Поступь хаоса

– Спас, стало быть? – сказало ружье. – А откуда ты знаешь, што он не для себя ее спасал?

Девочка, Виола, посмотрела на меня, наморщив лоб. Моя очередь пожимать плечами.

– Хотя нет. – Голос ружья изменился. – Нет, гм-гм, нет, не вижу я в тебе этого, да, мальчик? Потому как ты все еще мальчик-щеночек, правда?

Я сглотнул:

– Я буду мужчиной через двадцать девять дней.

– Нечем тут гордиться, щеночек. По крайней мере, там, откуда ты родом.

И тут он опустил ствол от лица.

И вот почему было так тихо.

Потому што он – женщина.

Он – взрослая женщина.

Он – даже старая женщина.

– Я тебе буду особо признательна, если будешь звать меня «она». – Она до сих пор казала на нас ружьем с уровня груди. – И далеко не настолько старая, штобы тебя не пристрелить.

Она рассмотрела нас поближе, изучила меня сверху вниз и обратно, заглянула в Шум с мастерством, какое я до сих пор только у Бена встречал. Лицо ее принимало всевозможные формы, словно она обдумывала меня, оценивала – совсем как у Киллиана, когда он пытался понять, вру я или нет. Зато у этой женщины совсем не было никакого Шума, так што кто ее знает, что там, унутри: может, одна пустота, а может, она там песни про себя горланит…

Она повернулась к Виоле. Последовал еще один долгий взгляд.

– Как оно всегда со щенками, – она вернулась ко мне, – тебя читать легко, как новорожденного, мой мальчик. Но ты, малышка… – она снова посмотрела на Виолу, – твоя история понеобычней будет, правда?

– Я тебе с удовольствием ее расскажу, если ты перестанешь тыкать в нас ружьем, – сказала Виола.

Это было так круто, што даже Мэнчи изумленно уставился на нее. У меня так просто отвалилась челюсть.

Сверху донесся смешок. Старуха хихикала себе под нос. Одета она была, кажись, в настоящую пыльную кожу, тертую и потресканную от многих лет носки. На голове – шляпа с полями, на ногах – сапоги типа «сдохни, грязь». Как будто она просто фермер такой, все дела.

Ружье, впрочем, не убрала.

– Вы, значит, сбежали из Прентисстауна? – Она снова посмотрела в мой Шум.

Прятать его смысла никакого не было, так што я взял и выложил ей поближе, от чего мы там бежим, што случилось с мостом, кто за нами гнался.

Она все это увидела, я уверен, но што увидел я, так только морщинки вокруг рта и сощуренный глаз.

– Значит, так, – заявила она, «сломав» ружье об руку и принявшись спускаться со своей кручи. – Не скажу, што вы меня с мостом ничуть не рассердили. Я ажно с фермы БУМ услыхала, да уж, будьте-нате…

Она соскочила с последней каменюки и встала чуть поодаль от нас. Сила ее взрослой тишины была такова, што я стал пятиться, даже не заметив, што решил это сделать.

– …но в единственное место, куда он вел, уже лет десять как ходить не стоило. Оставила его из одной только надежды. – Она снова окинула нас взглядом с головы до ног. – И кто скажет, што я была не права?

Руки мы так и держали вверх, потому как кто ее такую знает, што у нее на уме, а?

– Я спрошу это только один раз. – Она еще раз с треском «собрала» ружье. – Мне это понадобится?

– Нет, мэм, – сказала Виола.

Мэм? – про себя удивился я.

– Это как «сэр», красавчик, – женщина повесила ружье за лямку через плечо, – только когда обращаешься к леди.

Она присела на корточки, к Мэнчи:

– Ну а ты кто у нас будешь, щеночек?

– Мэнчи, – бухнул он.

– Ну, да, это уж точно ты, верно, малыш? – Она энергично его почухала. – Ну, а вас, щеночки? – На нас она при этом не смотрела. – Как ваши добрые матушки звали вас – величали?

Мы с Виолой переглянулись. Это как плата – выдать свое имя… но, может, и нормальная цена за то, штобы в тебя перестали тыкать ружьем.

– Я – Тодд. Это – Виола.

– Ясно, как день божий, – сказала женщина, уже заставившая к тому времени Мэнчи опрокинуться на спину и подставить под почес пузо.

– Есть еще другой путь через реку? – тревожно спросил я. – Еще какой-то мост? Потому как те мужчины…


– Я – Матильда, – перебила меня она, – но кто меня так кличет, те меня не знают, так што можете звать меня Хильди, и, кто знает, когда-нибудь, может, заслужите право пожать мне руку.

Я еще раз глянул на Виолу. Вот как понять, сошел с ума человек без Шума или нет?

Старуха опять хихикнула:

– Очень ты у нас смешной, малец. – Она наконец оторвалась от Мэнчи, который перевернулся на ноги и уставился на нее полным абсолютного обожания взором. Всё, пропал пес.

– Но на твой вопрос скажу, што в паре дней отсюда вверх по течению есть мелкий брод, а вот мостов далеко еще нет, ни в одну сторону, ни в другую.

Она обратила взгляд снова на меня, такой ясный и твердый, и еще улыбочка эта маленькая на губах. Наверняка снова читала мой Шум, хоть я и не чувствовал тычка и вторжения, как когда этим занимаются мужчины.

Она смотрела, а до меня начали доходить кое-какие вещи, и не только доходить, а и складываться в цельную картину. Видимо, Прентисстаун и правда изолировали из-за Шума… потому как вот передо мной взрослая женщина, которая явно пока ни от чего не умерла. Меня привечает, но дистанцию держит и вообще готова встречать чужаков с той стороны ружьем.

Ежели я заразный, Виола уже наверняка от меня эту заразу подцепила, и пока мы тут лясы точим, уже умирает. И в том, другом поселении мне почти наверняка будут не рады и сразу попросят на выход, и на том все и кончится. Путешествие мое кончится, не успею я понять, куда мне идти.

– О, в поселении тебе рады точно не будут, – сказала женщина. – Тут уж никаких «почти наверняка». – И тут она мне подмигнула. Нет, правда подмигнула! – Но то, чего ты не знаешь, тебя точно не убьет.

– На што спорим? – буркнул я.

Она от меня отвернулась и полезла обратно, на свой утес. Мы проводили ее глазами до самого верха.

– Вы-то как, идете? – осведомилась она, будто давно уже пригласила нас следовать за собой, а мы ее только ждать заставляем.

Я посмотрел на Виолу.

– Мы ведь и собирались идти в поселение, – сказала та. – Рады нам там или не рады.

– Ну, так туда вы и пойдете, – донеслось сверху. – Но што вам, щеночкам, сейчас нужнее нужного, так это хорошенько выспаться и отожраться. Даже слепой увидит.

Идея про сон и еду была до ужаса соблазнительна. Я даже на секунду забыл, што она недавно тыкала в нас ружьем. Но только на секунду. Нам и без того есть о чем подумать. И решать надо мне, за обоих.

– Мы будем держаться дороги, – сказал я Виоле тихо.

– Я даже не знаю, куда мы вообще идем, – так же тихо возразила она. – А ты? Только честно?

– Бен говорил…

– Вы, щеночки, двигаете сейчас ко мне на ферму, грузите в себя достаточно корма, дрыхнете на настоящей кровати – хотя она не особо-то мягкая, за это я вам поручусь, – а поутру мы с вами пойдем в поселение.

Вот так она его и сказала, это слово, да еще глаза пошире открыла, словно мы сами себя выставили на посмешище, што так его называем.

Мы так с места и не двинулись.

– А вы вот каковски на это посмотрите, – посоветовала она. – У меня вона ружо есть. – Она для наглядности им помахала. – Но я вас по-хорошему приглашаю.

– Почему бы нам не пойти с ней? – прошептала Виола. – Хоть посмотрим.

Мой Шум даже подскочил немного.

– На што посмотрим?

– Мне бы не помешала ванна. И нормальный сон тоже.

– И мне бы тоже, – согласился я. – Но за нами гонятся люди, которых один обрушенный мост вряд ли остановит. И потом, мы о ней ничего не знаем. Она, может, убийца какая.

– Кажется, с ней все в порядке, – Виола еще раз на всякий случай посмотрела. – Слегка ку-ку, но не то штобы опасно ку-ку.

– Ничего с ней не «кажется». – Я, если честно, слегка разозлился. – Люди без Шума вообще не «кажутся», не видно их, ненормальные они какие-то.

Она нахмурилась и сжала зубы.

– Ну, кроме тебя, конечно, – поспешил добавить я.

– Каждый раз… – начала она, но договаривать не стала, а просто тряхнула головой.

– Чего каждый раз? – взвился я, но Виола кинула на меня прищуренный взгляд и повернулась к женщине.

– Погодите, – голос у нее тоже звучал недовольно, – я только свои вещи возьму.

– Эй! – возмутился я (а што я ей жизнь спас, мы уже и думать забыли?). – Минуточку. Нам на дорогу нужно. Мы должны идти в город.

– Дороги – не самый быстрый способ попасть куда-то, – заметила женщина. – Ты, видать, не в курсе.