Поток

Урд откинулся и ощупал горло. Хирка видела, что он едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, и заметила своё отражение в его глазах. Им обоим пришлось заплатить собственную цену.

Она засунула клещи в карман и попросила рассказать всё, что известно бывшему члену Совета о Гарме Даркдаггаре.





Застывший




Хирка чувствовала, что слишком сильно переносит вес тела на одну ногу. Она послала за Колайлем в надежде, что тот сможет сопровождать её, но его не оказалось дома. По отдалённому шуму беспорядков и пьяных выкриков было легко догадаться, чем сейчас занимался падший: прятался под капюшоном и швырял бутылки на улицах. Пил до тех пор, пока не начал безосновательно верить в то, что способен что-то изменить. Если, конечно, не работал на новом строительстве. Не исключено, что Колайль взялся за ум после того, как Хирка вынула из него стекло, но она в этом сомневалась. Бесправный слепой предпочитал бросать время на ветер.

Время, которого у неё не было. Поэтому рыжая полукровка выбралась наружу в одиночку и слишком сильно навалилась на ногу, прыгая с балкона.

Девушка поковыляла вперёд под покровом тьмы по мокрой улице, которая тянулась на восток от кратера и дальше вниз к морю. Капли дождя падали на капюшон. Хирка низко натянула его, чтобы скрыть лицо. Но её всё равно замечали. Потому что Умпири не хромали. Умпири не показывали слабость. Чтоб они все сгнили. Чтоб они спали в Шлокне и видели себя во сне старыми, израненными и беспомощными.

Как Линдри…

В памяти Хирки он был таким живым. Его руки, обнимающие чайник, чтобы понять, достаточно ли он тёплый. Морщинки, которые делались глубже от улыбки. Слишком маленькая шапка. Если существуют боги, то они по меньшей мере должны были позволить уснуть доброму старику до того, как его охватило пламя.

Хирка подавила всхлип.

Почему? Какой в этом смысл? Колкагги были воинами, но Линдри…

Многие умрут. Невинные. Те, кто никогда не желал войны.

Девушка опиралась на шест, когда спускалась по крутой улице к морю. К Всевидящему. К проклятому созданию, которое отказалось помочь. Которое сказало лишь, что она безнадёжна.

Ступенька за ступенькой Хирка карабкалась по лестнице. Затем без стука открыла ржавую дверь. Было уже поздно, но незваная гостья всё равно вошла и прикрыла тяжёлую створку. Звук дождя смолк.

– Всевидящий! – крик поглотила тьма. Девушка ударилась пальцем на ноге о стену и выругалась. Почему в этом месте нет прямых углов? Хирка доковыляла до гостиной. Существо в чёрном плаще сидело на табуретке у огня, как каменное изваяние. Как часть скалы. Потом хозяин дома поднялся. Пламя взметнулось, и к потолку полетели искры.

– Почему ты не попросил меня прийти? – Гостья нарушила все приличия, но у неё не нашлось сил подумать об этом. Правила так незначительны, а незначительные вещи утратили смысл. Она огрубела от потерь. – Ты сказал, что позовёшь меня, а теперь слишком поздно. Война не началась, но народ уже гибнет! Ты должен был помочь. Я знаю, что ты взял у меня кровь. Ты воткнул в меня коготь! – Она вытянула руку как доказательство обвинения.

Всевидящий подковылял к Хирке. Подаренный шест стоял поодаль, и от этого зрелища её отчаяние возросло. Что она вообразила? Неужели тот, кто хромает больше, чем раненая полукровка, может помочь? Тот, кто даже не показывает лица?

Собеседник не подал знака, что собирается возразить, но она всё равно закричала:

– Я не слабая! Я многое могу! Могу чувствовать Поток, когда другие его используют. Могу увеличивать их силу. Моя кровь исцеляет гниль. Я быстро учусь, если только у кого-нибудь хватит мужества передать мне знания! Но вы не делитесь информацией с эмблингами, правда же? Вы ничем не делитесь с теми, кого считаете слабыми. Не слишком ценными. Падшими.

Хирка села на скамью и положила руки на стол между ящиком с разбитыми яйцами и корытом с мёртвой вороной. Птица лежала на спине лапами кверху. Грудная клетка была вскрыта и зияла красным. Запах крови смешивался со сладковатым ароматом гниения.

– Ты не одна из них, – сказал Всевидящий.

– Так кто я? Почему ты не послал за мной?

– Я молчал не потому, что ты с-с-слаба. Я молчал, потому что ты сильна.

Его дыхание было хриплым.

Хирка опустила капюшон и услышала, как на пол закапала дождевая вода. Слова подманили её ближе.

– Допус-с-стим, ты нашла в снегу мужчину, – медленно проговорил Всевидящий. – Он почти насмерть замёрз. Ты хочешь помочь несчастному. Держишь его, пока он рассказывает, какой дальний путь преодолел. В тот миг, когда он делает последний вздох, станешь ли ты с-с-сообщать, что еда и тепло находятся за следующим поворотом? Если будешь знать, что умирающий никогда туда не доберётся?

Хирка стукнула шестом об пол.

– У меня нет на это времени, Всевидящий! Я уже находила мужчин в снегу и больше не могу помогать им, поэтому хватит говорить загадками.

Голова собеседника дёрнулась в непроизвольном спазме.

– Это ты лежишь в снегу, дитя. В твоей крови течёт сила изменять, как у Дрейри. И сила сохранять, как у людей. Ты не принадлежишь ни к тем ни к другим и одновременно воплощаешь обе расы. Ты единственная в своём роде и могла бы стать сильной. Но это всё бессмысленно, поскольку ты не умеешь сливаться с Потоком. Стоило ли звать тебя, чтобы рассказать, как всё могло бы быть? Напрасная трата времени. Поток так и не стал твоим, поскольку ты родилась в мире без него. А появиться на свет заново не дано никому.

– Мне не нужно рождаться с ним, мы сумеем сделать это вместе! У меня вышло сделать это с Римером. Я знаю, что всё получится, так как чувствовала льющийся сквозь него Поток. Это возможно!

– Чувствовать его – да, но для чего? Ты хочешь большего: сделать неосуществимое. И даже ес-с-сли бы умела сливаться, то не смогла бы починить разрушенное Наиэлем. Вены Потока разбиты. Если вытащить вены из тела имлинга, как думаешь, получилось бы всё исправить? Засунуть их назад и заставить кровь свободно течь по ним? Вот что я скажу: то, что уничтожено Потоком, нельзя восстановить даже с его же помощью.

Хирка положила шест на стол и склонилась к собеседнику.

– Ты ошибаешься, Всевидящий! Я видела, как Ример разбил древо Наиэля. Если один имлинг способен разрушить созданное Потоком, значит, это можно починить.

Существо в чёрном вновь поднялось и повернулось к девушке спиной, как будто это она ничего не понимала. От мёртвой птицы исходил омерзительный запах.


– Тебе всё равно… – произнесла Хирка. – Вы живёте тысячи лет, но вам на всё плевать. Где ты будешь жить, когда Поток полностью иссякнет, а? Когда миры превратятся в прах. В пустыни. В песок из разбитых песочных часов. Где, по-твоему, окажутся вороны, если ты не поможешь мне восстановить то, что было уничтожено?

Всевидящий облокотился о шкаф и сгорбился. Лопатки выпирали из-под мантии.

– Ты не повидала и двадцати зим, а рассуждаешь о вечности? С-с-скользнула прямо в бурю, которая бушевала тысячу лет, и утверждаешь, что можешь всё исправить? Как ты считаешь, что такого ты поняла, чего я до сих пор не знаю?

Хирка ощутила привкус горечи.

– Что надежда имеет смысл!

Собеседник повернулся так резко, что девушка вздрогнула. Полы чёрного одеяния взвились и коснулись её легко, как пёрышко.

– Надежда? Думаешь, ты представляешь, что это такое? Ты не знаешь меня. Или даже собственную семью. Твои родные целую вечность жили, погрязнув в планах и тайнах, и если бы у тебя имелись мозги, ты бы прислушалась к тем, кто понимает побольше твоего. Вс-с-сё так, как я сказал. То, что уничтожено Потоком, никто не в силах исправить!

Хирка пристально посмотрела на Всевидящего. С какой стати она вообще когда-то думала, что он поможет?

– Ты стар, – прошептала она. – И застыл в действительности, из которой никогда не найдёшь выхода. Ты сдался. И это меня ты называешь слабой?

Всевидящий поднял руку и стянул капюшон, открывая лицо.

Хирка приглушённо вскрикнула, резко подалась назад и чуть не свалилась со скамейки. Перед девушкой стоял не трупорождённый. Перед ней предстало чудовище без рта и носа. Только под половиной клюва виднелся красный зев. В нём шевелился язык. Чёрный и острый. Кожа на шее выглядела пупырчатой, как будто покрытой мурашками. Всевидящий не был ни мужчиной, ни вороном, а чем-то средним. Фантастическим монстром. Кошмаром. Чудищем. Оно смотрело на Хирку.

Затем заморгало круглыми, косо посаженными птичьими глазами и прохрипело:

– Я был здесь, когда Наиэль забрал Поток. Когда вытянул его из земли. Из воздуха. Когда создал древо. Я находился здесь, застряв в состоянии перехода от мужчины к ворону. Вот что Поток, умирая, сотворил со мной. А теперь являешься ты и говоришь, что всё можно исправить. Всё можно переделать. Думаешь, ты сумеешь рассказать мне что-нибудь новое об исцелении? О Потоке? И о надежде?

Хирка не находила слов. Она знала, что у неё от изумления открылся рот. Но ничего не могла поделать. Если таково лицо Всевидящего, то что скрывается под мантией? Всё в его теле оказалось не на месте. Вечная жизнь чудовищем, застывшим в страдании. Застывшим посреди перемены, которой не суждено завершиться.

То, что уничтожено Потоком, никто не в силах исправить.

Дочь Грааля явилась сюда убеждённой, что смерть – это самое страшное…

Сердце сжалось от ярости во взгляде ворона. Сжалось так, что из глаз хлынули слёзы. Хирка протянула руку к лицу Всевидящего, но он перехватил её за запястье. Когти вонзились в кожу.

– Сочувствие? Вот что ты хочешь мне дать?

Он отпустил её и оттолкнул.

– Уходи. Немедленно!

Хирка пошарила по столу в поисках шеста, схватила его и попятилась назад, вышла в коридор, в благословенный мрак, а затем под дождь.





Последняя встреча




Держась в тени и низко надвинув капюшон на лицо, Ример перескакивал с крыши на крышу через проулки, которые тянулись вдоль реки к дому Дамайянти. Но имлинги стали более бдительными даже по вечерам. Они нервничали из-за беспорядков в Совете и слухов о войне и слепых. Теперь в Маннфалле оказалось сложнее скрываться.

А вот пить имлинги не перестали.

Было поздно. Заведение Дамайянти постепенно пустело. Ример перебрался через крышу к надстройке с приоткрытыми окнами и прислушался к звукам улицы: народ уже расходился после вечерних попоек, однако многие пока толпились у главных дверей, поэтому идти этим путём было слишком рискованно.

Ример открыл окно, залез в дом и оказался на чердаке. Потом побежал вдоль коридора по потолочной балке. Из комнат и каморок доносились звуки, которые говорили, что вечер закончился не у всех. Хорошо, что возбуждённые имлинги теряли бдительность.

Юноша спустился и отыскал комнату Дамайянти, зная, что она окажется заперта. Затем достал отмычку и огляделся. По-прежнему никого. Замок со щелчком поддался, впуская позднего гостя. Дверь он оставил незапертой, чтобы не пугать хозяйку без надобности.

Ример забыл, каким скромным было её жилище. Тихий уголок в доме, набитом разноцветными шелками и звоном жемчужин. Единственным предметом мебели служила кровать, на которой могли уместиться трое. Когда юноша впервые увидел комнату, то подумал, что ложе являлось пристанищем для бесконечного потока партнёров. Исходя из всего, что он знал, дело именно так и обстояло, но имелись и другие причины, по которым кровать была такой громадной, что её едва можно было сдвинуть с места. Она скрывала проход в старые городские стены к той части каменного круга, что находилась под землёй.

Молодой мастер присел на край постели рядом с парой подушек из овечьей шерсти. Звериные кости и черепа с закрученными спиралью рогами украшали ниши в стенах.

Ример ждал. Кровать манила его, обещала крепкий сон и возможность забыть увиденное сегодня вечером. Сожжённый дом Ярладина. Усиленную стражу у Эйсвальдра. Чёрное пожарище на месте чайного дома Линдри. Полное уничтожение. Все эти места влекли Ан-Эльдерина. Он должен был увидеть их собственными глазами.

Шаги… Дамайянти приближается.

Ример услышал, как она остановилась перед комнатой. Помедлила. Потом вошла и заперла дверь изнутри. Облегчение танцовщицы при виде юноши казалось почти трогательным. А кого она ожидала встретить?

– Ример…

Дамайянти подошла к одной из ниш и зажгла масляную лампу, двигаясь как змея. На подоле прозрачной юбки позвякивали жемчужины. Загорелся свет, лизнул стены под черепами и стал отбрасывать мрачные тени на потолок.