Призрак Канта
Часть 54 из 59 Информация о книге
— Хорошее тут место, — сказал он, глядя в сторону моря. — Хорошее, — согласился хозяин. — Чисто, тихо, просторно. Я в умной книжке читал, где маяк, всегда так. Он будто охраняет. Я всё детство на маяке провёл, вон с Нинулькой, с Нинель Фёдоровной! Мы оттуда не вылезали, всё в моряков играли. Виктор Захарович засмеялся с тоской. — Маяк наш старый, его ещё немцы закрыли. На дальнем мысу один остался, а этот закрыли. Говорят, смотритель ещё долго тут жил. Как в сказке — старик со своею старухой у самого синего моря. Домик у них поставлен был в лесочке, под обрывом. Сейчас от домика и следа не найдёшь, а я развалины помню, хоть и маленький был. Жена смотрителя, покуда жива была, в этом доме, который теперь мой, служила то ли кухаркой, то ли горничной, и хозяйка её отличала, любила, секретничала с ней. Товарками были, одним словом! Так рассказывали. Муж ревновал даже, говорил, мол, ты с в этом доме больше времени проводишь, чем в нашем! Меркурьев слушал, не перебивая. — На маяке потайной лаз наверх есть, — сказал старик и опять засмеялся. — Небось не веришь! — Верю, — с запинкой вымолвил Василий Васильевич. — Уж я тебе не скажу, зачем он там нужен, лаз этот! Вроде когда война, а корабль подходит, чтобы смотритель мог потихоньку подняться и дать сигнал — смотри, мол, в оба, берег близко! У нас на Балтике туманы такие бывают!.. — Откуда вы знаете про потайной лаз? — Так мы с Нинулькой его и нашли! До нас-то о нём ни одна живая душа не знала! И сейчас не знает, тебе первому говорю. Мы нашли его и поклялись, что никогда никому не скажем!.. Перочинный ножик у меня был, отцовский подарок, ещё трофейный, так мы на крови поклялись, дураки малолетние. Я себя по ладони полоснул, а потом Нинулька себя полоснула. Она мою кровь как увидела, так вся позеленела, затряслась, но сдюжила, не отступила. — Жил старик со своею старухой, — задумчиво проговорил Василий Васильевич, — у самого синего моря. — То-то и оно. — И никто не знал? Про потайную лестницу? — Никто, Вася. — Виктор Захарович поднялся, вновь натянул рукавицы и продолжил неожиданно. — Ты молодой, Вася, береги время. Всё, что ни есть, до единой минуточки. Зря не растрачивай — на глупости, там, на ссоры, на злобу, на пустяки. Оно пройдёт, как песок просыплется, ничего не останется. А столько хорошего вокруг, Вася! Вон маяк, море, лес, дом. Моё время почти вышло, а жалко умереть и всё бросить. На том свете, поди, ни маяка нет, ни сада, ни молодости, ни старости. — Подождите, Виктор Захарович, — сказал Меркурьев, подумав про Канта с Бесселем. — Не спешите. Как там, никто не знает, а здесь и вправду хорошо. Он кинул в костер ещё одну охапку сучьев. — Странно, что вы дочь не можете найти, — удивился он. — Не могла же она исчезнуть!.. — Может, куда за границу уехала. — Может, и так, — согласился Меркурьев. Они работали вдвоём довольно долго, Меркурьеву захотелось есть, и он совершенно забыл про книгу «Философия Канта», которая была у него в кармане… В прошлый раз Лючия отправилась в буковый лес непосредственно перед обедом, Меркурьев прекрасно это помнил, потому что подкреплялся кофе в столовой, а потом беседовал со стариками — как раз о поисках дочери. С лесным человеком в кепке красавица условилась встретиться «в это же время», и Василий Васильевич решил отправиться в лес пораньше, чтобы засесть в кустах и наблюдать их встречу от начала до конца. Меркурьев перетаскал в костёр все ветки и сказал старику, что пойдёт прогуляться. Виктор Захарович покивал и, засовывая рукавицы в карман штанов, отправился в сторону дома. Меркурьев проводил его глазами. Никого не было на площадке, где скучал белый «Кадиллак», дом казался притихшим под низким небом. — Как можно продать такой дом? — сам у себя спросил Василий Васильевич. По дорожке, выложенной брусчаткой, он отправился в сторону разноцветного леса, не заметив, как в одном из высоких стрельчатых окон слегка отодвинулась белая штора и кто-то настороженными глазами провожал его, пока он не исчез под деревьями. Вблизи муравейника, так поразившего его воображение, Василий Васильевич свернул с дорожки и пошёл лесом. Брюки и кроссовки моментально промокли, но он не обращал на это внимания. Здесь пахло прелой сыростью, листьями и как будто орехами. Меркурьев остановился и вдохнул полной грудью — так хорошо, так вкусно пахнет!.. Он забрал влево так, чтобы развалины охотничьего домика остались по правую руку. В тот раз лесной человек пришёл совсем с другой стороны, от дороги, по всей видимости, у него там стояла машина. Меркурьев старался зайти поглубже, чтобы на глаза не попались его следы в траве. Развалины уже виднелись среди разноцветного буйства листьев. Впрочем, осень наступала на краски, лес стал прозрачнее и как будто выше. Василий Васильевич примерился и нырнул под куст. Отсюда его вряд ли можно заметить, особенно если не знать, что он тут прячется!.. Он перестал возиться и замер, прислушиваясь. Ничего, только шумели в вышине деревья. Он ждал довольно долго, сильно замёрз и согревался мыслями о Муре. Ах, как хороша его Мура, просто удивительно!.. Почему-то его забавляло, что она не может ходить на 3D-фильмы, и он с удовольствием думал, что её можно этим дразнить. В кроссовках хлюпала вода, ледяные брюки прилипали к ногам, и ему хотелось, чтобы уж всё закончилось и он смог бы вернуться домой, к Муре и обеду, когда на дорожке показалась Лючия. Она мелькнула между деревьями, пропала и появилась вновь. Василий Васильевич высунулся из своего куста и тут же нырнул обратно. Лист сорвался и спланировал ему на плечо. Он аккуратно снял его. Лючия шла быстро, опустив лицо в мех. Она дошла до развалин, остановилась и огляделась. Меркурьев замер, потом медленно раздвинул ветки, пытаясь не упустить её из виду. Что случилось в эту минуту, он не понял. Перед его глазами ниоткуда, словно из воздуха, возник человек в кепке. Он скалил зубы, в руке у него был нож. В широком лезвии вдруг на миг отразился солнечный луч. Меркурьев так удивился, что даже и не подумал бежать или защищаться, да и времени у него на это не было. Человек действовал стремительно. Он коротко и страшно замахнулся и убил бы Меркурьева, если бы сбоку на типа в кепке не прыгнул ещё какой-то человек. Тот, в кепке, всё же ударил, промахнулся, нож скользнул и пришёлся на «Философию Канта», так и болтавшуюся в кармане меркурьевской куртки. Василий упал, а те двое, сцепившись, молча покатились по траве. Они боролись, и самым страшным было то, что они не издавали ни звука. Меркурьев, у которого отчего-то плыло и двоилось в глазах, встал, понимая, что он должен что-то сделать!.. Человек в кепке одолевал того, второго, и вдруг кто-то страшно завизжал, Меркурьеву показалось, что на весь лес! Шатаясь, он кое-как выковырял из земли камень, должно быть, принесённый сюда ледником, примерился — это было трудно, потому что он плохо видел, — и ударил по кепке. Клубок из тел сразу перестал шевелиться и замер, зато визг нарастал. — Что вы кричите? — пробормотал Меркурьев и упал ничком на тех двоих. — Да он тебя только задел!.. Ничего себе, задел, сколько крови! Так всегда бывает, когда ткнут в мягкие ткани! Господи, да сколько можно, я сейчас в обморок упаду!.. Говорили все разом. Василий Васильевич таращил глаза. Мура держала его за руку, была бледна и перепугана — всё как положено. — Выходи за меня замуж, — сказал ей Василий Васильевич. — Пока тут все орут. — Выйду, — моментально согласилась Мура. — В свадебное путешествие полетим в Полинезию, — продолжал Меркурьев. — Проверим, на месте она или нет её. — Вася, ну ты артист просто! — заорал Саня. — Тебе в боевиках играть, чесслово!.. — Спасибо, что от больницы меня отмазал, — с чувством выговорил Василий Васильевич. — Я бы там помер. — Да не помер бы! Докторица сказала, нету у тебя никакого серьёзного ранения ни фига! Нож скользнул по ребрам. А просто так на койке чего лежать, всё равно ничего толкового не вылежишь! — Если бы не книга… — начала Мура, — которая у тебя в кармане была… — Если бы не Софья, которая в лесу оказалась, — перебил Виктор Захарович, и все разом смолкли. Софья сидела возле окна верхом на стуле и ухмылялась. Её чёрные волосы были собраны в косу, а лицо казалось очень бледным, остроугольным. Василий Васильевич, водружённый на полосатую оттоманку, слегка отодвинул Муру, чтобы лучше видеть свою спасительницу. — Чего вы уставились? — осведомилась Софья. — Мы все давно знакомы. — Эт точно, — вдруг развеселился Саня. — Эт ты верно говоришь!.. Пёс по имени Жека и по фамилии Онегин сидел на ковре возле его ног и безостановочно молотил куцым хвостом. Кристина держала Саню за руку, как Мура раненого Василия Васильевича. Стас подкреплялся возле бара. Старики рядком расположились на диване, вид у обоих был измученный. Емельян Иванович в уголке, отложив газету, внимательно наблюдал за происходящим. Лючии не было. — Ты кто такая, девочка? — добрым голосом спросил у Софьи Виктор Захарович. Она быстро на него взглянула и опять ухмыльнулась. — Как ты нашего Василия спасла?… Откуда взялась? Софья взлохматила свою иссиня-чёрную чёлку и попросила Стаса налить ей тоже чего-нибудь такого. — Какого? — уточнил Стас брюзгливо. С того момента, как Лючию увезла машина с синей полосой на борту, он стал мрачен. — Можно джина с тоником, — разрешила Софья. Она поднялась со стула, как будто из седла выбралась, и вышла на середину комнаты. — Меня зовут Софья Карабанова, я сотрудник особого отдела МВД по охране государственных ценностей. — Каких… ценностей? — опешив, переспросил Василий Васильевич. Софья на него взглянула. — Вася, — начала она проникновенно. — Эта твоя Лючия, от которой ты поначалу разум терял, знаменитая воровка. Специализируется на драгметаллах и — отдельно! — на уникальных камнях. Мы её три года разрабатывали. — Мать честная, — пробормотал Саня и почесал за ухом — в точности, как его пёс Жека Онегин. — Мы не выпускали из виду её и сообщника. Я имею в виду наш отдел, — пояснила Софья, как ни в чём не бывало.