Проданы в понедельник

– Кстати, вы были правы. Насчет того очерка, что я написал. И того, на что я пошел… ради продвижения…

Эллис замолчал, и Лили докончила за него:

– Как с теми детьми, со второй фотографии. – Лили хотелось услышать признание от него самого, но Эллис только уставился на нее, гадая, что она знала. – Мне известно, что вы сфотографировали других детей, Эллис, – не стала лукавить Лили.

Его лицо исказило сожаление, гораздо более сильное, чем ожидала Лили.

И все же – памятуя о людях, глазевших на них на улице, – она предпочла закончить беседу:

– Почему бы нам не обсудить все это в другой раз? Когда вы снова приедете в Филадельфию, например? А сейчас мне надобно помочь родителям закрыть магазин.

– Да, конечно, – тихо проронил Эллис. Его костюм был смятым, челюсть небрита. Он выглядел так, словно не спал несколько дней. Только вряд ли виной тому была их последняя встреча, пусть и не задавшаяся.

– Мамочка, – раздался тоненький голосок.

Лили резко обернулась:

– Да?

И только тогда вздрогнула. Сэмюэл – ее сокровенная тайна – стоял у входа в гастроном с половинкой булочки в руке. Его рубашка была сплошь обсыпана мукой (он помогал бабушке печь).

– Можно мне ее съесть? Она лишняя и разломанная. Но бабушка велела мне спросить у тебя разрешения.

По лицу Эллиса, замершего позади Лили, пробежало удивление.

– Мамочка, пожалуйста!

Лили кивнула, даже не подумав. В этот момент Сэмюэл мог попросить у нее полную коробку ножей, и она бы согласилась.

Сэмюэл обрадованно заулыбался. И исчез в магазине прежде, чем Лили, собрав всю свою решимость, призналась Эллису:

– Босс никогда бы не взял меня на работу. И комнату в пансионе мне бы не выделили, если бы об этом кто-нибудь узнал.

На лице Эллиса действительно застыло удивление. Но к нему примешивалось сопереживание, без всякого намека на осуждение.

Он снова кинул взгляд на гастроном:

– Чудесный паренек ваш сын!

Молодая женщина озябла от дождя и обхватила себя руками за талию. Она перестала быть хозяйкой положения. Хотя, возможно, и никогда ею не была.

– Спасибо вам.

Они немного помолчали, а потом Эллис спросил:

– А давно вы узнали про снимок?

– Давно. – Лили не любила изъясняться туманно. – После того, как вы тогда обратились ко мне, я не могла избавиться от ощущения, будто вас что-то беспокоило. В конце концов я пристальней вгляделась в фотографию. Ту, что была напечатана в газете.

– Но никому ничего не сказали, – предположил Эллис.

Лили помотала головой.

– Нет, не сказала. Вы написали хороший очерк. Достойный, чтобы его прочитали.

Возможно, подсознательно она поступила так и по другой причине: она ведь тоже пошла на компромисс, чтобы добиться желаемого.

Теперь Лили осознала свое ханжество. Она не имела права судить Эллиса (его роль в их размолвке не в счет).

– Как бы там ни было, все это в прошлом. И вам нет причин переживать о том, что было сделано.

При этих словах Эллис отвернулся и снова принялся теребить поля своей шляпы. Что-то было не так!

– Эллис, в чем дело?

Страх пронзил Лили насквозь еще до того, как парень открыл рот. Каждое слово, каждая воображаемая сцена наполняли воздух опустошением от того, что случилось в реальности.

Опустевший дом.

Рассказ почтальона.

Последствия одного щелчка затвора. Как круги на потревоженной воде.

Переваривая услышанное, Лили заметила образовавшуюся на улице лужу. Небо потемнело, дождь усилился. А всяких думок и эмоций было слишком много, чтобы осмыслить их все разом. Когда Лили подняла глаза, Эллис уже снова повернулся к ней. Его глаза были затуманены. Из-за непогоды или чувств – Лили не поняла. Но заподозрила, что из-за того и другого.


Им следовало все выяснить. Обязательно. Но не на улице, не под дождем.

– Пойдемте внутрь, – сказала мягко Лили. Не уверенная, что Эллис ее услышал, пока он не закрыл дверцу машины и не последовал за ней.





* * *


Напряжение висело над столом почти весь ужин. Родители стойко отмалчивались. Не помогло и то, что Лили с Эллисом, хоть уже обтершиеся и обсохшие, продолжали напоминать дворняг из подворотни.

Обстановку не сумели разрешить даже рисунки Сэмюэла, запечатлевшие их семью, пирожные и лучи солнца и развешенные на зеленовато-голубых стенах.

Мать Лили сама предложила остаться Эллису на ужин. Правда, судя по ее тону, приглашение было сделано, скорее, из вежливости. Если Лили в этом и усомнилась поначалу, то теперь не сомневалась: достаточно было посмотреть на оба конца стола, где ее родители источали не только подозрительность, но и неудовольствие. Растеряв от этого обычное очарование, «сладкая парочка» трансформировалась в грозных, немых сфинксов, оберегающих свое сокровище. А то, что Эллис сел напротив Лили и Сэмюэла, на стул, обычно отводившийся Клейтону, только еще больше накалило атмосферу.

К чести Эллиса, он, несмотря на все свои проблемы, демонстрировал невероятное дружелюбие и миролюбие. В поисках темы для разговора Лили рассказала ему о том, что ее мать сама, вручную, расписала маленьких кроликов на керамическом блюде для мясного рулета (кролики очень нравились Сэмюэлу). И Эллис не преминул высказать миссис Палмер целых два комплимента – похвалив и блюдо, и рулет. Но за оба он удостоился лишь краткого «спасибо» сквозь зубы.

Усилия Лили вовлечь в беседу отца тоже не увенчались успехом. Пара фраз о бейсболе лишь подвигли его поинтересоваться у Эллиса: «Вы болеете за «Янкиз»?» А его вызывающий тон не вселил уверенности, что правильным ответом будет «Да».

Лили напряглась, когда Эллис оторвался от еды:

– К сожалению, я слишком занят в последнее время, чтобы следить за играми. Но я слышал, у них в этом году сильный состав. – Дипломатичность ответа не оставила сомнений: если Эллис и болел за какую-то команду, то точно не за «Янкиз». И чуткий отцовский сенсор это уловил.

Но прежде чем Лили вмешалась, Эллис быстро обратился к Сэмюэлу:

– Значит, тебе нравятся зайчики?

Мальчик, всегда нерасположенный к незнакомцам, только потупил глаза и стал молча ковыряться вилкой в своем картофельном пюре.

Лили подбодрила его:

– Малыш, будь вежливым и ответь мистеру Риду.

Сэмюэл ограничился вымученным кивком.

Лили встретилась глазами с Эллисом, принося ему бессловесное извинение (своим приглашением она вовсе не хотела отяготить его проблемы). Но его губы согрела сдержанная улыбка. Едва поведя головой, Эллис показал: не стоит беспокоиться. И ужин продолжился в необыкновенно «уютной» атмосфере. Дождевая капель и периодические раскаты грома обеспечивали им временную передышку, пока Сэмюэл не издал смешок.

Лили бросила на сына строгий взгляд и только потом проследила за его глазами. Мальчик смотрел на длинноухого кролика, в которого превратилась льняная салфетка. Как искусный кукловод, Эллис заставил его прыгнуть в салатницу с глазированной морковью. Приземлившись на нее, ушастый остановился и пошевелил носом. Сэмюэл снова прыснул со смеху, и напряжение в комнате чуть спало. Даже родители Лили не смогли скрыть приятного удивления; радость их внука оказалась заразной.

И только его интерес начал иссякать, как Эллис спросил:

– А черепахи тебе нравятся?

На этот раз Сэмюэл кивнул со всем пылом, и Эллис продолжил творить чудеса. Он складывал, подворачивал и дергал салфетку, пока кролик не превратился в панцирное существо. Черепашка проползла по краешку стола под заливистый смех Сэмюэла. А потом мальчик уже сам попросил Эллиса сделать птичку. Эллис с радостью согласился, явно позабыв на миг про груз, отягощавший его сердце.

Лили на минутку выскользнула из комнаты – подать на стол свой пирог с ревенем, который Эллис расхвалил на все лады, хотя шансов попробовать его у парня не осталось. Он едва успевал выполнять все новые и новые пожелания.

Одно поступило даже от отца Лили – по настоянию Сэмюэла.

Под конец ужина родители Лили не то чтобы отбросили свою настороженность, но вернулись в роли радушных хозяев. Мать даже предложила гостю заночевать у них из-за плохой погоды.

– Спасибо, – ответил Эллис, – но я и так уже злоупотребил вашим гостеприимством.

Но мать Лили цыкнула:

– Бессмысленно пускаться в путь, пока небезопасно. Лилиан, достань чистые простыни.

Лили поняла – это означало: застели софу. Затянувшееся пребывание у них в гостях Эллиса взволновало ее. И не по одной причине, а по многим. Но отправлять уставшего водителя в грозу действительно противоречило логике.

И Лили, с оговорками, сделала так, как велела ей мать.





* * *


Одна минута перетекала в другую, растягиваясь в бесконечность до никак не наступавшего рассвета. Барабанная дробь дождя наконец поутихла. В постели рядом с кроватью Лили одеяло на груди Сэмюэла поднималось и опускалось в такт его дыханию. Сладкий ребячий запах сына щекотал ей ноздри, и Лили невольно позавидовала его способности так сладко спать.

В полумраке комнаты она попробовала сосчитать белые и зеленовато-синие полоски на обоях, как делала это ребенком. Но даже чашка теплого молока не помогла бы ей сейчас заснуть.