путешествовал, занимался исследованиями, участвовал в археологических экспедициях во Франции, Скандинавии, Тибете, свою коллекцию пополнял больше десяти лет. В ней представлена геральдика почти всей Германии, средневековое оружие, много икон и живописных полотен. Барон также интересовался древней магией, мифологией кельтов и гуннов, потратил много времени на расшифровку рун. Мы ведь должны знать свою историю, чувствовать ее, родниться с ней, впитывать в себя, верно?

— Мы очищаемся от этого, становимся лучше, — с важностью заметил Фридрих.

«Куда уж лучше-то?» — подумал Потанин.

Анфилада завершалась, они вошли в последний зал, из которого вниз убегала лестница. Здесь стояли стеллажи, полированные книжные шкафы высотой до потолка. В помещении было не прибрано, на полу валялся мусор. Впрочем, под ним просматривался узорчатый круг на полу, разбегающийся лучами по всем углам. В угол были задвинуты кресла с кожаной обивкой, резные журнальные столики.

— Здесь была библиотека, — пояснила Матильда. — Старинные фолианты, религиозная литература, книги по древней истории. За дверью в соседнем помещении находился раздел оккультизма, эзотерики и тайноведения, хранилась соответствующая литература. Там же кабинет, расписанный рунами. Фон Гертенберг любит проводить в нем свободное время, когда хочет подумать. В кабинете хранилась коллекция магических предметов. Барон не только хранил их, но и использовал. Признайтесь, пан Мазовецкий, вы же ощущаете присутствие магии в этих стенах?

— Да еще какое! Признаюсь откровенно, Матильда, волосы шевелятся. Но какое же разнообразие! — бормотал Олег. — Музей, библиотека. Больно видеть, как все это приходит в запустение.

— Помимо прочего здесь работали несколько отделов научно-исследовательского института по изучению наследия наших предков, — не без гордости сообщила Матильда. — Сюда приезжали специалисты из Берлина, Мюнхена, здесь дважды проводились конференции.

— А еще я видел классы в западном крыле. Тут работала школа?

— Да, в замке недолгое время функционировал центр идейного воспитания офицеров СС. Если точнее, всего три месяца. Потом возникли финансовые трудности, да и многим высшим лицам задумки барона не понравились. Он взял на себя смелость позаимствовать идею замка Вевельсбург в Вестфалии, а его замок курировал ни много ни мало сам рейхсфюрер СС Гиммлер. Тем более что здесь начались проблемы, связанные с дефектами старых конструкций. Проседал фундамент западного крыла, в стенах появлялись трещины. Пришлось проводить ремонтные и восстановительные работы, заказывать технику, фактически заново строить целые участки.

— И концлагерь, который находится под боком.

— Да, вы наблюдательны, Алекс. — Матильда снова наградила его сверлящим взглядом. — Требовалась рабочая сила. Здесь работали в основном русские военнопленные, между нами говоря, весьма строптивый, непослушный и вредный народец. — Матильда брезгливо поморщилась. — К ним приходилось применять самые строгие воспитательные меры. Ну, вы понимаете. Это не значит, что барон не тратил деньги. На строительство уходили колоссальные суммы. К сожалению, все шло из рук вон плохо. Материалы и оборудование не доставлялись вовремя, случались досадные инциденты, аварийные ситуации. Барон даже как-то пошутил, — Матильда усмехнулась, — мол, надо задобрить богов, замуровать в стене живого ребенка, взятого из соседней деревни. Именно так поступали древние, и все у них получалось. Тем более что форма замка Левенштайн — она же в плане треугольная — очень напоминает Вевельсбург. Барона критиковали за дублирование идеи, за заимствование задумок рейхсфюрера, хотя надо признаться, что у фон Гертенберга выходило лучше. Здесь тоже проводились церемониалы, устраивались костюмированные празднества для приезжих гостей, разыгрывались мифологические сцены под музыку Вагнера. Все это заканчивалось концертами и фейерверками. Имелись серьезные планы по созданию филиала института древней истории. Признайтесь честно, Алекс, вам же ничего не говорит это слово — Вевельсбург?


«Да кто же вас, образованных, разберет?» — подумал Олег, делая виноватое, покаянное лицо.

— Я так и решила. — Матильда сухо улыбнулась. — Рейхсфюрер планировал создать из Вевельсбурга духовный центр всего ордена СС. Это ренессансный замок, хотя был построен еще во времена гуннов. Не сказать, что барон Гертенберг полностью скопировал эту идею, но отдельные элементы повторил и собирался развить. Замок в Вестфалии — духовный центр СС, символ древней германской культуры и новой религии, которая синтезировала язычество древних германцев, оккультизм прошлого века и христианство, еще не отравленное евреями. Именно там, в Тевтобургском лесу, в девятом году нашей эры вождь херусков Арминий нанес римлянам сокрушительное поражение. В тех местах родилась старинная вестфальская легенда, видение пастуха о битве у березы, когда огромная армия, пришедшая с востока, будет наголову разбита силами Запада. Вы даже не представляете, Алекс, какие суммы государственных денег были направлены в Вевельсбург. — У Матильды заблестели глаза, она явно оседлала любимого конька. — Это огромный универсальный комплекс, каждое здание в нем имело свое назначение. Любое помещение было декорировано и обставлено так, чтобы наглядно воплотить образ жизни и свершения деятелей Священной Римской империи германской нации. Подлинная мебель и предметы тех эпох — все это поступало со всей Европы, из музеев и частных коллекций. Центр «нового Ватикана» — северная башня, с интерьерами, стилизованными под Асгард, мир древних германских богов. Внизу находился склеп, где отпевались высшие чины СС, наверху — «Зал обергруппенфюреров», где должны приниматься самые важные решения о судьбах Германии. Нижний зал именовался «Валгалла» в честь места, где пировали скандинавские боги. Там горел вечный огонь в честь героев, его обрамляли скрипты-усыпальницы, возведенные по типу микенских гробниц. Это был поистине центр немецкого величия. Там занимались воспитательной работой и проводили церемонии посвящения новобранцев. В музее хранились священные германские реликвии. Функционировал учебный центр идеологической подготовки. В замке имелись роскошные библиотеки, собранные со всего мира…

«Награбленные со всего мира», — про себя поправил ее Олег.

— Многие считали, что это центр мистической силы, некоего магического притяжения. Имелись и факты, которые это подтверждали. — Матильда понизила голос. — В глубоких подвалах находились святилища, в них проводились оккультные ритуалы. Там кровью крестили неофитов, приносили жертвы языческим богам, проводили трапезы, кремировали героически погибших членов СС, собирали в особую чашу их серебряные кольца. Прах закладывали в специальные погребальные урны.

Олег как бы ненароком покосился на ее руки. Кольца не было.

— И все это барон скопировал в Левенштайне? — недоверчиво спросил Олег.

— Ну что вы, конечно, нет. — Матильда снисходительно улыбнулась. — Барон фон Гертенберг шел своим путем, но, к сожалению, ему не хватило времени.

Фридрих отпочковался от компании, побежал к нерадивым солдатам, которые снова что-то уронили.

Матильда раздраженно покачала головой и осведомилась:

— У вас еще есть вопросы?

Вопросов было воз и маленькая тележка, но он не знал, как правильно задавать их. Они шли в обратном направлении, к лестнице. Этот путь он уже сегодня проходил.

Внезапно с лестничного марша свернули двое солдат при полной боевой выкладке и уверенно зашагали по коридору. Олегу и Матильде пришлось посторониться. Эсэсовцы протопали мимо и исчезли в боковом ответвлении. В той стороне находилось помещение, которое Олег окрестил тайной комнатой. Это была смена караула. Прошло секунд двадцать, и солдаты зашагали обратно, на этот раз другие. Очевидно, они дежурили у двери по несколько часов и менялись в строго определенное время.

— Там тоже музей? — спросил Олег, кивая на проем.

— С чего вы взяли? — Матильда пожала плечами.

— Не знаю, — признался Потанин. — С чего-то взял.

— Даже не могу вам с точностью сказать. — Матильда замялась, посмотрела на наручные часы: — Ну, хорошо, пойдемте, взглянем.

Потанин решил было, что для нее запретных уголков здесь не существовало, но рано радовался. Они миновали изгибы коридора, вошли в предбанник. Часовые насторожились, но узнали Матильду, расслабились, встали по стойке «вольно».

— Увы, дальше нам хода нет, — сказала она, понизив голос, чтобы не слышали часовые. — В это помещение может зайти только сам барон. Я не припомню, чтобы с ним хоть раз был кто-то другой. Полагаю, он хранит здесь что-то сокровенное, то, что не хочет выставлять на всеобщее обозрение. Это его право. Бригаденфюрер здесь? — обратилась она к охранникам.

— Да, госпожа Фогель, — степенно ответил плечистый военнослужащий. — Прежняя смена сообщила нам, что хозяин здесь.

— Хорошо. — Матильда кивнула. — Теперь понимаете, Алекс, почему вы не смогли найти господина барона? Он вошел в это здание и растворился в параллельной вселенной. — Она сухо усмехнулась. — Но ничего, когда-нибудь выйдет. Пойдемте отсюда. Прошу прощения, господа, что побеспокоили вас, — обратилась она к охране. — Это всего лишь экскурсия для новичка. Мы не посягаем на секреты.

Они вышли обратно в коридор.

— Что такое INRI? — спросил Олег.

— Вы про табличку над головой Божьего Сына, Мессии и Спасителя рода человеческого? — Матильда криво усмехнулась. — Ох уж это советское безбожное воспитание!.. Вам надо устранять пробелы в образовании, пан Мазовецкий. Ведь существуют же элементарные вещи. INRI — это начальные буквы слов латинской фразы «Iesus Nazarenus Rex Ivdæorum», что означает «Иисус Назарянин, Царь Иудейский». Они часто сопутствуют изображению распятого Иисуса. Как гласят каноны Нового Завета, первоначально эти буквы нацарапал на табличке Понтий Пилат, римский прокуратор, отправивший Христа на распятье. Он же и прикрепил ее к кресту, стоявшему на Голгофе. Зато теперь она — одно из библейский орудий страстей Христовых, важный атрибут Его мученичества. Кстати, барон увлекается и этой темой — орудия страстей. Он изъездил полмира, проштудировал сотни древних фолиантов и является экспертом в этом вопросе.

— Он хранит в этой комнате орудия страстей? — Олег сделал круглые глаза.

Неплохое правило — оставаться идиотом в любой ситуации.

Матильда развеселилась.

— Нет, не думаю. Хотя как вам сказать. — Она задумалась. — У барона могут находиться реликвии, не вошедшие, скажем так, в каноны, в том числе и, мягко говоря, имитации. Я скептически подхожу к данному вопросу. Сколько было подделок! Причем не только новейшего времени, но и пятого века нашей эры, и двенадцатого. Да, безусловно, это ценные старинные вещи, но в них нет ничего волшебного или божественного, если ты их сам, конечно, не возвел в такой ранг.

— А что за орудия? — полюбопытствовал Олег. — Для меня и страсти-то Христовы — темный лес.

— Вы меня расстраиваете, Алекс. — Матильда смотрела на него свысока. — Разве можно быть таким невежественным? Страсти — это то, что привело Христа к распятию, его страдания в последние часы земной жизни. Начало — после Тайной вечери. Кульминация — само распятие. Орудия — всего лишь атрибуты страстей. Вы про них должны были слышать. Крест, терновый венец, бич, которым били Христа, та самая табличка, копье Лонгина, святой Грааль, пелена, в которую завернули тело.

— Да, конечно, слышал, — смущенно проговорил Олег. — Не такой уж я невежественный, как вы считаете. В школе Абвера в Славице мы несколько раз посещали католическую церковь, где проводили молитву. Но вы правы, жизнь в Советском Союзе не способствует полноценным знаниям об этом.

— Можем добавить сюда же тридцать сребреников, заплаченных Иуде, — заявила Матильда. — Список орудий внушительный, я перечислила только основные. Господина барона больше всего интересовали Копье Судьбы и священный Грааль, самые главные христианские реликвии.

— Если я ничего не путаю, их пытаются найти уже много столетий. Искали рыцари, простые люди, священники, ученые, в том числе и немецкие.

— И даже органы советского НКВД, — добавила женщина. — Но вы не совсем правы. Ищут Грааль, а не Копье Судьбы. Его давно нашли. Причем сразу четыре. — Она язвительно усмехнулась. — Это то самое копье, которое центурион Лонгин воткнул в подреберье распятого Иисуса. Когда случилось затмение и землетрясение, он якобы раскаялся, уверовал в Христа и стал одним из ярых проповедников новой религии. А копье, которым он пронзил тело Господа нашего, стало одной из величайших реликвий. Их четыре, как я уже сказала. Одно хранится в базилике Святого Петра в Ватикане, куда перекочевало из Константинополя. Католические иерархи уверяют, что оно настоящее, но это чушь. Второе копье находится в отдаленном армянском монастыре. Его якобы привез туда апостол Фаддей, брат Иакова. Третье копье пребывало в Кракове, но на поверку оказалось, что это всего лишь копия четвертого. А вот это уже серьезно. Его история известна с десятого века. Копье хранилось в Вене, в замке Хофбург, зимней резиденции Габсбургов. С тысяча девятьсот тридцать восьмого года оно пребывает в церкви Святой Катарины в Нюрнберге, захваченном теперь американцами. — Матильда скорбно поджала губы.

Олег промолчал. Одно дело — прикидываться невежей, другое — быть им. Религия в Союзе не была под запретом, она просто не поощрялась, особенно для представителей советских и партийных органов. Но при чем здесь история с ее многовековыми загадками? Он знал и про табличку, сопровождающую распятье, и про орудия со страстями.

Гитлер якобы питал слабость к Копью Судьбы, владельцу которого должны сопутствовать невиданные успехи в военном деле. В тридцать восьмом году, после аншлюса, копье было перевезено в Нюрнберг вместе с прочими атрибутами императорской власти. Вроде бы Гитлер посещал церковь Святой Катарины, провел несколько часов рядом с реликвией, чего-то выпрашивал у нее. И пошло-поехало! Фюрер откусил больше половины Польши, да и всей Европы, нацелился на победоносную войну с СССР.

Что случилось? Почему вдруг пал фашизм и копье не помогло? Существует малоубедительная версия, что Богу все это стало противно, и Он поставил на обладателе копья жирный крест.

«А ведь барон сделал некое открытие или находку, имеющую особое значение, — напомнил себе Потанин. — Иначе с чего бы это я получил такое задание? Не просто же так мне пять раз повторили, что оно особо важное, прежде чем арестовать и бросить в подвал к Чепурнову. У барона что-то есть, и он держит это под замком.