Проклятый наследник

– В терновом лесу —


Ночь уже накрыла Тобрию, когда Фрейя и Ларкин нашли посреди леса полуразвалившуюся, бесхозную хижину, скрытую под кронами деревьев и опутанную побегами. Не обменявшись ни единым словом, они решили, что пришло время дать себе передышку. С момента происшествия в Лимелле прошло два дня, и все это время они были в пути, делая только самые необходимые перерывы, чтобы немного отдохнуть. Слишком силен был страх снова попасть в руки гвардейцев. Ларкин остановил лошадь, и Фрейя, превозмогая боль во всем теле, сползла со спины кобылы. Конечности покалывало, а мышцы горели, как никогда в жизни, и все, чего хотела принцесса, – это принять ванну и оказаться в теплой постели в своей спальне во дворце. Ларкин соскочил с лошади легко, не издав ни звука. Он привязал животное к дереву, потом уверенно подошел к хижине и рывком распахнул дверь.

Рассохшееся дерево, искореженное годами, протестовало его напору, треща и скрипя. С крыши дождем посыпались опавшие листья. Ларкин удостоверился, что хижина действительно пуста, прежде чем подал знак Фрейе войти. Без света лун девушка сначала не могла ничего рассмотреть, но спустя какое-то время ее глаза привыкли к темноте. Она могла различить два сломанных стула и пыль, которая покрывала все вокруг. Еще был камин, в котором, очевидно, уже много лет не горел огонь. Он был засыпан листьями и ветками, которые, очевидно, сыпались через полуразрушенный дымоход. В углах хижины лежали экскременты, оставленные мышами и крысами, а также две-три маленьких тушки.

– Как мило, – сказала Фрейя, сморщив нос. До сих пор девушка думала, что таверна в Лимелле была худшим местом их путешествия, но, видимо, она ошибалась. Не будь их кобыла так измучена, она бы настояла, несмотря на ужасную боль в ягодицах, продолжать поездку, пока путники не приехали бы в более подходящее место. Где и как она должна здесь отдыхать?

– Это всего на несколько часов, – сказал Ларкин и начал убирать пыль и грязь в одном из углов. Фрейя наблюдала за ним, искренне надеясь, что здесь нет насекомых, выползающих из стен. Когда Ларкин расчистил достаточно места на полу, Фрейя достала все, что нужно было для поискового заклинания. Принцесса нагрела травяной настой на волшебном пламени и порезала себе палец, начертив на старых записях Талона скрипетр. Затем она оставила влажный маятник кружить над картой, но ничего не произошло. Принцессу охватил ужас, когда она подумала, что Талон может быть уже мертв, но девушка решила прогнать эту мысль прочь. Она убрала все обратно в сумку. Беглецы решили спать по очереди, чтобы королевские гвардейцы не смогли застать их врасплох. Ларкин настоял на том, чтобы первой отдохнула Фрейя.

Принцесса расстелила на полу платок, скрывавший ее лицо. К счастью, она была так мала, что ей, свернувшись, удалось уместиться на ткани. Стремясь улечься поудобнее, девушка положила свою сумку себе под голову вместо подушки и скрестила руки на груди. Хотя об удобстве не могло быть и речи. Для Фрейи казалось нереальным находиться в этой хижине. Еще недавно принцесса проводила свои ночи в кровати с балдахином, которая состояла только из подушек и одеял. Теперь же девушка бежала от мужчин, которые в течение семнадцати лет были ее союзниками.

Воспоминания о гвардейцах, лесных грабителях и прежде всего ее мысли о Талоне еще некоторое время удерживали Фрейю от забытья. Но со временем ее веки стали тяжелеть. Убаюканная стрекотанием насекомых, кваканьем лягушек в пруду по соседству с хижиной и равномерным дыханием Ларкина девушка в конце концов уснула. Последние несколько дней выдались напряженными для принцессы, и отдых был ей необходим.

Фрейя не знала, когда заснула, но, открыв глаза в следующий раз, она была застигнута врасплох солнечным лучом, бросившим вызов густой листве и просочившемуся в хижину сквозь щель в крыше. Зевнув, девушка повернулась в сторону Ларкина, думая, что он тоже заснул и поэтому не разбудил ее. Но Хранитель стоял на коленях вдали от принцессы, устремив взгляд на север. При этом губы его беззвучно произносили слова, которые были Фрейе настолько знакомы, что ей казалось, что она все-таки слышит: «Мой Король, Правитель Тобрии, Мой Бог. Я Ваш раб, Ваш слуга и Ваш подмастерье. Моя жизнь в Ваших руках. Мое будущее в Ваших делах».

– Мой отец – не бог. – Ее слова прозвучали как крик в тишине леса, и немая молитва Ларкина резко оборвалась. Мужчина повернулся к девушке, взгляд его был нечитаем.

– Он освободил нас от фейри и эльв.

– Нас освободил Нехтан III, – ответила Фрейя.

Ее отец за всю свою жизнь видел фейри только один раз, да и то случайно, во время одного из посещений Стены. Вероятно, при этой встрече он чуть не вцепился от страха в свои дорогие брюки. Девушка не могла винить короля в этом. Большинство людей боялись фейри, в том числе и она сама, несмотря на свое увлечение их магией.

– А ваш отец не позволяет им проникать в нашу страну, – ответил Ларкин и встал с пола. Последние дни оставили видимые следы на одежде, которую Фрейя прибрела для Ларкина в Лимелле.

Принцесса покачала головой и выпрямилась:

– Это наши Хранители не пускают фейри в Тобрию. Если мы должны поклоняться кому-то, то тогда именно им.

Ларкин колебался, сжав губы. Почему он не понимал, что ее отец по сравнению с ним был никем? Да, у короля были его корона и власть, но Ларкин и другие стражники обладали способностями, о которых можно было только мечтать.

– Вы не понимаете. – Ларкин пробежал рукой по своим укороченным волосам. – Он ваш отец, а вы… Вы – богиня.

Фрейя подавила усмешку. Если Ларкин на самом деле считает ее чем-то божественным, он идиот. Она была кем угодно. Нарушительницей закона. Колдуньей. Воровкой. Принцессой. Но уж, конечно, она не была богиней. Самым божественным в ней была ее магия. Но чтобы сработало даже простейшее заклинание поиска, девушке пришлось практиковаться месяцами. Ее магия была слаба – очень слаба, в то время как магия Ларкина была жива и пульсировала в его жилах. Она текла по его телу, исцеляла его, делала его сильнее – возможно, бессмертным. Если это не являлось божественным проявлением, что тогда?

Однако Фрейя хранила эти мысли при себе. Хотя она и сомневалась в религии Ларкина, было бы глупо с ее стороны переубеждать Хранителя. В конце концов, благодаря своей вере мужчина помогал принцессе, а ей это было необходимо. Вдвоем они молча упаковали вещи и постарались уничтожить следы своего пребывания в хижине, прежде чем снова отправились в путь, на юг.





Фрейя не доверяла миру. Несколько дней минуло с тех пор, как беглецы ночевали в лесной хижине. Последний раз они видели гвардейцев в Лимелле. Но, несмотря на свое недоверие, девушка была рада, что они с Ларкиным быстро и без помех продвигались вперед. Долго ли так будет продолжаться? Путники ехали в тишине, потому что после своей вспышки в таверне Ларкин редко говорил с ней, и только при необходимости. Поначалу Фрейе это молчание было неприятно. Девушка отчаянно искала вопросы, которые она могла бы задать, и темы, на которые бы могла высказаться. Но каждый раз, когда принцесса открывала рот, Ларкин напрягался так, что его напряжение, казалось, можно было пощупать руками. Было ли мужчине неприятно говорить о том, есть ли в ком-то из них божественное начало, или он вообще не любил болтать, Фрейя не стала бы утверждать. Но девушке хотелось, чтобы Хранитель не чувствовал дискомфорта в ее присутствии, поэтому она тоже перестала говорить, и тишина стала их третьим верным спутником.

Никогда еще Фрейя не испытывала подобного умиротворяющего молчания. При дворе такого не было. Говорили всегда, а если не было тем для разговоров, сплетничали или вели бессмысленную дискуссию о погоде, как будто можно было повлиять на нее, если только достаточно подробно пожаловаться. Фрейя всегда была против таких бесед, но, находясь с Ларкином, она поняла, как глубоко укоренились в ней привычки дворянского общества.

В тишине принцесса и Хранитель ехали по лесу, то и дело опасаясь появления гвардейцев, которые, по-видимому, поставили перед собой задачу обвешать все деревья на обочине своими плакатами. Чтобы не быть узнанными, путники углубились в заросли.

Продвигаться в этих частях тернового леса было нелегко. Поваленные деревья лежали крест-накрест, кустарники то и дело вставали на пути, и время от времени беглецы натыкались на непроходимые болота, в которых так легко было застрять. Тем не менее Фрейя восхищалась этой дикой природой. Она никогда не видела более красивых лесов. Насыщенно-изумрудная зелень мха окаймляла стволы и покрывала земляной настил, полевые цветы прорастали среди упавших деревьев и протягивали свои соцветия навстречу солнечному свету. Яркая листва деревьев едва пропускала тусклый свет сквозь гущу ветвей, и сумрачный воздух в лесу давал Фрейе надежду, что магия существует даже в смертной Тобрии. Девушка могла бы вечно скакать по этим лесам, если бы не затекшие ноги, жгучая боль в ягодицах и отсутствие припасов.

Голод, усталость и боль привели наконец путников в Сирадрею – деревню, которой, как надеялась Фрейя, гвардейцы интересоваться не станут. Неторопливо рысили они на своем коне по пустым улицам в поисках пристанища. В домах еще горели лампы, слышался уютный семейный смех, голоса беседующих людей, а издалека доносилась игра лютни, сопровождаемая заунывным пением.

Осторожно! Здесь преграда! Близко подходить не смей!

За Стеной опасно очень, если ты боишься фейри.

Темный камень, прочный камень сложен, магией объят,

Пусть Стена из камня будет мир наш вечно охранять.





Путники последовали за звуками музыки, которые, как и надеялись Фрейя с Ларкином, привели их к таверне, дверь которой была широко открыта в эту прохладную ночь. Мужчины слегка навеселе разговаривали с женщинами, и их болтовня смешивалась с мелодией и ритмичным топотом по скрипучим деревянным половицам. Ларкин помог Фрейе спешиться, соскочил с лошади сам и крепко привязал животное.

Внутреннее освещение комнаты, куда они вошли, было достаточно скудным, но Фрейе понадобился только один взгляд, чтобы понять, что эта таверна не была такой же дырой, как та, в которой путники останавливались в Лимелле. Свежевымытый пол сиял, паутина не свисала с потолка, а запах пива и медовухи смешивался с восхитительным ароматом жареного мяса, от которого рот Фрейи тут же наполнился слюной. Некоторые гости заведения наблюдали за Ларкином и девушкой, не прерывая разговоров. Вероятно, чужаки редко проходили через эту деревню, которая насчитывала больше свиней, коз и кур, чем хижин.

Хозяин, молодой человек с огненно-рыжими волосами и бессчетными веснушками на лице, поздоровался с ней кивком:

– Приветствую. Что вам подать?


– Воды, – сказал Ларкин и сел на табурет у прилавка.

– И что-нибудь поесть, – добавила Фрейя. – Нам и нашей лошади.

– Будет сделано, – сказал хозяин и подозвал мальчика с черными волосами, сидевшего за столом с группой мужчин, которые по очереди вытаскивали карты из колоды.

Фрейя села рядом с Ларкином и выудила четыре медных толара из своей сумки. Хранитель в типичной для него манере скользнул взглядом по таверне, впитывая, казалось, каждую деталь, как будто он мысленно уже готовил план вероятного побега. Но ничто и никто вокруг не угрожало принцессе, и интерес, вызванный появлением чужаков, уже угас. Только несколько женщин продолжали удивленно-восторженно наблюдать за Ларкином.

Вернулся хозяин. Он принес две тарелки жареного мяса, немного картофельного пюре и пару кусков хлеба. Мужчина не забыл и про воду, которую поставил на стол в кувшине вместе с двумя кубками. Деньги Фрейи исчезли в кармане его фартука.

– Ты из семьи Фионы?

– Нет, – ответила она и сунула кусочек мяса в рот. Тот был слегка обуглен, со стойким привкусом дыма, как будто жаркое висело слишком низко над огнем.

– Откуда вы? – незамедлительно поинтересовался хозяин. Фрейя подняла глаза от своей тарелки. Хозяин наблюдал за ней трезвым взглядом, свидетельствовавшим о том, что мужчина не выпил ни капли собственноручно изготовленной медовухи. Были ли его вопросы обычным любопытством или он что-то подозревал?

– Эвадир, – ответил Ларкин, прежде чем девушка успела открыть рот. Акцент прозвучал в его голосе явственнее, чем прежде.

– Я бывал там когда-то в детстве. Красивый город, – сказал хозяин, рисуя тряпкой вялые круги на стойке.

– Это правда, – подтвердил Ларкин, не задумываясь, прежде чем склонился над своей тарелкой и снова принялся за еду. Хозяин наблюдал за ним еще несколько мгновений, но в конце концов потерял к мужчине интерес и посвятил себя другим гостям, в то время как музыкант, подыгрывая себе на лютне, спел первый куплет еще раз и перешел ко второму.

Нужно здесь остановиться, чтоб себя не показать

Злобной твари с черной силой и ушами ей под стать.

Утром бойся, ночью прячься, лучше стой, остановись,

Твари с острыми ушами ни за что не покажись.





– Эвадир? – с любопытством уточнила Фрейя, обращаясь к Ларкину. Она не хотела упускать возможность узнать больше о молчаливом Хранителе.

Ларкин кивнул.

– Ледяной город? – поспешила она удостовериться.

– Да, или вы знаете какой-то другой Эвадир?

Очевидно, у хозяина и Ларкина было очень своеобразное понимание слова «красивый». Фрейя знала Эвадир как самый северный город Земли Смертных. Отец брал ее туда с собой в прошлом году, чтобы принцесса лучше узнала свое будущее королевство. Однако Фрейя легко могла бы обойтись и без посещения Ледяного города, название которому было дано совершенно справедливо. Хотя Эвадир располагался всего в нескольких днях пути от Амаруна, это путешествие оказалось для Фрейи погружением в другой мир. Эвадир был покрыт снегом и льдом двенадцать месяцев в году. Кажется, тому виной были морские течения и северные ветры, сейчас Фрейя не смогла бы вспомнить более точного объяснения.

И все же одно девушка помнила совершенно точно. Холод. Безумный холод, который заставлял ее зубы стучать, а тело дрожать на ветру.

– Вы из Эвадира?

Ларкин снова кивнул, поднес к губам свой кубок с водой и молчал так долго, что Фрейя уже распрощалась с надеждой получить более подробный ответ. Девушка хотела вернуться к своей еде, когда Ларкин наконец продолжил. Его голос звучал тише и нежнее, чем когда-либо прежде. Даже свои молитвы он так не произносил.

– Моя мать была из Ледяного города.

Мать. Отец. Семья. Было так легко забыть, что и у Ларкина они были – да, были. В глазах Фрейи мужчина был прежде всего Хранителем, созданным магией. И только магия была единственным, что у него еще оставалось.

– Когда она… когда вы видели ее в последний раз?

– Двести три года назад, – ответил Ларкин, – в день, когда она умерла.

Фрейя почувствовала, как в ее горле образуется ком, мешающий ей говорить и дышать. Ей хотелось плакать. При этом ее слезы были не по женщине, которая умерла, а из-за сына, которого она оставила после себя. Ларкин воздействовал на девушку больше и сильнее, чем сама жизнь, подаренная магией, – дар, доступный лишь единицам. Но, глядя на мужчину сейчас, принцесса увидела в нем одиночество, которое было ей слишком знакомо. Это одиночество ощущалось не потому, что Хранитель долгое время находился наедине с собой. Нет, это было такое одиночество, которое таилось глубоко в сердце, когда душа знала, что рядом отсутствовала важная часть, не принадлежавшая собственному «Я». Часть, которая была другим, близким человеком.

Когда-то у Ларкина была семья, когда-то он был Хранителем. Но сначала беспощадное время украло у него родных, а потом король Андроис лишил его бессмертных собратьев. Что у него оставалось сейчас? Вера и еще, может быть, надежда, что когда-нибудь все станет лучше. Но сейчас Ларкин выглядел потерянным. Он задумчиво смотрел на кубок, который все еще держал, крепко обхватив. Однако мужчине не удавалось скрыть дрожь своих пальцев, и Фрейя вдруг поняла, что не желает ничего больше, кроме как помочь Хранителю. Она смирилась с собственным одиночеством и повернулась к Ларкину. Девушка нерешительно дотронулась рукой до его предплечья. Тепло кожи стражника совсем не соответствовало холоду в его взгляде. Ларкин медленно поднял глаза и смотрел на Фрейю, ничего не говоря. При этом мужчина, казалось, впитывал в себя каждую деталь ее лица – форму носа, изгиб губ, цвет глаз. Принцесса хотела отвернуться от Хранителя, но подавила в себе это желание, выдерживая взгляд темных глаз Ларкина, пока он обдумывал ответ на незаданный ею вопрос.

– Мне очень жаль, – наконец сказала Фрейя. Шепот их слов едва не потонул в громких звуках музыки и непрекращающейся болтовни.

– Я уже давно не говорил о ней.

Девушка знала, что Хранитель имел в виду не только свою мать, но и тех людей, которых он встречал на протяжении всей своей долгой жизни. Сердце принцессы обливалось кровью от боли за мужчину. Фрейя хотела бы забрать у него часть этого всепоглощающего одиночества, но она по собственному опыту знала, что это невозможно.

Ничто и никто не мог заполнить пустоту в ней, оставленную Талоном, но воспоминания о брате иногда делали пустоту более терпимой.

– Хотите рассказать мне о ней? Я с удовольствием вас выслушаю.

Ларкин сжал губы. Его взгляд соскользнул с лица принцессы к ее руке, которая все еще покоилась на его плече. Мужчина уставился на нее, и медленно, очень медленно напряжение его мышц растворилось под этим прикосновением.