При свете луны

* * *


На этот раз Дилан не пилотировал «Экспедишн», как бескрылый реактивный самолет, но все равно ехал быстро. И если бы в обычной ситуации они добирались до Холбрука три часа, то на этот раз он уложился в два с половиной.

Для городка с населением в пять тысяч человек Холбрук мог похвастаться необычайно большим количеством мотелей. Они обслуживали туристов, которые приезжали, чтобы посетить национальный парк-заповедник «Окаменелый лес» и различные достопримечательности около и в индейских резервациях, где проживали хопи и навахо.

Пятизвездочных заведений здесь, понятное дело, не было, но Дилан и не искал чего-то роскошного. Ему требовалось тихое, спокойное место, где тараканы вели себя скромно и не слишком досаждали постояльцам.

Он выбрал мотель, наиболее удаленный от заправочных станций и ресторанов, где утром наверняка закипела бы шумная жизнь. За регистрационной стойкой предпочел расплатиться с сонным клерком наличными, не кредитной карточкой.

Клерк попросил водительское удостоверение. Дилану совершенно не хотелось отдавать его, но отказ мог вызвать подозрения. Он уже назвал аризонский номерной знак своего автомобиля, причем не тот, что значился на украденных пластинах. К счастью, сонный клерк не обратил внимания на очевидное несоответствие между водительским удостоверением, выданным в Калифорнии, и аризонским номерным знаком.

Джилли не захотела спать в соседней комнате. После того, что произошло, она чувствовала бы себя изолированной, даже если бы они оставили открытой дверь между номерами.

Поэтому они взяли один номер с двумя двуспальными кроватями. Дилан и Шеп могли разделить одну, а Джилли – устроиться на второй.

Обычная яркая раскраска стен, призванная скрыть пятна и износ, вызвала у Дилана неприятные воспоминания о номере другого мотеля, где произошла встреча с Франкенштейном, но он смертельно устал, глаза просто слипались, да еще ужасно разболелась голова.

В десять минут четвертого они перенесли необходимый багаж в номер. Шеп хотел взять с собой роман Диккенса, и Дилан обратил внимание на следующий момент: книга раскрыта на той же странице, что и в ресторане в Саффорде, хотя всю дорогу на север Шеп вроде бы ее читал.

Джилли первой воспользовалась ванной и вышла оттуда, расчесав волосы и почистив зубы, но в уличной одежде.

– Сегодня придется обойтись без пижамы. На случай, если вдруг придется срываться с места.

– Дельная мысль, – согласился Дилан.

Шеп реагировал на вечер и ночь хаоса и вопиющие отклонения от заведенного порядка с удивительным хладнокровием, но Дилану не хотелось перегибать палку и лишать его одежды, в которой он привык спать. Одна лишняя соломинка, и стоическое молчание Шепа могло перейти в словесный потоп, который мог продолжаться много часов, гарантируя, что никому из них заснуть не удастся.

А кроме того, спальный гардероб Шепа не слишком отличался от уличного. Днем он носил белую футболку с изображением Злого Койота и синие джинсы, на ночь надевал чистую футболку с тем же Койотом и черные пижамные штаны.

Семь лет тому назад, в состоянии истерического отчаяния, вызванного необходимостью решать, что нужно надевать каждое утро, Шеп отказался от разнообразия в одежде. С тех пор носил только джинсы и футболки с Койотом.

Причина его любви к этому персонажу так и осталась невыясненной. Если у Шепа возникало желание смотреть мультфильмы, он часами смотрел видеокассеты с Бегающей Кукушкой. Иногда покатывался от смеха. Иногда сидел очень серьезный, словно перед ним самый тоскливый из шведских фильмов, случалось, что при просмотре на его лице появлялась печаль, а по щекам начинали катиться слезы.

Шеперд О’Коннер являл собой загадку, окутанную тайной, но у Дилана не было уверенности, что тайну эту можно раскрыть, а загадку – разгадать. Великие каменные головы острова Пасхи, загадочные, как и всё на Земле, непонятно зачем смотрели в океан, но внутри были такими же каменными, как снаружи.

Дважды почистив зубы и дважды сполоснув рот, дважды помыв руки, прежде чем воспользоваться туалетом, и дважды после, Шеп вернулся в комнату. Сел на край кровати, снял шлепанцы.

– Ты все еще в носках, – заметил Дилан.

Шеперд всегда спал босиком. Но когда Дилан присел, чтобы снять носки, его младший брат забросил ноги на кровать и укрылся простыней до подбородка.

Шепа очень редко заставляли отклоняться от заведенного порядка, поскольку подобное всегда вызывало его крайнее недовольство; сам он никогда эти отклонения не инициировал.

Поэтому Дилан разом обеспокоился:

– Ты в порядке, малыш?

Шеперд закрыл глаза. Не пожелал открыть дискуссию на предмет носков.

Может, у него замерзли ноги. Встроенный в окно кондиционер не обеспечивал равномерного охлаждения комнаты, но посылал струи холодного воздуха параллельно полу.

Может, он тревожился из-за микробов. На ковре, на простынях, но только микробов, которые поражали ноги.

Может, если вырыть котлован вокруг одной из каменных голов на острове Пасхи, удастся обнаружить и ту часть гигантской статуи, что врыта в землю, и когда исследователи доберутся до ее ног, то увидят на стопах каменные носки, объяснить наличие которых будет не менее сложно, чем понять, почему Шеп вдруг решил спать в носках.

Дилан слишком вымотался, да и голова болела ужасно, чтобы думать о том, что сейчас проделывает с его мозгом психотропная субстанция, не говоря уж о носках Шепа. В ванную он пошел последним, поморщился, увидев осунувшееся от усталости лицо, глянувшее на него из зеркала.





* * *


Джилли лежала на кровати, глядя в потолок.

Шеп лежал на кровати, глядя на оборотную сторону своих век.

Гудение и треск кондиционера поначалу раздражали, но потом слились в успокаивающий белый шум, который через три-четыре часа заглушат хлопанье дверей и голоса тех из постояльцев мотеля, кто поднимался на заре.


Кондиционер также гарантировал, что они не услышат шум мотора подъезжающего «Субербана» или шаги убийц, готовящихся к штурму их комнаты.

Какое-то время Джилли пыталась нагнать на себя страху, думая об их уязвимости, но на самом-то деле чувствовала себя в безопасности. Во всяком случае, физической.

А поскольку в данный момент ей ничего не угрожало, непосредственной опасности не было, вот ничто и не отвлекало ее от мыслей о будущем, а мысли эти не сулили ничего хорошего. Дилан верил, что у них есть шанс установить личность маньяка и выяснить, какую им вкололи субстанцию, но она его уверенности не разделяла.

Впервые за долгие годы Джилли не контролировала свою жизнь. А обойтись без такого контроля она не могла. Потому что становилась такой же, какой была в детстве: слабой, беспомощной, отданной во власть безжалостных сил. Она терпеть не могла чувствовать себя уязвимой. Согласиться на роль жертвы, искать в жертвенности убежище она полагала смертным грехом, а вот теперь, похоже, именно такую роль и уготовила ей судьба, не оставив выбора.

Какой-то неведомый психотропный эликсир хозяйничал в ее мозгу, воздействовал на ее мозг, и она приходила в ужас, когда решалась об этом задуматься. Она никогда не пробовала наркотики, никогда не напивалась, потому что ценила свой мозг и не хотела терять зазря мозговые клетки. Долгие годы у нее не было ничего, кроме ее ума, остроумия, богатого воображения. Мозг Джилли был мощным оружием в борьбе с окружающим миром, убежищем от жестокости, от превратностей судьбы. Если со временем у нее бы и вырос огромный зад, проклятие всех женщин по материнской линии, если она не могла бы пролезать в кабину легковушки и ей пришлось бы ездить в кузове грузовика, ум все равно остался бы при ней и она продолжала бы наслаждаться богатствами внутренней жизни. Но теперь в ее мозг заполз червь, не настоящий, разумеется, но червь изменений, и она не знала, что останется от прежней Джилли и кем она станет после того, как этот червь закончит переделывать ее.

И хотя раньше она приободрилась, когда ей и Дилану удалось справиться с Кенни и Бекки, она более не могла вернуть себе то ощущение всесилия, которое какое-то время поддерживало ее. Тревожась о жестокости, с которой, судя по ее видениям, им предстояло столкнуться в будущем, она не могла убедить себя, что сверхъестественный дар вновь поможет ей спасти кого-то… или, со временем, позволит обрести больший, чем прежде, контроль над собственной судьбой.

Негативная Джексон. Она особо не верила в других людей, но вот вера в себя давно уже оставалась неизменно прочной. В этом Дилан был прав. Да только теперь вера эта начала ее покидать.

– Здесь, там, – прошептал на соседней кровати Шеперд.

– Ты о чем, сладенький?

– Здесь. Там.

Джилли приподнялась на локте.

Шеп лежал на спине, с закрытыми глазами, морщины озабоченности прорезали лоб.

– Ты в порядке, Шеперд? – спросила она.

– Шеп испуган, – прошептал он.

– Не бойся.

– Шеп испуган.

– Мы тут в безопасности, во всяком случае, на какое-то время, – заверила она его. – Никто не причинит тебе вреда.

Его губы шевелились, словно он что-то говорил. Но с них не слетало ни звука.

Шеп не был таким здоровяком, как его брат, но габаритами, конечно же, превосходил Джилли. Взрослый мужчина, укрытый простыней, он, казалось, ссохся. Волосы спутались, рот перекосила гримаса страха – в общем, Джилли видела перед собой ребенка.

Острый укол сочувствия пронзил ей сердце, когда она осознала, что Шеперд прожил двадцать лет при полном отсутствии контроля над собственной жизнью. Более того, он нуждался в раз и навсегда установленном порядке в одежде, в еде, во всем, не мог без этого существовать.

Он молчал. Губы перестали двигаться. Страх с лица не уходил, но морщины на лбу чуть разгладились.

Джилли вновь улеглась на подушку, благодарная богу и природе за то, что, в отличие от Шепа, не родилась в клетке, из которой невозможно убежать, но тревога не покинула ее. Как знать, может, к тому времени, как червь закончит свою работу, она станет такой же, как Шеп, а то и хуже.

Тут из ванной вышел Дилан. Он снял туфли, поставил их у кровати, которую собирался делить с братом.

– Как ты? – спросил он Джилли.

– Нормально. Только… совершенно вымоталась.

– Господи, меня просто ноги не держат.

Полностью одетый, на случай чрезвычайных обстоятельств, он лег на спину, уставился в потолок, но лампу на прикроватном столике не выключил.

– Извини, – сказал он после долгой паузы.

Джилли повернулась к нему.

– И за что ты извиняешься?

– Пожалуй, за все, что сделал не так после нашей встречи в мотеле.

– Например?

– Может, нам стоило обратиться в полицию, рискнуть. Ты была права, сказав, что мы не можем бежать вечно. Я, конечно, должен заботиться о Шепе, но не имел права втягивать тебя в эту историю.

– Надежный О’Коннер. Столп ответственности. Погруженный в раздумья, как Бэтмен. Позвони в издательство комиксов. Прямо сейчас.

– Я серьезно.

– Знаю. Это так мило.

По-прежнему глядя в потолок, он улыбнулся.