Прежде чем иволга пропоет

Однако насчет побега из колонии Чухрай мог солгать — например, чтобы не распугивать клиентов. Его могли ввести в заблуждение. Поэтому Сергей сел за руль, доехал до Петрозаводска и припарковался возле двухэтажного бледно-розового здания прокуратуры. Его знакомый, с которым они вместе когда-то начинали работать оперативниками, перевелся сюда пару лет назад.

В Озерный он вернулся только к вечеру. Опрометчиво было надеяться, что ностальгические воспоминания двух сослуживцев могут уложиться в два часа.

Но главное он выяснил: никаких побегов. На всякий случай Сергей разузнал и насчет громких дел за последние пару недель. Убийства? Ограбления туристов?

Нет, все тихо.

— Куда собрался? — поинтересовался Илюшин, наблюдая, как Бабкин достает из шкафа ветровку. — В засаде будешь сидеть?

Вот черт догадливый.

— Почему ты так решил? — хмуро спросил Сергей.

— Достаточно посмотреть на твою сияющую физиономию, мой инициативный друг. Такая незамутненная детская радость на лице характерна для стареющих мужчин, которым выпала возможность ползать в грязи на брюхе, стрелять шариками с краской в таких же лысеющих дядечек или прятаться в неестественной позе за кустом, поджидая злодея.

— Где это я лысею! — запротестовал Бабкин.

Илюшин рассмеялся, сказал: «Значит, по стареющим мужчинам возражений нет», и снова взялся за ноутбук.



Сергей действительно собирался устроить засаду. Человек, которого видели дети, упрямо возвращался в дот; он мог прийти туда и сегодня. Бабкин надеялся на это всем сердцем.

За «расследование» он ухватился вовсе не из-за тоски по работе. Сергей объяснял свою увлеченность осторожностью в сочетании со здоровым любопытством. Нужно же ему понимать, что за тип околачивается в двух километрах от лагеря!

Правда заключалась в том, что он беспокоился за детей. Они совали везде свои любопытные обгорелые носы! Чихать хотели на запреты! Больше всего его удивляло бездействие их родителей.

Накануне вечером он даже поделился с Макаром своими мыслями, не совсем уверенный, что понимает, зачем это рассказывает.

— Когда Костя был относительно мелкий, Маша решила во что бы то ни стало свозить его в парижский Диснейленд. Ты там был?

Сергей не удивился бы, если бы Илюшин сказал, что был, но тот отрицательно покачал головой.

— Дважды что-то срывалось, то Маша заболевала, то Костя, но потом мы все-таки добрались до аттракционов.

— Мы?

— Ты забыл, что мы ездили втроем? Кому я сыр тащил через две границы? А вино? А луковый мармелад?

— Мармелад помню, — благосклонно сказал Илюшин. — Но я был уверен, что вы провели это время в Париже, среди фиалок Монмартра и фонарей Пале-Бурбон.

— Бурбон бы мне там пригодился, — буркнул Бабкин. — Сотни детей, и все визжат при виде Микки-Мауса, как фанаты перед Майклом Джексоном. Странное место. Какое-то…

Он замолчал, подбирая слова.

— Зловещее, — сказал Илюшин, и Сергей удивленно взглянул на него.

— Не то чтобы зловещее… У тебя бывает такое, когда путешествуешь по новым местам и все нравится, но много времени спустя вспоминается только тревожная муть, как туман, который подбирается к двери? Жутковатое ощущение. Чем его объяснить?

— Нервным расстройством. — Илюшин потянулся за яблоком, но слушал очень внимательно.

— Да ну тебя. Я не про то хотел… А, вспомнил. Мне приглянулся там один аттракцион, дурацкий, если начистоту, они там все дурацкие и морально устаревшие лет эдак на тридцать. Но в нем что-то такое атмосферное было. Дом с привидениями — деревянный особняк, здоровенный, темный, со всякими фишечками.

— Фишечками?

— Ну, горгульи мяукают со столбов. Покосившиеся надгробные плиты торчат из травы. Ставни хлопают на ветру очень убедительно. Кто-то воет.

— Родители, которые два часа торчали в очереди? — предположил Илюшин.

Бабкин отмахнулся.

— Когда попадаешь внутрь, ничего интересного, в общем, не происходит. Везут тебя на условном паровозе мимо зеркал, паутин, плесени и скелетов. Вся механика как на ладони, для взрослого скука смертная и даже отчасти неловко.

— Но что-то тебе там запомнилось, — утвердительно сказал Макар.

— В одном из залов стоит длинный накрытый стол с подсвечниками, вроде как подготовленный к ужину. Когда проезжаешь мимо, из стен выплывают фигуры и танцуют. Одна играет на рояле, кто-то ужинает… Или нет? Не уверен, но это и не важно. Маша таскала меня в этот дом раз пять. Я сначала посмеивался, а потом что-то такое расчухал… Именно в этом зале. Полупрозрачные фигуры выплывают, кружатся, исчезают. Снова выплывают. За столом поднимают бокалы. И больше ничего. Но это завораживало.

Он помолчал, наблюдая, как Илюшин перекатывает яблоко из ладони в ладонь.

— Я все думал: кого мне эти двое напоминают? А потом понял: механических призраков. Выбираются на крыльцо, когда мы появляемся неподалеку, а потом снова скрываются.

Наконец-то он добрался до сути. «Эти двое». Сергей не пояснил, кого он имеет в виду, но Макару это и не нужно было.

— Может, они вообще не люди, — небрежно сказал Илюшин. — Допустим, роботы. На ночь дети ставят их на зарядку, а утром они катаются туда-сюда. Но источник находится в доме, а сигнал слабый — вот почему они не отходят далеко. Если вскрыть брюшину, внутри колесо, в котором бегает потный хомяк.


— Почему хомяк-то?

— Надо же детям где-то его держать, — рассудительно ответил Макар.

И захрустел яблоком.

Получилось как с ночными бабочками: некоторое время Бабкина преследовал образ родителей Стеши и Егора с бегающими внутри потными хомяками. Зато он парадоксальным образом перестал беспокоиться о том, что за детьми недостаточно хорошо следят.



Сергей не догадывался, какое впечатление произвел на Илюшина его рассказ о Диснейленде. Макар хорошо знал своего друга. Бабкин был рационалистом до мозга костей. Он не делился тем, что называется «смутными ощущениями», и ни в малейшей степени не был склонен к рефлексии. По большому счету, из всех людей в мире Бабкина меньше всего занимал он сам.

Однако что-то его беспокоило. И он не отдавал себе отчета, что именно, — иначе не стал бы вспоминать о доме с привидениями. Сначала Макар списал все на возбуждение от находки в лесу, но поразмыслив, решил, что такая впечатлительность Сергею не свойственна. Дот — это прекрасно. Но не он вызвал в его памяти образ залы с призраками.

Было еще кое-что, о чем его другу, как решил Макар после недолгого раздумья, знать пока не следовало.



«Роботы, роботы… Которых дети ставят на зарядку».

Что-то в этой мысли, при всей ее абсурдности, было верное. Илюшин чувствовал, что он на правильном пути.

Осторожно обойдя коттедж, где жили дети, стараясь не наступать на шишки, он остановился под открытым окном. Звуки, доносившиеся из комнаты, заставили его нахмуриться.

Макар подкрался к оконному проему и заглянул внутрь, но в следующую секунду выпрямился в полный рост. Если бы его увидел Сергей, он был бы поражен такой слежкой: его напарник стоял, сунув руки в карманы, и тихо посмеивался.

Люди, находившиеся в комнате, ничего не замечали.

Понаблюдав за ними с минуту и узнав все, что ему было нужно, сыщик отправился на базу.



— Макар, здравствуйте! — Тимур, заполнявший какие-то бумаги, с улыбкой поднялся ему навстречу.

При невысоком росте он держался очень прямо, и его услужливость никогда не переходила в угодливость. Парень нравился Макару. Илюшин любил чистосердечную добросовестность, проистекавшую из непонимания, зачем трудиться плохо, если можно трудиться хорошо.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Можете, — кивнул Макар.

Выслушав его просьбу, Тимур в затруднении провел ладонью по шее.

— Я не совсем уверен… Вы меня извините… Но зачем он вам?

— Мне нужно лишь взглянуть, — мягко сказал Илюшин.

Тимур покачал головой.

— Нет, наверное, я не имею права это сделать.

Илюшин твердо знал, что если вздумает совать юноше деньги, окончательно смутит его и ничего не добьется.

— Я мог бы объяснить вам, зачем мне это потребовалось. Но мне не хотелось бы поднимать суматоху раньше времени, если вы понимаете, о чем я.

— Суматоху? — испуганно повторил Тимур. Он побледнел и сделал шаг назад.

— Об этом преждевременно говорить. Я как раз хочу убедиться, что ошибаюсь.

— В чем ошибаетесь, в чем?

Макар улыбнулся с видом человека, говорящего: «Поверьте, вы не хотите об этом знать».

Несчастный Тимур вжал голову в плечи, словно проблемы уже пролились на него ледяным дождем.

Макар терпеливо ждал.

— Ладно, у меня ведь только копия… — Тимур неуверенно посмотрел на сыщика.

— Вот именно. Оттого что вы мне ее покажете, ничего плохого не случится.

— А вы не будете ее фотографировать?

Илюшин отрицательно покачал головой.