Пророк

У Кента хранилось одно из этих колец, но это не считается. В том сезоне он был новичком и не выходил на поле в серии плей-офф — просто стоял у края поля с блокнотом и рисовал схемы розыгрышей, пока Пит Андервуд, стартовый квотербек, руководил осторожной, тщательно рассчитанной атакой, самой скучной атакой в мире, с двумя раннинбеками, когда от квотербека не требуется ничего, кроме завершения передачи. Смотреть на это было неинтересно, но Уолтера Уорда не интересовала зрелищность, его интересовала победа. У них была сильная защита с мощными защитниками, и они просто изматывали соперника. В финале чемпионата они выполнили пятнадцать выносов мяча. Пятнадцать. Защитники соперника стянулись в карман, игнорируя угрозу вертикальных маршрутов, уверенные, что если им это удастся, они выиграют, потому что Андервуд не сможет обыграть их. А тренер Уорд смотрел на то, как его команда отваживалась на пас, и продолжал выносить мяч. До самой зачетной зоны.

Пророк справа.

Пророк слева.

Пророк справа.

Пророк справа.

Пророк справа.

Ни следа эмоций на лице, ни намека на страх, и даже когда они проигрывали в четвертой четверти, Уорд продолжал своим бесстрастным, уверенным голосом руководить розыгрышами мяча, и все на стадионе точно знали, что произойдет, в том числе защита, и все держалось на Адаме, который был пророком, выдвинутым вперед блокирующим, контакт с которым неизбежен. Тренер Уорд просто стоял, скрестив руки на груди, и повторял снова и снова, безжалостный и уверенный: «Вы должны это остановить, и вы не сможете это сделать».

Как это нравилось болельщикам! Хотите поговорить о силовой игре? Посмотрите пятнадцать розыгрышей мяча против лучшей защиты штата, когда не было сделано ни одной передачи. Адам всегда оказывался перед игроком с мячом. Он сыграл все попытки в финальной игре, в защите и в нападении, и в Огайо жили бывшие лайнбекеры с шатающимися зубами, которые его хорошо помнят. В тех пятнадцати розыгрышах они использовали четырех разных раннинбеков, но только одного главного блокирующего. Это был ключевой момент игры — демонстрация, как они это называли. В нападении команда всегда разыгрывала комбинации с выносом мяча, и Адам всегда был впереди. Каждый раз. Обычно его сменяли, обычно тренер Уорд берег его силу для защиты и коротких дистанций, но только не в тот раз. Пятнадцать розыгрышей подряд.

Как бушевала толпа на трибунах… Ничего подобного Кент не слышал в школьном футболе. И вряд ли еще когда-нибудь услышит. Это был некрасивый футбол, грубый и грязный, но именно поэтому он каким-то образом трогал сердца людей на трибунах. Кент не сразу осознал причину, а когда осознал, то стал лучше понимать игру, понимать, почему она порождала неистовую гордость в таких городах, как Кливленд, Грин-Бэй и Питтсбург. В таких, как Массиллон. Как Чамберс.

В тот вечер трибуны неистовствовали — люди плакали, он это помнил, он никогда этого не забудет, люди действительно плакали — не просто потому, что Чамберс выиграл. В тот момент победа еще не была гарантирована, до конца матча оставалось три минуты, и мячом владела самая сильная команда штата, получившая шанс вырваться вперед. Нет, дело в другом: они начинали с того, что были прижаты к своей зачетной зоне, проигрывали по очкам и испытывали недостаток времени, а их действия говорили: «Мы проиграем с таким подходом, другого быть не может», — и проигрывали, проигрывали, проигрывали, пока вдруг не стали выигрывать.

И люди на трибунах плакали.

Кенту потребовалось много времени, чтобы это понять.

Сегодня Кент был в раздевалке один; когда он включил флуоресцентные лампы на потолке, помещение залил белый свет, и на дальней стене тренер увидел фотографию команды 1989 года, единственную фотографию команды, которую он разрешил здесь повесить. Дело не в победах или поражениях, каждый день напоминал он своим подопечным, но в раздевалке висела всего одна фотография команды.

Потому что они победили. Правильно, тренер? Почему же еще? А вы тоже есть на той фотографии, но это не ваша победа, а все фотографии, на которых она ваша, их нет на стене.

Он прошел через раздевалку в свой кабинет, включил компьютер и проектор и начал смотреть видеозаписи. До появления Адама прошло чуть больше часа.

Брат вошел в раздевалку без стука, и Кент видел, как он стоит там, оглядываясь по сторонам. Дверь в кабинет тренера была открыта, и белый свет от проектора освещал помещение и единственного человека в нем, но Адам даже не глянул в ту сторону, просто стоял спиной к кабинету и смотрел. Кент знал, что брат вспоминает старых призраков и пытается понять, как изменилась раздевалка с тех пор, когда призраки еще были живыми людьми.

Кент встал и вышел к нему. Адам с минуту разглядывал брата.

— Даже не пожмем друг другу руки, Франшиза?

Они обменялись рукопожатием. У Адама оно было крепче. Одна из причин, почему он любил здороваться за руку. Любил демонстрировать свое превосходство, любым способом, от грубого до утонченного. Кент был крупным мужчиной — рост 6 футов 2 дюйма, вес 190 фунтов, — и несколько часов в неделю он проводил в тренажерном зале, — но рядом с Адамом оставался младшим братом, причем не только по возрасту. Во времена учебы в Университете штата Огайо рост Адам составлял 6 футов 4 дюйма, окружность груди — 44 дюйма, окружность талии — 31 дюйм. Необычные пропорции. Он пробегал 40 ярдов за 4,7 секунды — не рекордная скорость, не сравнить с Колином Мирсом, но все равно чертовски быстро. Двадцать два года не прибавили ему скорости, но силы у него не убавилось, и это почему-то раздражало Кента. Может, брат все это время ходил в тренажерный зал, а он просто не знал этого? Хотя вряд ли. Тогда как ему это удается? Неужели человек может столько пить, вести такую жизнь и так выглядеть?

— Как поживаешь? — спросил Кент. Он уже чувствовал неловкость; рукопожатие лишило его уверенности, которая переполняла его, когда он пришел сюда на встречу с братом.

— Нормально. А ты?

— Устал.

— И еще больше устанешь, если все будет хорошо. Осталось несколько недель. Эта школа еще не знала ни одного сезона без поражений. Хочешь доставить им такое удовольствие?

— Мы попытаемся. Послушай, я позвал тебя сюда не затем, чтобы говорить о футболе.

— А зря. Я могу помочь твоим неисправимым оптимистам. Научить их спортивной злости.

— Послушай, Адам, нам нужно…

— Ты помнишь, когда звонил мне в последний раз? — спросил Адам. Его темно-синие глаза слегка блестели, и Кент чувствовал исходящий от него запах пива.

— Ты сегодня пил, да?

— Я пью каждый вечер. Так ты помнишь, когда в последний раз звонил мне?

Кент задумался.

— На твой день рождения.

— Это не считается. Исключи обязательные звонки по праздникам и постарайся вспомнить.

Обязательными они были только для Кента; Адам не поздравлял его. Но глаза брата стали серьезными, и по какой-то причине он решил не спорить и попытался вспомнить. Но не смог. Адам понял это по его лицу и печально улыбнулся.

— Не переживай, — сказал он. — Я сам не помню.

— Убита девушка, Адам, и мне звонит полиция.

— Мне тоже.

— Вероятно, ты им не отвечаешь. — Кент шагнул вперед, заставил себя посмотреть в глаза Адама и спросил: — Ты на самом деле сказал какой-то женщине, что работаешь на нашу сестру?

Стало очень тихо. В кабинете проигрывалась видеозапись, и лицо Адама, смотревшего в глаза Кенту, то освещалось бликами от экрана, то скрывалось в тени.


— Я сказал, что пришел туда от ее имени, — медленно и спокойно ответил Адам. — Именно так я и сказал, и именно это я имел в виду. Хочешь возразить?

— Да. — Кент не собирался отступать, по крайней мере не теперь, когда было произнесено имя Мэри. — Я возражаю. Не знаю, что ты задумал, но это похоже на ложь. Попробуй убедить меня в обратном. Ты не детектив, и никто тебя не нанимал что-то делать. А ты прикидываешься следователем и говоришь людям, что тебя послала Мэри? Первое вызывает жалость, а второе я воспринимаю как личное оскорбление.

— Как личное оскорбление. — Голос Адама оставался бесстрастным.

— Ты слышал.

Старший кивнул.

— Имеешь право. Потому что она была твоей сестрой.

— Она была нашей сестрой. Я не понимаю, как ты мог использовать ее имя в таких целях, даже подумать о том, чтобы впутать ее в любую ложь…

— Это не ложь.

— Что?

— Можешь и дальше называть это ложью, Кент. Ради бога, но это не меняет дела. Говоришь, я не детектив? У меня есть лицензия штата, в которой написано прямо противоположное. Говоришь, что я действую не от имени Мэри? Ты прекрасно понимаешь, что ошибаешься на этот счет. Все ты понимаешь.

Кент попятился, оперся ладонью о шкафчик и прислонился к нему. Выждал несколько секунд, пытаясь подавить поднимающийся изнутри гнев.

— Что ты делаешь, парень? Что, черт возьми, ты делаешь?

Адам сел на длинную скамью перед шкафчиками, уперся локтями в колени, опустил голову и тяжело вздохнул. Кент видел, как у него под футболкой напряглись мышцы спины. Грузовые мышцы, как называл их тренер Уорд. «Эти мышцы помогают вам двигать тяжести, парни. Именно это нам и нужно. Мне плевать, как вы выглядите в зеркале; я хочу, чтобы вы двигали тяжести».

— Как они описали тебе ситуацию? — спросил Адам.

— Какую ситуацию? С женщиной, которую ты расспрашивал? Или с Рейчел Бонд?

— С Рейчел.

— Мне известно, что она обратилась к тебе с просьбой найти адрес отца. Мне известно, что она солгала насчет своего возраста, и полиция, вероятно, не слишком строга к тебе в этом отношении — в отличие от тебя самого. — Он удивился, что произнес эти слова, поскольку до сих пор ни с кем не делился этой мыслью. — Я знаю, что ты дал ей адрес.

— И знаешь, что произошло, когда она туда пришла.

— Да.

Адам снова кивнул.

— Это все, что мне известно, — прибавил Кент, убедившись, что брат не намерен больше ничего говорить. — Сегодня мне сообщили о твоем контакте с некоей женщиной. Полиции это не нравится. Меня попросили сказать тебе об этом. Мне не понравилось то, что я услышал.

— Могу себе представить.

— Тогда скажи. Скажи, Адам, что ты делаешь?

Адам поднял голову.

— Я собираюсь его найти.

Кент пристально смотрел на него. Взгляд брата был ясным и холодным.

— Убийцу Рейчел, — сказал он. — Гидеона.

«Ну вот, приехали, — мелькнуло в голове у Кента. — Когда-нибудь это должно было случиться, он должен был свихнуться, и теперь это случилось». Но Адам прибавил:

— Так я предпочитаю его называть. Мне нужно было имя. Это подходит.

Теперь он внушал Кенту страх. Гнев сменился страхом.

— Не нужно так говорить.

— Имя мне помогает.

— Нет, не помогает. Это разные люди, Адам.

— Черта с два. Один похитил и убил девочку. И другой тоже. Они достаточно похожи, чтобы носить одно имя. Что общего у нас с тобой, кроме фамилии? Я могу называть их одним именем.

— Он мертв, Адам. Тот человек мертв.

— Гидеон, убивший Мэри, мертв. В отличие от того, кто убил Рейчел.

Кенту хотелось крикнуть, чтобы Адам заткнулся, чтобы перестал использовать имена, но он понимал, что этим ничего не добьется. Он больше не мог видеть этот пустой, пугающий взгляд и отвернулся к белому свету, который проникал в раздевалку из кабинета.