Прогулка

Это не молитва, если не исходит от души.

В первый раз он молился не от души. Он просто повторял слова, потому что так велел ему Циско. Этого оказалось недостаточно. Он повернулся спиной к истукану и опустился на одно колено. Он увидел перед собой волшебные семена, живые тропы и мечты о своем прекрасном прошлом в иной жизни. Постановщик может быть милостив. Постановщик может быть всепрощающ. Пожалуйста, не дай мне сгореть.

Студни приближались и тянулись к его ноге.

На этот раз он громко выкрикнул всю молитву:

– Будешь ли переходить через воды, Я с тобою, – через реки ли, они не потопят тебя; пойдешь ли чрез огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя.

Затем он, не колеблясь, шагнул в огонь. Языки бушующего пламени прохладно овевали его, словно приятный ветерок из открытого кухонного окна. Он прошел три метра сквозь пылающее горнило и оказался по другую сторону стены. Огонь даже не коснулся его тела и волос. По ту сторону Бена ждал широко улыбавшийся Циско.

– Я же тебе говорил, что нельзя молиться истукану, – горделиво произнес он.

– Да, в этом, похоже, ты оказался прав.

Теперь они оказались в подземной усыпальнице Вориса, круглом зале с каменными стенами, в центре которого на округлом пьедестале возвышался огромный саркофаг. Вокруг царила совершенная пустота. Только они и гроб. Увидев крышку, Бен вздохнул. Она выглядела чрезвычайно тяжелой.

– Банка у тебя? – спросил он у Циско.

Циско вытащил из мешка все еще светившуюся изнутри банку. Годы немилосердно обошлись с ее содержимым. Зелье позеленело от гниения и покрылось белым ворсистым бактериальным налетом. Они открыли ржавую крышку и обнаружили, что золотой зуб сделал гнилостную вонь еще более невыносимой. Она сама превратилась в чудовище, набросившись на них и заставив натужно кашлять и чихать.

Циско поставил открытую банку на пол и тщательно вытер руки. Тем временем Бен принялся сбивать крышку с саркофага. Циско схватил его за руку.

– Что такое? – спросил Бен.

– Может, это потревожит того, кто спит в гробу.

– О, ну да.

Циско уперся ладонями в край крышки.

– Мы ее сдвинем и откроем, – сказал он Бену.

Бен встал рядом с Циско и прижал ладони к крышке.

– Молиться надо? – спросил он у испанца.

– Нет. Молитвы кончились. Теперь надо толкать.

– Один, два, три…

Они с силой нажали на крышку, и та подалась. Казалось, они толкали в гору автобус. Миллиметр за миллиметром тяжелая плита наконец сдвинулась, и они с восхищением и ужасом уставились на спящего Вориса. Желтовато-землистая кожа. Сложенные черные крылья. Белые горящие глаза, теперь закрытые. Рот дьявола был плотно сомкнут. Циско поднял банку с вонючим зельем.

– И как мы это сделаем? – спросил он.

– Его кожа обожжет тебя, – ответил Бен. – Нам нужны перчатки и нож.

Циско запустил руку в мешок и протянул Бену небольшой нож, который они взяли в ночном магазине. Оба натянули зимние перчатки.

– Я разожму ему рот, – произнес Бен. – А ты вливай зелье.

– Хорошо.

Бен просунул нож между белыми губами Вориса и повернул лезвие, обнажив кроваво-красные десны и острые, конической формы, зубы. Циско самую малость наклонил банку, чтобы зелье тоненькой струйкой стекало в образовавшееся отверстие. Они видели, как зелье прожгло себе путь сквозь десны Вориса, когда Циско поставил банку рядом с гробом.

– И через сколько, по-твоему, все это сработает? – спросил Циско.

Однако Бен так и не успел ответить, поскольку Ворис проснулся и сверкнул по ним обоим смертоносными горящими зрачками.

– Закрой глаза и не давай ему двинуться! – вскричал Бен. Он отшвырнул нож и зажал Ворису рот, чтобы яд проник тому в глотку, словно сжимал челюсти крокодила. Циско запрыгнул на саркофаг и крепко прижал крылья Вориса к телу, пока тот пытался испепелить их взглядами. Рубашка у Циско задралась, и оголенный живот соприкоснулся с дьяволом, чья кожа огненным трутом впилась в тело испанца, который закричал, призывая на помощь Бога.

И Бен, и Циско не открывали глаз, чтобы избежать взглядов Вориса, изо всех сил надеясь, что смогут продержаться так, пока дьявол не проглотит достаточно зелья, чтобы просто умереть. Но Ворис сбросил Циско с саркофага и выплюнул раскаленное зелье в лицо Бену, отчего тот упал, задыхаясь.

Ворис встал со своего ложа и расправил крылья. Дальше все будет легко и просто. Он пробудился. Яд не попал ему в рот. Он сможет убить этих людишек, как ему захочется. Они даже не могли взглянуть на него, не умерев.

– Циско! – вскричал Бен. – СЕМЕЧКО!

Прижатый к стене с закрытыми глазами, Циско запустил руку в мешок, когда Ворис нагнулся и впился в Бена докрасна раскаленными когтями. Циско нащупал семечко и швырнул его в другой конец зала, а Бен сжался в комочек и молил о быстрой смерти.

Семечко проросло. Из того места, где оно упало на пол усыпальницы, на девять метров ввысь взвились ноги, руки, ярко-красные губы, курчавые волосы, тело в одеянии из мешковины. Сквозь эхо отражавшихся от стен криков Бена он и испанец услышали, как могучий и густой женский голос рявкнул:

– ХА!

В усыпальнице возвышалась Фермона, глядевшая сверху вниз на трех бойцов, словно на резвившихся кроликов, которые случайно попались ей на глаза во время прогулки по саду. Даже Ворис оцепенел, увидев ее. Он буравил великаншу горящими зрачками, но это не причиняло ей ни малейшего вреда. Фермона подняла с пола крылатого дьявола и несколько мгновений изучала его.


– Ага, – протянула она. – Вот новое дело.

А затем проглотила Вориса за один присест, даже не поперхнувшись. Он и звука не успел произнести.

Бен вскочил на ноги, схватил стоявшую на пьедестале банку и протянул ее великанше.

– Фермона! – вскричал он. – Запей-ка!

Она обхватила банку могучей рукой и осушила ее, как наперсток, затем состроила тошнотворную гримасу, когда съеденный Ворис и яд перемешались в ее исполинском желудке.

– Тьфу, гадость какая! – сморщилась она. Затем взглянула на Бена и укоризненно уперлась в него пальцем. – Это все ты. Ты отбил у меня вкус к человечине, негодник! Я целых десять лет провела в поисках этих хот-догов.

– Я знаю место, где их много, – ответил Бен.

– Ой, правда?

– Честное слово.

– И много ли их там?

– Очень много. Клянусь.

– Поглядите-ка на него! Ты снова маленький. Держу пари, ты возомнил о себе, что крутой, когда стал моего роста. Так, рассказывай, где мне взять эти яства, и, может быть, я не вышвырну вас на солнце.

Циско ошарашенно уставился на Фермону, перекрестился и принялся шептать молитвы.

– Ты собираешься нас съесть? – спросил у нее Бен.

Фермона уперла руки в боки.

– А ты как думаешь, Бен?

И тут его озарило.

– Нет, ты нас не съешь.

– А знаешь, почему? – поинтересовалась она.

Он знал.

– Потому что мы на тропе. Нам велено никогда не сходить с тропы, иначе мы погибнем.

– Ага, но есть ведь еще и оборотная сторона, так ведь? Которая заключается в том…

– Если мы остаемся на тропе, то не можем погибнуть.

– Именно что. Теперь ты знаешь. К тому же от тебя и этого маленького идальго забот столько, что лучше с вами не связываться. Он меня все своей зубочисткой тыкал! Нет ничего хуже драчливого мужчины. Так, и где же еда? Давай-давай ее сюда.

– Там, в пустыне, – ответил Бен, – остался магазинчик, где их очень много. Он стоит прямо у дороги.

– Замечательно. Так, а теперь оба быстренько сгрудились в кучку в углу.

– Это зачем?

– Делай, что велю, дурень. И перестань меня раздражать. Это будет потрясно. Поглядишь, на что я способна.

Бен подбежал к Циско, и обессилевшие мужчины прижались друг к другу, а Фермона вытянула левую руку прямо над ними, соорудив импровизированный навес. Затем исполинской правой рукой она пробила потолок усыпальницы. Разбитые куски раствора и тяжеленные каменные глыбы обрушились на пол спальни Вориса. Бен с ужасом наблюдал, как каменные блоки размером с кондиционер отскакивали от тыльной стороны ладони Фермоны и грохались вниз, лишь чудом не расплющивая их с Циско. Когда пыль осела, Фермона стряхнула с себя несколько валунов, а потом левой рукой подняла их обоих с пола.

Сверху в усыпальницу било яркое солнце пустыни, а сам склеп, казалось, страшился света. Великанша высунулась в дыру в потолке и выбралась из стеклянного здания посреди пустыни, продолжая крепко сжимать в руке Циско и Бена. Затем она спрыгнула с крыши, защищая людей от удара о лежавшие внизу спекшиеся от жара пески. Она поставила их рядом с красным грузовиком и снова уперла руки в бока, поглядывая на солнце и покачивая головой.

– Не знаю, как люди выдерживают, когда эта жаровня целый день накаляет им головы.

– А мы от нее чуть подальше, чем ты, – ответил Циско.

– А в этом магазинчике, о котором ты говорил, шляпы есть?

– Не твоего размера, – сказал Бен.

– Та-а-ак! Вы запомните, как я подставляла свою нежную белую кожу под камни, помогая вам.

– Обязательно запомним. Фермона…

– Да?