Проданы в понедельник

– Да просто уже много времени прошло. – Месяцев восемь уж точно. – Да и виделись мы с тобой всего раз… или два, как мне кажется.

– Я вас видела много раз из своего окошка. Вы оставляли коробки на нашем крыльце. Еду и все остальное.

Еще один повод удивиться. Каждый раз, когда Эллис парковался в самом конце подъездной дороги, он ставил машину так, чтобы свет фар не попадал в окна. И был уверен, что в ночной темноте его никто не видел.

– И ты знала, что это я?

Руби сорвала с яблони новый листочек и стала тоже разрывать его на кусочки. Но уже спокойнее.

– Я слышала мотор вашей машины. Он ревел, как раненый зверь.

– Ну да, – улыбнулся про себя Эллис. – Он и сейчас так ревет.

Щечки Руби порозовели, и губки растянулись в знакомой улыбке.

– Мне очень нравилась маринованная свекла, которую вы привозили. И груши тоже. Хотя без чипсов мы бы прекрасно обошлись, уж поверьте.

– Не важно, с каким вкусом?

– Ха! Мне-то нравилось отправлять в рот любые. Но вот то, что было с животом после… Не со моим, если вы так подумали. – Руби взмахнула пальчиком для пущей выразительности. – Делить постель с Келом, когда у него в кишках все бурлило… И, Бог свидетель, от той жуткой вони и медведь бы свалился замертво.

Эллис снова не сумел сдержать улыбку:

– Настолько жуткий?

– Никогда бы не подумала, что из такого маленького человечка может выходить так много гадости, и не только от чипсов. В другой раз братец рискнул… – Тут Руби замолчала и потупила глаза вниз, вместе со словами исчезла и вся ее радость.

– Что? – ласково переспросил Эллис. – Что сделал твой брат?

Девочка решительно покачала головкой:

– У меня… у меня нету брата.

Ошарашенный ее ложью, Эллис уставился на Руби. К желанию выпытать правду внезапно примешался страх. Но раз уж он с ней встретился, идти нужно было до конца.

Присев на корточки и уперев локти в колени, Эллис заглянул ей в глаза.

– Ты спрашивала, зачем я пришел? Так вот, на самом деле я пришел к тебе из-за Келвина, – признался парень. – Если тебе известно, где он, скажи мне это, пожалуйста.

Руби выгнула нижнюю губу. Она явно колебалась, но Эллис должен был услышать ответ.

– Дело в том, что я дал себе слово удостовериться, что с ним все в порядке. И я пытаюсь сдержать обещание. Но, похоже, я не смогу это сделать без твоей помощи.

Изучая лицо Эллиса, Руби обдумывала его просьбу. Через несколько секунд она тихо молвила:

– Он с мамой.

Склонив голову набок, Эллис решился уточнить:

– Ты имеешь в виду миссис Миллстоун?

– Нет, – ответила Руюи. – Мою прежнюю маму.

Теперь Эллис по-настоящему растерялся.

– Ты утверждаешь, что Келвин у Джеральдины?

Спустя мгновение Руби кивнула.

Но в ее словах не было никакого смысла. Они не вязались ни с тем, что говорил таксист, ни со словами кассирши из депо, ни с рассказом самой Джеральдины.

– Это очень интересно. Но мне сказали, что и тебя, и Келвина увез на поезде мистер Миллстоун. В Калифорнию. А потом вы переехали сюда, в Джерси, уже вместе с миссис Миллстоун.

Руби снова кивнула.

Возможно, в пансионе Лили Эллис сообщил Джеральдине достаточно подробностей, чтобы она самостоятельно разыскала детей? Может, за прошедшую неделю она переосмыслила свое решение? Неужели ей удалось выпросить у Миллстоунов сына? Или… она его выкрала?

В этот момент Эллис поверх плеча девочки заметил, что на него пристально смотрит учительница. И он поспешил с расспросами:

– А что случилось потом?

– Однажды после уроков я получила от мамы письмо. Я очень обрадовалась, что она пошла на поправку и мы сможем вернуться домой. В нашу деревню.

Выходит, в тот день, когда Миллстоун забрал детей, Руби знала о болезни матери. Вот почему она грустила в такси, но не противилась!


– А о чем написала тебе мама в том письме?

– Она написала, что очень любит меня, но… у нее хватит денег только на одного из нас. – Голос Руби стал напряженным, на глаза навернулись слезы. – А раз я старше, значит, Келвин нуждается в ней больше.

Прозвенел звонок.

Их время истекло.

Почти отчаявшись, Эллис заговорил как можно нежнее:

– Солнышко, мне важно знать. Ты виделась со своей мамой, когда она приезжала за Келвином?

Руби помотала головой:

– Это было бы слишком тяжело для нее. Еще раз прощаться со мной навсегда.

Простое, но возможное объяснение.

– А в том письме, она не сообщила тебе, где…

– Сэр, я могу вам чем-нибудь помочь?

Эллис встретил мрачный взгляд учительницы мгновенной улыбкой.

– Добрый день, мэм, – неохотно поднялся он на ноги. – Я тут случайно оказался. И как друг семьи решил поболтать с девочкой.

– Хорошо, но отвлекать детей во время уроков не нужно. Общаться с ними лучше вне школы.

– Да, мэм. Впредь я так и буду делать.

Учительница резко развернулась на своих каблуках. Взмахом руки она велела девочке следовать за ней в школу. Руби стрельнула на Эллиса глазами и пошла за ней.

И только тогда, когда учительница скрылась из виду, Эллис осознал, что называла она девочку не Руби. А совсем другим именем.

Она звала ее Викторией.





* * *


Едва Эллис вернулся в редакцию, он тотчас же позвонил в санаторий. Директор, теперь уже знающая его имя, позвала к трубке Джеральдину. В разговоре Эллис поинтересовался у нее о письме Руби. Правда, вдаваться в подробности его содержания он не стал и умолчал о беседе с девочкой и ее новом имени.

Как он и опасался, Джеральдина пришла в замешательство. Эллис поспешил замять тему о письме, сославшись на недоразумение. А последовавшая за тем просьба Джеральдины время от времени приглядывать за детьми только подкрепила его подозрение.

Джеральдина никогда не приезжала за сыном.

Лили не зря беспокоилась. Либо Миллстоуны отдали Келвина кому-то еще, либо случилось что-то серьезное, пока Руби была в школе. Последнее могло бы объяснить реакцию Сильвии.

Нет! Эллис не отказывался принять такой сценарий. Как репортер он гордился тем, что чутье его не подвело. Что-то в поведении Альфреда, когда они болтали о детях, насторожило Эллиса, вызвало у него безотчетную тревогу.

Ему оставалось только надеяться, что его видение ситуации не было искажено его же собственным желанием увидеть то, что он хотел. Так или иначе, он выяснит правду.

– Голландец! – позвал Эллис. Парень как раз проходил мимо с блокнотом в руках. Услышав оклик Эллиса, он направился прямиком к нему.

– Привет, ты сегодня не был на собрании. Я подумал, что ты заболел.

Эллис чувствовал себя не лучшим образом, но не из-за простуды.

И пропустил это замечание ради более важного вопроса:

– Твой приятель в Лос-Анджелесе… ты вроде бы говорил, что он собирался прислать газетные вырезки, которые накопал для меня. Ты не проверишь в свободную минутку?

Голландец хмыкнул.

– Видишь ту кучу там? – он показал на груду корреспонденции, хаотично громоздившейся на столе Эллиса. – Ты мог хоть изредка просматривать ее, дружище! – Быстро покопавшись в одной из стопок, он извлек из нее маленький конверт из оберточной бумаги и подал Эллису: – Я положил его тебе на стол еще на прошлой неделе.

– Вот что значит дать своей секретарше выходной, – отшутился Эллис. Правда не для того, чтобы поддержать разговор с Голландцем, а чтобы приглушить свой страх. Тихо тлевший, он внезапно полыхнул пламенем, разъедающим все его внутренности. Эллис почувствовал это даже еще до того, как отошел Голландец, до того, как вытащил из конверта вырезки и прочитал некролог на смерть дочери Миллстоунов и уставился на ее портрет – портрет девочки в уже знакомом ему матросском платьице, с ленточкой в волосах.

«Виктория Луиза Миллстоун», – гласила подпись.

Эллис верно предположил, что Миллстоуны решили восполнить пустоту в их доме после смерти родной дочери. Он только не предугадал, что ее роль будет в буквальном смысле играть Руби.