При свете луны

– Этим вечером я наговорил тебе много такого, о чем могу только сожалеть.

– Тебя спровоцировали. Я тебя достала. И сама наговорила черт знает что. Послушай… я становлюсь сама не своя, если мне приходится от кого-то зависеть… Особенно от мужчин. Вот я и раздухарилась.

– Почему особенно от мужчин?

Она отвернулась от него, тоже уставилась в потолок.

– Скажем так, твой отец уходит из семьи, когда тебе только три года.

– Скажем, – после паузы он побудил ее к продолжению.

– Да. Скажем так, твоя мать – красавица, ангел, которая всегда рядом, если требуется ее помощь, с которой просто не может случиться ничего плохого. Но, прежде чем уйти, он избивает ее до такой степени, что она остается без одного глаза и до конца жизни ходит, опираясь на две трости.

Пусть усталый, пусть мечтающий о том, чтобы наконец-то закрыть глаза и заснуть, он, конечно же, не стал ее торопить.

И наконец она продолжила:

– Он оставляет тебя, обрекает на жизнь на пособие и презрение сотрудников государственной службы социального обеспечения. Но дважды в год заявляется с визитом, на день или два.

– Полиция?

– Мама боялась позвонить им, когда он приходил. Мерзавец сказал, если она его сдаст, он освободится под залог, а потом вернется и выбьет ей второй глаз. И один у меня. И он бы это сделал.

– Если уж он ушел, чего возвращался?

– Чтобы держать нас в страхе. Чтобы издеваться над нами. И получать свою долю пособия. И мы всегда оставляли ему деньги, потому что часто обедали в столовой при церкви. И большую часть одежды тоже получали от церкви. Так что папочка всегда получал свою долю.

Отец возник перед мысленным взором Джилли, стоящий на пороге, улыбающийся. «Пришел получить страховку за глаз, дочка. Ты приготовила денежки на страховую премию?»

– Хватит об этом, – подвела она черту. – Я рассказываю это не для того, чтобы меня жалели. Я просто хочу, чтобы ты понял, что мои проблемы связаны не с тобой. Я просто… ни от кого не хочу зависеть.

– Тебе нет нужды что-то мне объяснять.

– Есть. – Лицо отца не желало уходить из памяти, и Джилли понимала, что не сможет заснуть, пока не изгонит его. – У тебя наверняка был отличный отец.

– Почему ты так решила? – в его голосе послышалось изумление.

– Достаточно посмотреть на твое отношение к Шепу.

– Мой отец находил венчурные капиталы[31], чтобы помогать специалистам, работающим в области высоких технологий, создавать новые компании. Он работал по восемьдесят часов в неделю. Возможно, он был отличным парнем, но со мной он проводил слишком мало времени, чтобы я это понял. У него возникли серьезные финансовые проблемы. Поэтому за два дня до Рождества, на закате, он поехал на пляжную автостоянку, с которой открывался роскошный вид на Тихий океан. День выдался холодным. Ни тебе пловцов, ни любителей серфинга. Он сунул один конец шланга в выхлопную трубу, второй – в кабину через окно. Потом сел за руль и выпил лошадиную дозу нембутала. Он ко всему подходил основательно, мой отец. Подстраховался на случай, если выхлопных газов не хватит. Тот вечер подарил миру потрясающий закат. Мы с Шепом любовались им с холма, который высился за нашим домом, в нескольких милях от того пляжа, но, разумеется, не знали, что он тоже наблюдает за этим закатом и умирает.

– Когда это произошло?

– Мне было пятнадцать. Шепу – пять. Почти пятнадцать лет тому назад.

– Тяжелое дело.

– Да. Но я не поменялся бы с тобой местами.

– Так где ты этому научился?

– Научился чему?

– Так хорошо заботиться о Шепе.

Он выключил лампу. Заговорил уже в темноте:

– От матери. Она тоже умерла молодой. Вот уж кто умел заботиться о Шепе. Но иногда можно научиться хорошему и на плохом примере.

– Полагаю, что да.

– Не надо полагать. Посмотри на себя.

– На себя? Да у меня только недостатки.

– Назови мне человека, у которых их нет.

Перебирая имена, которые могла бы назвать ему, Джилли заснула.

Проснувшись первый раз, а спала она крепко, безо всяких сновидений, услышала легкое похрапывание Дилана.

В комнате было холодно. Кондиционер не работал.

Но разбудил ее не храп Дилана, а голос Шепа. Два произнесенных шепотом слова:


– Шеп испуган.

– Шеп храбрый, – прошептала она в ответ.

– Шеп испуган.

– Шеп храбрый.

Шеперд затих, молчание затянулось, и Джилли вновь заснула.

Проснувшись второй раз, услышала, что Дилан по-прежнему негромко храпит, но пальцы солнечного света уже ощупывали края затянутых штор, то есть за окном не просто рассвело, а уже встало солнце.

Она углядела и другой свет, идущий из-за приоткрытой двери в ванную. Кровавое свечение.

Первым делом решила, что это пожар, резко села, уже хотела закричать, но поняла, что видит не отсвет прыгающих языков пламени, а что-то совершенно другое.





Глава 23




Вырванный из глубокого сна, Дилан сел, встал, сунув ноги в туфли, еще до того, как полностью проснулся, напоминая пожарного, который по сигналу тревоги одевается еще во сне, а просыпается, уже выбегая из дома.

Согласно часам, стоящим на прикроватном столике, уже наступило утро (они показывали 9:12), а согласно Джилли – у них возникли проблемы. Она не объяснила словами, что происходит, но тревога переполняла ее широко раскрытые, ярко блестящие глаза.

Потом он увидел яростное сияние, идущее из-за полуоткрытой двери в ванную. Но там определенно ничего не горело. Разве что адский огонь самого страшного кошмара: на алую охру накладывалась анилиновая чернота. Это оранжево-алое, грязно-красное сияние напоминало эпизод фильма, снятый в инфракрасном свете. Похожим цветом светились глаза змей, охотящихся ночью. Но полностью адекватного сравнения не находилось, цвет этот был совершенно необычным, и Дилан сомневался, что у него хватит таланта для того, чтобы отразить его на холсте.

Окна в ванной отсутствовали. Сияние не могло быть солнечным светом, просачивающимся сквозь цветную занавеску. Не могла дать такого странного свечения и стандартная флуоресцентная лампа над раковиной.

Как странно, что от простого света могло мгновенно скрутить живот. Более того, воздух никак не мог проникнуть в легкие, а сердце застучало, как паровой молот. С другой стороны, такого цвета в природе не существовало. Ничего подобного не видел Дилан и в произведениях искусства, созданных человеком, вот почему в голову тут же полезли мысли о сверхъестественном.

Приближаясь к ванной, Дилан открыл для себя, что сияние прикасается к нему, он может его чувствовать, как чувствовал жару летнего дня, выходя из-под тенистой кроны. Этот свет, казалось, полз по коже, перебирая лапками, как сотни муравьев, сначала по лицу, когда он ступил на границу светового круга, потом по правой руке, которой он оперся о дверной косяк.

И хотя Джилли – она держалась с ним рядом – это сияние освещало в меньшей степени, на ее лицо тоже лег красный отблеск. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что и она чувствует прикосновение сияния. Вздрогнув, с гримаской отвращения она провела по лицу рукой, словно стирала облепившие его радиальные и круговые нити паутины.

Дилан не интересовался наукой, если не считать некоторых областей биологии и ботаники, которые помогали ему точнее передавать красоту окружающего мира, так что не следовало считать его даже кабинетным ученым. Однако он знал, что смертоносные виды излучения, к примеру возникающие при взрыве атомной бомбы, совершенно не чувствительны для кожи, точно так же, как челюсть не реагирует на рентгеновские лучи, если дантист решит сделать снимок зуба перед тем, как браться за лечение. Вот и выжившие в историческом взрыве атомной бомбы в Хиросиме, пусть позднее они умерли от лучевой болезни, не ощутили, как многие миллиарды субатомных частиц вонзались в их тела.

И хотя Дилан сомневался, что покалывающее воздействие света на кожу представляет опасность, он не сразу решился идти вперед. Мог бы даже захлопнуть дверь, не утолив любопытства, если б Шеп не находился по другую сторону порога и, возможно, нуждался в помощи.

Он позвал брата, но ответа не получил. Его это не удивило. Хотя разговорчивостью Шеп превосходил булыжник, частенько реакцией не отличался от гранитной плиты. Дилан позвал снова и открыл дверь, когда ему вновь ответила тишина.

Его не удивила душевая кабина. Так же, как и унитаз. Раковина, зеркало, вешалка для полотенец.

Чего Дилан не ожидал увидеть – в результате в его кровь выплеснулась лошадиная доза адреналина и засосало под ложечкой, – так это другой дверной проем, рядом с раковиной, где раньше никакой двери не было. И источник странного красного света находился за этим проемом.

Дилан осторожно переступил порог.

Определение «дверной проем» не очень-то подходило к загадочному отверстию, появившемуся в стене. Во-первых, оно было круглым, а не прямоугольным, таким же, как люк в перегородке между двумя отсеками подводной лодки. Но и с определением «люк» тоже было далеко не гладко, поскольку архитрав отсутствовал.

Более того, дыра в стене, диаметром в шесть футов, казалась нарисованной на ней окружностью, потому что ей не хватало глубины. Не видел Дилан ни дверного косяка, ни порога. И все-таки за стеной находилось что-то трехмерное: сверкающий красный тоннель, ведущий к диску синего цвета.

Дилан повидал шедевры trompe l’oeil[32], в которых художники, полагаясь только на краски и свой талант, создавали иллюзию пространства и глубины, способную полностью обмануть глаз. Здесь, однако, он видел перед собой не просто умело созданную картину.

Во-первых, грязно-красное сияние, идущее от стен тоннеля, проникало в ванную. Странный свет падал на виниловый пол, отражался от зеркала… и ползал на его коже.

Далее, стены тоннеля, казалось, непрерывно вращались, словно Дилан видел перед собой коридор, построенный в парке аттракционов, так называемую «обезьянью бочку», предназначенную для проверки координации движений. Картина в стиле trompe l’oeil могла создать иллюзию глубины, структуры, реальности, но только не движения.

Джилли вошла в ванную следом за Диланом.

Он положил руку ей на плечо, удерживая от дальнейшего продвижения.

Вдвоем они в изумлении смотрели на тоннель длиной никак не меньше тридцати футов.

Разумеется, такого просто не могло быть. К номеру мотеля, который они занимали, примыкал другой номер. Точнее, ванная другого номера: такое расположение давало возможность объединить водопроводные и канализационные трубы, то есть сэкономить расходы на строительство. Так что дыра в стене позволила бы им увидеть лишь точно такую же ванную. Да и пробурить такой длинный тоннель было негде: их ванную построили не на склоне горы.

Тем не менее они видели перед собой тоннель. Дилан закрыл глаза. Открыл. Все тот же тоннель. Диаметром в шесть футов. Светящийся, вращающийся.

Добро пожаловать в «обезьянью бочку». Купи билет, проверь, как обстоят у тебя дела с координацией.

Собственно, кто-то уже прошел по бочке. В дальнем конце коридора, на фоне лазурного диска, четко выделялся силуэт какого-то мужчины.