Проданы в понедельник

– Тебя отец привез?

– Он на заводе. Чинит какой-то станок. Придет домой поздно. А я приехала на поезде.

Эллис постарался скрыть свое облегчение. «Интересно, отец в курсе о ее путешествии?» Мать редко ездила куда-либо одна.

– Рад тебя видеть!

– Мне надо было позвонить, предупредить тебя… Я просто понадеялась, что мы сможем поболтать наедине, за чашечкой кофе.

Стратегия матери стала ясна. Она подозревала, что Эллис попытается избежать запланированной встречи. И она была права!

Он бросил взгляд на редакторский стол в центре комнате. Мистер Уолкер ушел на обед рано – роскошь, которую не каждый мог себе позволить в новостном отделе. Да, конечно, репортеры тоже могли отлучаться при необходимости – насколько позволяли им текущие дела. Да только вот у Эллиса работа в последнее время не ладилась. Более того, от его действительно стоящих инициатив остались лишь смутные воспоминания.

Проще говоря, для самоволки ради посиделок в кафе время было не больно подходящее.

Разве что… черт, это же его мать!

– Конечно, сможем, – сказал ей Эллис. – Показывай дорогу!





* * *


В кафе на 39-й они заказали кофе и датские пирожные. Половина столиков пустовала, и кричать, чтобы быть услышанным, нужды не возникло. Эллис надеялся, что мать ограничится легкой беседой о соседях, пассажирах в поезде или новых кулинарных рецептах, которые она недавно освоила. Но не тут-то было! Миссис Рид перешла прямо к делу:

– Эллис, я приехала сюда сегодня потому, что ты должен кое-что узнать. Твой отец – как бы это со стороны ни выглядело – по-настоящему гордится тобой!

«О, боже!»

– Мама, послушай. Я ценю, что ты проделала такой путь, правда! Но я не питаю иллюзий насчет отцовского отношения ко мне…

– Я не закончила.

Последний раз Эллис слышал, чтобы она говорила так строго, пожалуй, еще в средней школе. Сорвавшееся с его губ проклятие из-за работы по дому стоило Эллису выволочки и хлесткого шлепка по губам. Хотя… пожалуйся мать тогда отцу, он получил бы еще и ремня.

– Извини, мама. Я слушаю.

Миссис Рид кивнула и сжала свои руки на столе (уже без перчаток) в кулачки.

– Когда твой отец работал на угольной шахте, там иногда случались аварии. И довольно часто в них страдали дети. И да, я понимаю, – подчеркнула она, – что тебя к выбору такой профессии подвигли репортеры, желавшие помочь людям. Да только, сынок, не все журналисты руководствовались благими побуждениями. Некоторые, по рассказам отца, платили шахтерам, а иногда и полиции, за сообщения о страшных инцидентах. И прибывали на место даже раньше, чем о них узнавали родственники жертв.

В этот момент вернулась их улыбчивая официантка. И Эллис с матерью неловко замолчали, пока она выставляла их заказ на столик.

– Приятного аппетита! – пожелала девушка и поспешила прочь, как будто испугалась, что их мрачное настроение передастся ей.

Эллис терпеливо ждал, пока мать выпьет кофе. «К чему она клонит?»

Наконец миссис Рид поставила чашку на стол. Но не отняла от нее рук, словно та заряжала ее решимостью.

– Как-то раз твоего отца срочно вызвали на работу. Произошел еще один несчастный случай. Отцу пришлось вытаскивать еще одного мальчика-дробильщика, которого затянуло в шестерни. На это ушел целый час. – Глаза матери подернулись печалью, а голос внезапно осип. И Эллис понял: мальчик домой не вернулся.

В памяти всплыли те ребята, которых он видел на шахте – все черные от угольной пыли, и только яркие белки глаз. А потом он вспомнил то напряжение в грузовике, когда они поехали домой. «Шахта – не место для прогулок», – пробурчал тогда отец.

– В конце концов, – продолжила мать, – твой отец вытащил парнишку. Но не успел он его положить, как откуда-то вынырнул репортер и начал щелкать своим фотоаппаратом. Отец пришел в бешенство. Он накинулся на репортера и дубасил его кулаками до тех пор, пока его не оттащили шахтеры. А через несколько дней этот репортер пригрозил подать в суд на компанию…

Мать замолчала, но она явно не договорила. Эллису нужно было услышать все до конца.

– А что было потом?

Мать вздохнула.

– А потом компания заключила с ним мировую. Откупилась. Но репортер поставил еще одно условие: он потребовал, чтобы отец публично извинился перед ним. Отцу это дорогого стоило, но он это сделал…

Эллис изо всех сил попытался представить себе слово «Извините», изрекаемое отцом.

Гораздо легче ему удалось догадаться о последствиях.

– Мы поэтому переехали в Аллентаун? И отец устроился на сталелитейный завод?

Мать кивнула, и Эллис откинулся на спинку стула. Звенья его прошлого сомкнулись в цепь, о существовании которой он и не подозревал.


– Сынок. – Мать протянула через стол руку, чтобы погладить его по руке. – Я понимаю, тебе с отцом всегда было нелегко. Но я подумала – если бы ты знал больше, ты бы понимал, что дело не в тебе. В глубине души отец очень гордится тобой, тем, что ты делаешь. Просто ему сложно отделить одно от другого.

За окном двумя встречными потоками двигались люди, каждый своим путем. Не знакомые друг другу. Чужие. Как Эллис и его отец.

Эллису хотелось бы – очень хотелось – поверить в теорию матери. Если бы не одна нестыковочка в ней. Решающая нестыковочка…

Охлаждение к нему отца началось задолго до того, как Эллис заговорил о своем желании стать журналистом. И уж тем более – о своей статье про шахты.

И, тем не менее, Эллис улыбнулся:

– Спасибо, ма. Я учту.





* * *


Проводив мать на Центральный вокзал и примчавшись обратно в редакцию, Эллис выдохнул с облегчением, увидев, что мистер Уолкер еще не вернулся с обеда. К сожалению, этого нельзя было сказать о его заместителе, мистере Тейте, пышущего самодовольством инспектора по борьбе с прогулами.

– Вернулся? – подошел к столу Эллиса Голландец. – А у меня для тебя кое-что есть.

Мистер Тейт пробуравил Эллиса взглядом, потом перевел его на часы.

– Рид, ты меня слышишь? – повысил голос Голландец.

– А? Да, слышу. Извини. – Эллис переключил свое внимание и вспомнил, о чем попросил Голландца. – Что ты узнал?

– Я переговорил с одним старым приятелем, перешедшим в «Лос-Анджелес таймс». Оказалось, что он знает этого типа Миллстоуна. Он вспомнил одну историю, которую ему рассказывали о нем несколько лет назад.

– Что за история?

Выражение на лице Голландца и то, как он напрягся, настроили Эллиса на недобрые вести.

– Ну, так что? Мошенничество в банке? Обвинения в коррупции?

– Отнюдь, – кашлянул Голландец. – Дело касалось ребенка.





Глава 22




Сидя за своим столом, Лили в третий раз перечитала статью «Нью-Йорк таймс», расстроенная последним репортажем об украденном ребенке. Его похитили прямо из его комнаты в доме родителей, в Хоупуэлле, в часе с небольшим езды на север.

То, что похищенный мальчик был сыном героического летчика Чарльза Линдберга, для Лили было не важно. Это только лишний раз подтверждало: ни деньги, ни слава, ни положение в обществе не делали родителя полностью невосприимчивым к невыносимому страданию.

Каждый день на этой неделе, идя на работу и возвращаясь из «Экземайнера», Лили с волнением ожидала услышать выкрики разносчиков газет: «Сын Линдберга найден! Он дома, жив и невредим!» Но расследование зашло в тупик. Обманчивые зацепки и ложные следы с каждым часом уменьшали и без того слабые надежды несчастной семьи, не пошедшей на личные переговоры с похитителями.

Еще одно детское имя добавилось в молитвы Лили.

Хотя беспокойство о Сэмюэле никогда не покидало ее сердце. А теперь к нему примешались еще и тревожные раздумья о Руби и Келвине. Знали ли они, что их мать смертельно болела? Или она скрыла от них правду из боязни, что дети откажутся ее оставлять? Неужели они решили, что мать просто захотела от них избавиться? Возможно, Лили уже никогда не суждено было этого узнать. Наверняка она знала одно: выбор любой матери редко бывает простым; вопрос скрыть или озвучить причину своих действий слишком часто становится трудной дилеммой…

При этой мысли Лили снова бросила взгляд на статью в «Таймс». Подстегнутое воспоминаниями о старых, человечных очерках Эллиса озарение пронзило ее как током: раз уж она не могла перечеркнуть свое собственное прошлое, не говоря о том, чтобы обеспечить хорошую жизнь детям Диллардов, возможно, она могла бы поспособствовать, хоть немного, воссоединению другой семьи.

Шеф был в своем кабинете один. Настало время высказаться. Лили прошла через бурливший деятельностью отдел к его двери и, дважды стукнув, заглянула внутрь.

– Шеф…

– Да-да, помню. Ланч с племянником моей супруги. – Затушив сигарету в пепельнице, он поднялся со стула. – Клянусь Богом, если этот парень снова опоздает… пусть даже на две минуты… я ждать не стану…

Пунктуальность лишь на йоту уступала его предрасположенности к ответственности и правде.

Лили не отступилась.

– Сэр, прочитав сегодняшнюю статью, я задумалась о деле Линдбергов.

– Ну да, как и все жители планеты…