Призрак Канта
Часть 56 из 59 Информация о книге
Софья твёрдо взглянула на него. — Я, Вася, не без ума на свет родилась, — сказала она. — Мне ничего не нужно было рассказывать. Я с малолетства по интернатам жила, матери меня кормить не на что было. И на хорошую работу не устроишься, когда на руках ребёнок, а ты одна! Я, Вася, в сказки даже в детстве не верила и знала, что рассчитывать можно только на себя. Никто не придёт и не спасёт. Нет желающих!.. Она перевела дыхание и облизнула губы. — Когда запрос пришёл, я решила, хоть посмотрю на него, на этого с позволения сказать отца. Но даже из этого ничего не вышло. Он мне не отвечал! И я приехала сюда. — Понятно, — сказал Меркурьев, сделал резкое движение, чтобы сесть, и не смог — в боку сразу стало горячо и больно. Он застыдился своей беспомощности и этого героического движения, вспотел даже. Всё же он сел прямее и попросил: — Ты его просто послушай. Он тебе расскажет, а ты послушай. — Я за этим и приехала. Задержать Огородову мог любой опер, но я настояла… — Саня, — попросила Кристина, — сходи посмотри. Что-то его нет слишком долго! Саня тут же послушно вышел из гостиной, за ним потрусил Жека. — Дети, — сказал из угла молчавший всё это время Емельян Иванович. — Дети всегда смотрят на себя как на жертв родительского произвола. И часто ошибаются. Софья усмехнулась. — Ну уж нет. Никакая я не жертва!.. Мама — да. Маме нелегко пришлось. А я сильная. Из коридора зазвучали шаги, в гостиную вошёл Виктор Захарович, еле передвигавший ноги, за ним Саня, тащивший какой-то деревянный сундучок, следом бежал Онегин. — Ставь сюда, — сказал старик, и Саня опустил сундучок на стол. Виктор Захарович, пошарив по карманам, разыскал небольшой ключик и вставил его в замочную скважину, попав не с первого раза. После этого откинул крышку — сундучок издал незатейливую мелодию, — и тяжело опустился на стул. Вид у него был неважный. — Вот тут всё, — сказал он и больными собачьими глазами посмотрел на Софью. — Может, не до последней бумаженции, но видишь, как много накопилось!.. В самом низу квитанции, какие сохранились, это когда я вам с матерью деньги отправлял. Уведомления, что перевод получен, что бандероль дошла. Я бандероли тоже слал, думал, вещички всегда пригодятся. Письма мои там, которые твоя мать мне обратно отсылала. Какие вовсе не вскрытые, а на некоторых сверху написано, чтобы не приставал, чтобы только деньги на дочку поступали, и дело с концом. А сверху, — он вздохнул и снова полез в карманчик за таблеткой, — сверху всё запросы. Сколько я их разослал!.. Страшное дело. И ни ответа, ни привета. Как в воду канула дочка моя, словно и не было её никогда. — Как не было? — спросила Софья машинально, подошла и заглянула в сундучок. — Вот же я. Она наугад вытащила несколько бумажек и быстро, профессионально их пролистала. Потом отложила и вытащила ещё несколько. Никто не говорил ни слова. Софья вдруг одним движением перевернула сундучок, и на столе вырос бумажный курган. Какой-то жёлтый от времени бланк спланировал на пол. Она подобрала его и прочитала. — Как же так? — требовательно спросила она у старика. — Что это такое? Он понурился и ссутулил плечи. Василий Васильевич, кряхтя, встал, хватаясь рукой за полосатую оттоманку, подошёл и взял Соню за плечо. — Есть такие заблуждения, — сказал он, — которые нельзя опровергнуть. Это высказывание принадлежит Иммануилу Канту. А здесь, — он кивнул на бумажный холм, — опровержение всех твоих заблуждений. — Этого быть не может, — пролепетала Софья и вдруг шмыгнула носом. — Нет. Не может быть. — Почему на запросы ответы не приходили, понятно, — продолжал Василий Васильевич. — Потому что Нинель Фёдоровна их прятала или даже уничтожала. Если найдётся дочь, рассуждала она, дом уж точно уплывёт. Дочь — законная наследница, она на законных основаниях может сделать с ним всё, что пожелает — продаст, снесёт, перестроит! А Нинель Фёдоровна очень любит этот дом! Ничего на свете она не любит так, как его! Правильно я говорю, Нинель Фёдоровна? Домоправительница пошевелилась, вздохнула и расправила плечи. — Правильно, Вася, — с горечью сказала она. — Всё ты правильно говоришь. — Нинуля! — воскликнул совершенно уничтоженный Виктор Захарович. — Ты-то что? Быть не может, чтоб ты… чтобы ты так! Я же всю жизнь тебя знаю! — Вот именно, — подхватил Меркурьев и опустился на стул, всё же стоять ему было трудно. — Вся жизнь у вас прошла в этом доме и на маяке, и это была прекрасная жизнь! Всё, что наступило потом, было хуже! От вас уехала жена с ребёнком, Нинель работала в конструкторском бюро и была не с вами. А потом опять наступило счастье — вы вышли в отставку и решили жить здесь. Да ещё и гостиницу придумали, и дело, и доход! Жизнь началась сначала. Но в Москве умерла ваша жена, и по её просьбе вас поставили об этом в известность. Вы сразу решили найти дочь. При жизни жены это было невозможно, а тут вдруг стало возможным!.. — Эх, Вася, Вася, — выговорила Нинель и покачала головой. — На беду мою ты сюда приехал. Вы все приехали на беду!.. — Конечно, дочь тут была совсем не к месту! Счастье Нинель Фёдоровны оказалось под угрозой, но тут всё было просто — она не передавала вам ни писем, ни телеграмм, ни звонков. На звонки ведь тоже отвечает Нинель!.. И вдруг новая беда, как назло! Василий Васильевич перевёл дух и посмотрел по очереди на всех слушателей. — Виктор Захарович, который не мог найти дочь, решил искать её самостоятельно. То есть продать дом и поехать в Москву. — Правда?! — вдруг вскрикнула Софья. — Это правда?! Виктор Захарович кивнул — так и есть. — Покупателей было двое. Наш Саня, Александр Фёдорович, и второй, Иван… — Николаевич, — подсказал насупленный Саня. — Вы оба приезжали сюда и вели переговоры с Виктором Захаровичем. — Это так. — Нинель Фёдоровна всё придумала. Она выбрала Ивана Николаевича, он показался ей более подходящим для её целей, и убедила его, что дом вам не принадлежит и вы не имеете права его продавать. — Нинулька! — воскликнул Виктор Захарович. — Что он говорит?! — Ты слушай, — велела Нинель Фёдоровна хладнокровно. — Сам-то ведь ни за что не догадался бы! Так тебе умный человек растолкует!.. — Она сказала, что всю жизнь прожила в этом доме, это, между прочим, чистая правда, знает каждый закоулок, знает, где бумаги, в которых сказано, кому на самом деле принадлежит дом. Допустим, ей!.. И пообещала документы передать — за деньги, конечно!.. Но передавать в доме опасно, она боится, что хозяин их застанет, узнает, что-то такое! Она умеет быть убедительной, наша Нинель Фёдоровна. А Иван Николаевич был не самого большого ума человек! Да и сама идея ему понравилась — встречаться ночью на маяке по секретному делу!.. Интересно ведь, а он пацан рисковый! И друга обставить можно! Дорогого друга Саню, у которого за спиной он всю жизнь прожил!.. А тут раз! Пусть Саня у Захарыча дом купит, вложится по полной программе, а у него, Ивана, документики готовы, что продажа-то липовая, дом другому лицу принадлежит!.. Доверчивый и глупый Ванюшка даже рыбу договора прикинул, нового, на себя!.. В тот вечер он почти ничего не пил, только другу подливал и веселился от души. Все разошлись по комнатам, он вооружился фонарём и отправился на маяк. Наверху, на площадке, никого не было. Он постоял-постоял, а потом Нинель Фёдоровна столкнула его вниз. Она вышла из потайного хода. Иван не ожидал — ну совсем! Там же никого не было, а про ход он не знал, и никто не знал. Она вернулась в дом и сделала ошибку, заперла за собой дверь. Всё, конец истории. — Вася, Вася, — пробормотала Нинель Фёдоровна. — Ничего ты не понимаешь. Нет мне другой жизни, кроме как в этом доме. Умру я без него. А я не хочу. — Не хотите, — повторил Меркурьев. — Понятно, кто же хочет. — Не, я не понял, — подал голос Саня. — Ну хорошо, спихнула она Ванюшку, а я чего? Я дом всё равно купил бы!.. Василий Васильевич покачал головой: — Тут затея такая, что вроде ты его и спихнул, Саня. — Я?! — А в кармане у Ванюшки бумажка была, из записной книжки вырванная! «Встречаемся на маяке, дело есть, приходи, хуже будет», я наизусть не помню. Твоим почерком написанная, всё как следует. — Ты сдурел, братух?! Не писал я Ванюшке никаких записок! Я ему по телефону звонил! — Да какая разница, Саня?! Нашли бы у него в кармане, решили бы, что ты его столкнул! Ну не поделили вы чего-то!.. И в кутузку тебя на долгие счастливые годы! Так Нинель Фёдоровна предполагала. — А записка откуда взялась? — Она сама её написала! Она прекрасно умеет почерки подделывать и за Виктора Захаровича счета подписывает! — Так куда записка потом делась? Не было при Ванюшке никаких моих записок! — Я забрала, — неожиданно сказала Мура, и все посмотрели на неё. — Я вытащила листок у него из кармана. — Вот, — согласился Василий Васильевич. — Зачем? — поразился Саня. — Зачем вытащила?! — Я знала, что ты его не убивал, — ответила Мура. — И решила, что будет лучше, если записку никто не увидит. — Ну ты даёшь. Все помолчали. Виктор Захарович взялся за сердце. — И что нам теперь делать? — спросила Кристина. — Опять полицейских вызывать? — Можно не вызывать, — сказала Софья. — Вернее, не нужно вызывать! Всё это домыслы, а не доказательства преступного умысла или преступного деяния. — Вот именно, — согласился Меркурьев. — Нет, а что нам делать?! — повторила Кристина с нажимом. — Так нельзя это оставить!.. — Витя, — сказала Нинель, и губы у неё затряслись, — прости меня, Витенька!.. Я не могла! Никак не могла! Когда ты решил дом продать, у меня сердце перевернулось! Виктор Захарович тяжело встал, зашаркал к ней, сел рядом на диван и обнял её. Нинель горько заплакала. — Бедолага, — сказал Захарыч, гладя её по голове. — Ты бы со мной поговорила. Ты бы мне открылась, неужели я б не понял!.. — Ничего бы ты не понял, Витенька, — прорыдала Нинель. — Разве ж я могла!.. — Человека погубила, — покачал головой Виктор Захарович, — натворила дел… — Витенька, прости!.. — Да я-то что! Я прощу, а вот… люди простят ли?… Саня вдруг встал, словно принял какое-то решение. У него как-то заострилось лицо, и по лицу и по движениям стало понятно, что он сильный, опытный, жёсткий человек — совсем не такой, к какому они привыкли за последнее время. — В тюрягу вас не примут, это точно, — сказал он, и Василий Васильевич усмехнулся. — Да и старая вы уже!