Прежде чем иволга пропоет

Сергей уже собирался великодушно объявить о прощении, когда до его сознания дошло ключевое слово.

— Какой колышек? — спросил он, помертвев.

Дети переглянулись. Стеша спрятала руки за спину.

Колышек… маленький такой… они даже почти и не заточили его… то есть их… Там всего несколько штук, пять-шесть, но точно не больше двенадцати…

Бабкин представил, что мог бы лежать под сосной с колышком, торчащим из глазницы, и опустился в кресло. Добро пожаловать в Карелию, край озер и детей-убийц.

— Вы что, ополоумели, братцы? — тихо сказал он.

На этот раз они испугались по-настоящему. Стеша заплакала, у Егора задрожала нижняя губа. Сергей ни разу не видел девочку в слезах и преисполнился бы сочувствия, если бы не их признание, подействовавшее на него как удар тарана. Он ужаснулся. Перед ним стояли не шестилетние несмышленыши, которым было простительно непонимание последствий их поступков, а подрощенные… лбы!

— Не смотрите на нас так! — всхлипывала Стеша. — Мы хотели всех спасти! Он ночью приходит из леса, он всех нас заберет!

— Кто? Зачем заберет?

Егор оглянулся, словно боясь, что их подслушивают. Глаза у него расширились, он наклонился к уху Сергея и прошептал:

— Тот, кто утащил Настю.



Илюшина разбудил детский плач. Несколько секунд он лежал, удивленно прислушиваясь. «На хутор завезли новых детей? Этого еще недоставало».

Макар выбрался на крыльцо, сонно протирая глаза, и мгновенно проснулся, пораженный открывшейся картиной.

Сергей сидел, вернее, полулежал в кресле, придавленный рыдающими в него сестрой и братом, и вид у него был такой, что первой мыслью Илюшина было: «Кто-то умер».

В некотором смысле он оказался прав.

Когда Стешу с Егором отвели в дом, умыли и поставили перед ними, по настоянию Илюшина, горячий сладкий чай, они выложили все как на духу.



Им все стало ясно накануне, в доте. Они и прежде строили гипотезы, что могло случиться с Анастасией, но именно вчера их осенило.

Это существо из дота было во всем виновато.

— Мы раньше думали, он — привидение… — Егор отодвинул чай и поморщился: его подташнивало от страха.

— Предполагали, — поправила Стеша.

— А потом оказалось, что он коробочки забрал. Значит, он там ел!

— Вы же видели и раньше эту несчастную лапшу, — нахмурился Бабкин.

Стеша угрюмо пожала плечами. Ну, видели. Но не сообразили.

— Почему вы уверены, что Настя не сама уехала? — очень серьезно спросил Макар. Он слушал рассказ детей внимательно, даже напряженно, и не отпустил, вопреки своему обыкновению, ни одной шутки.

Стеша перевела взгляд на Егора. Они безмолвно посовещались о чем-то одними глазами. Наконец мальчик кивнул — на этот раз он как старший принял решение.

— Она не выкопала цветок. — У девочки снова потекли слезы, она с силой провела тыльной стороной кисти по лицу. — Она обещала, что посадит его у себя на даче и будет заваривать из него чай! А потом мы к ней приедем в гости, она нальет нам этого чая и угостит булочками… Шанежками.

— Что за цветок? — наклонился к ней Макар.

— Дороцентрум, — уверенно сказала девочка.

— Дороцентрум? — озадаченно переспросил Илюшин и мигнул. Сергей явственно увидел, как буксует процессор в его голове; ботанический справочник не выдавал по поиску ничего похожего.

А вот у Бабкина в памяти что-то забрезжило. Дороцентрум, чай… У жены в шкафу стояла коробочка с веточками и скрученными в трубочку листьями. Вкус этого напитка Сергей не понимал, — что-то невыразительное, водянистое, — но любил, когда Маша заваривала его: по квартире плыл густой маслянистый запах смолы и хвои, иногда казалось, что в нем различим дым костра.

— Саган-дайля… — подумал он вслух.

Илюшин громко щелкнул пальцами:

— Рододендрон! Не дороцентрум, а рододендрон!

— Типа того… — пробормотала девочка, скребя ложкой по дну чашки, чтобы достать расплавившийся сахар.

— Рододендрон Адамса. — Илюшин встал, чтобы сделать ей еще чаю. Егор так и сидел над своей нетронутой кружкой, обхватив ее ладонями. — Только он здесь не растет.

— Растет! — упрямо возразил Егор. — У нее перед входом! Настя сказала, что выкопает один побег и сразу свалит, потому что ей неудобно перед Валентиной. Вроде как стырит его.


— И что потом?

Мальчик еще сильнее сжал чашку и плотно сомкнул губы. За него ответила сестра:

— Настя с нами не попрощалась. Наши… — она запнулась и продолжила после крошечной, едва уловимой паузы, которую заметил только Илюшин. — Наши родители сказали, что ничего особенного, типа, взрослые все такие, она же не своим друзьям это пообещала, а просто детям из соседнего домика… — Макар отчетливо расслышал в ее голосе чужие интонации и живо представил ту взрослую снисходительность, с которой это объясняли девочке. — Но мы с ней были настоящие друзья! Она сама так говорила!

Егор уверенно кивнул, подтверждая ее слова.

Бабкин, наблюдавший за мальчиком, вдруг что-то понял. Он молча встал, забрал у него чашку и достал из морозилки предпоследний илюшинский пломбир. На Макара он демонстративно не смотрел, а если бы посмотрел, его удивило бы выражение неуловимой нежности и жалости, промелькнувшее на лице друга.

— Она бы обязательно зашла попрощаться! И адрес бы оставила, она нас в гости обещала позвать!

Едва плошка с мороженым появилась на столе перед Егором, тот с жадностью набросился на пломбир. «Горячий чай, горячий чай, — пробормотал про себя Бабкин. — Еще бы коньяк детям предложил. Не хотят они чаю, хотят сладостей. Они же маленькие».

Стеша от мороженого отказалась.

— Мне мама не разрешает. У меня горло может разболеться. Я эта, как ее… фарингитная.

Бабкина вновь кольнуло несоответствие между полной свободой, предоставленной девочке, и ее ответственным отношением к запрету. Матери не было рядом, а в то, что сестру может заложить Егор, Сергей не верил. «Что-то здесь не так…» Он ухватился бы за эту ниточку и попытался разобраться, куда она ведет, если бы его ум не занимали более важные вещи.

— Когда нам сказали, что Настя уехала, мы побежали к ее дому, — сказал Егор. — А этот, доро… родо… куст такой же, как и был. Невыкопанный. Мы поняли, с Настей что-то случилось.

— А почему никому не сказали?

— Мы говорили! — Два возмущенных голоса одновременно.

— Мы лодочнику…

— Мы Чухраю…

— …и Тимуру рассказывали!

— …и Валентине!

— …они здесь главные…

— …мы объясняли им, что нужно вызвать полицию!

Дети выдохлись и замолчали, выжидательно уставившись на сыщиков.

Теперь причина, заставившая их устроить в лесу капкан на крупного зверя, показалась Бабкину более чем веской. Сама ловушка была детской. Но то, что привело их к этой идее, — нет.

— И вы как ни в чем не бывало продолжали играть! — вырвалось у Сергея.

Он сразу пожалел о своих словах.

Но они не оскорбились и не обиделись. Стеша подняла голову и со взрослой усталостью в голосе сказала:

— Мы сделали все, что от нас зависело.

«Мать — врач», — вспомнил Илюшин.



Они с Бабкиным вышли в другую комнату.

— Что думаешь? — спросил Сергей.

Макар помолчал, барабаня по подоконнику.

— Что тут думать… Надо взять номер ее телефона у Чухрая и проверить, вот и все. Настя заплатила за неделю вперед, предупреждала, что может уехать раньше… То, что не зашла к детям, действительно странно, но у нее могли быть свои причины. Кто-то позвонил, срочно потребовалось ее присутствие на работе… Мало ли что.

— Она и с тобой не попрощалась.

— Это меня меньше удивляет, — признался Макар. — Мне-то она ничего не обещала. А про рододендрон они точно что-то напутали, он здесь не растет.

— Или она напутала. — Сергей встал. — Я дойду до Чухрая, а ты следи, чтобы они не смылись. Черт их знает, что им еще в голову взбредет. Да! Мне еще надо колышки выдернуть.

— Какие колышки?

— Не важно. Потом расскажу.

«А ведь какую нелепую смерть мог принять», — думал он по дороге к хижине на сваях.