Путь самурая

Освободившись из тисков надзирающих за законом, я пошел в дежурную часть, чтобы узнать судьбу сводок о совершенных преступлениях по городу – честно сказать, я ни разу в них не смотрел. Участковому как-то и не по чину в них копаться. Это даже странно, если простой участковый будет совать нос в информационный поток. Поток, захлестывающий уголовный розыск, чтобы бесславно схлынуть, уходя в искусно изготовленные сливные коллекторы оперативной работы.

Преступлений много – оперов мало. Им тоже когда-то надо жить! Не все же время проводить на работе! И главное в работе опера – не раскрыть преступление, а умело отбиться от заявлений потерпевших. Сам был свидетелем, как это происходит. При мне зональный опер Димка Кочкин шаг за шагом подводил потерпевшего к мысли о том, что колеса, снятые с тачки, никто никогда не найдет, а если и найдут – по ним никак не скажешь, что это его, потерпевшего, колеса. И потому надо проститься с ними навсегда, забыть, как дурной сон, и жить дальше. Конечно, мы можем принять заявление об этом преступлении, и тогда начнутся вызовы потерпевшего с работы в самое неудобное для него время – тогда, когда это будет удобно оперу. Или дознавателю. И будут его таскать в РОВД долго, упорно, и в конце концов все равно ничего не найдут. Только затаскают, и все!

Само собой, заявление не было написано.

Нет, конечно, с убийствами это все никак не проходит. Убийство есть убийство. Хотя и велик соблазн представить его самоубийством. Написал, что этот человек выстрелил себе в лоб, – и нет тебе преступления, нет очередного «висяка». И такие случаи бывали, чего уж тут греха таить.

Сводки я нашел, пришлось для этого задействовать самого Хадриева, почему-то не особо удивившегося просьбе предоставить доступ к сводкам. Получил их в секретариате, у секретарши Машеньки – пухлой, вредной и заносчивой особы, ни в хрен не ставившей никого в райотделе, кроме высших его лиц – начальника и замов. Да и замов-то так… постольку-поскольку. Она называла их по имени-отчеству с несколько покровительственными нотками, осененная могуществом своего босса.

Не раз замечал – стоит какой-нибудь мелкой букашке занять место секретаря при биг-боссе, так сразу начинает казаться, что босс здесь не Большой Папа, а вот эта мелкая гнида, обращающаяся с окружающими так, будто все они ей обязаны по гроб жизни.

Впрочем, Машенька относилась ко мне вполне нормально, а после случившейся у меня трагедии жалела меня и даже не говорила мне гадостей. Поглядывала странно, вздыхала, и мне иногда казалось, что она строит мне глазки, эдак неосторожно поднося к моему носу декольте с вылезающими из него пышными полушариями. Но ей ничего не светило. Во-первых, кроме работы и водки меня тогда ничего не интересовало, а сейчас, когда во мне снова проснулся сексуальный аппетит, я понимал, что она совсем не в моем вкусе. Мне никогда не нравились пухлые, будто налитые в одежды бабы. Спортивные, маленькие, ладные, как Танька из детской комнаты, – вот на мой вкус самые привлекательные в мире женщины.

Но говорить это Машеньке не следовало, наоборот, следовало всячески поощрять в ней надежду и взращивать планы припасть к моему комиссарскому телу. Иначе процесс поиска нужных бумаг может затянуться совсем надолго. Например, чтобы получить сводки, мне, по правилам РОВД, надо было написать рапорт на имя начальника, и только он решит, стоит ли передавать в мои руки столь секретный для служебного пользования документ.

Вдруг враг прознает, какие у нас преступления совершает тот, кто иногда честно жить не хочет? Вдруг разнесет это по всему городу, подрывая моральный дух строителя капитализма?!

Нет уж, это информация только для посвященных, и эти посвященные решат, достоин ли ты совать нос в святая святых – сводки преступлений по городу!

Не знаю, как в других райотделах, но у нас – все именно так. И подозреваю, что другие райотделы ничем не отличаются от нашего. И не только подозреваю, знаю это наверняка.

Нужную мне информацию я нашел довольно быстро и тут же схватился за голову: двойное убийство! Были убиты родители одного из деятелей нефтяной промышленности – деятеля, как-то связанного с добычей и перекачкой.

Этого деятеля не было дома, он отправился в командировку и попросил родителей навестить квартиру, посмотреть, как там и что. А может, за женой хотел последить? Не развлекается ли с любовником, пока он в поте лица делает деньги на добыче ресурсов, принадлежащих народу страны!

Не важно, зачем он попросил, но только родители приехали к нему домой, открыли квартиру своим ключом, вошли и… видимо, напоролись на воров. Оба родителя вначале были оглушены ударами по голове, а потом их зарезали.

Кстати, так и не понял причин этой тупой жестокости. Зачем было убивать стариков? Ну, оглушили, и ладно! Свалили оттуда, забрали, что хотели, но убивать-то зачем?! Горло зачем резать?!

В квартире ничего не взяли, со слов безутешного нефтяника, кроме вот этих самых часов. Нет, все-таки взяли – деньги. Имею в виду, не взяли ничего из вещей, хотя там были и дорогие шубы, и аппаратура, и все, что приличествует нормальному олигарху. Почему не взяли? Вот это как раз понятно. Они денег хапнули, триста тысяч баксов (так указано в сводке), и совершили двойное убийство. Зачем им палиться на продаже вещей – за копейки! – если уже есть деньги?

Часы вроде как выпадают из общей картинки. Но это на первый взгляд. А если вдуматься, они лишь подчеркивают, оттеняют эту картину. Некто неопытный, молодой и глупый увидел интересные часы и сунул их в карман. Или сунул раньше, до убийства, а потом не выбросил, как ему приказал главарь шайки. Может, просто забыл. Часишки-то и правда совсем невидные. Не знающий решит, что дерьмовые часишки. Это я, продвинутый чел, читающий книжки и газеты, знаю, что такое «Картье». И вообще – швейцарские часы. А этот дурачок, «Катьки Милютиной сын», знает только водку, грязных потных девок и жизнь в трущобах. Какие ему, к черту, «Картье»?! Вот и засветил всю свою бригаду!

А ведь кто-то опытный стоит во главе. Такой опытный, что все уловки ухода от преследования знает не понаслышке. Только такие, как этот мелкий ишак, отдавший дорогие часы за литр самогона, не знают, что палятся воры больше всего на сбыте ворованного барахла.

Если ты участвовал в убийстве, не вздумай хоть что-то из вещей взять с места преступления! И уж точно не сдавай эту хрень в ломбард или кому-то из знакомых! Вся преступная среда пронизана информаторами ментов, ФСБ и всех спецслужб, которые только могут быть в природе! Сдадут – на раз! «Барабан» тут, «барабан» там – грохот идет такой, что удивительно, как это не раскрываются все преступления без исключения!

Видимо, это или кому-то надо, или просто менты заняты своими делами, наплевав на настоящую работу. В принципе, так все и есть. Эта палочная система заставляет заниматься всем, кроме своих непосредственных обязанностей по охране правопорядка. Тысячи бумаг затопили ментов выше голов и буквально задушили правоохранительную систему. По крайней мере, лично я давно пришел к такому выводу.

Кстати, очень умный человек, замполит РОВД, как-то сказал по поводу стукачей, что эта система никак не изменилась со времен полковника Зубатова, начальника Охранного отделения Российской империи. Методы все те же. Розыск, информаторы – все как тогда, как при «кровавом царском режиме». Ничего, в сущности, и не изменилось – кроме лозунгов, конечно.

Итак, я узнал, откуда взялись часы. Переписал адрес ограбленного олигарха к себе на листок, решив обдумать все это попозже, а пока что пойти в розыск и узнать у ребят-оперов, слышали ли они что-то об этом ограблении и нет ли по нему каких-либо результатов. Может, всех уже переловили, а я тут, понимаешь ли, сучу ногами!

В розыске я отловил только одного опера – Ваську Калдина, крепкого парня моих лет, работавшего там уже восьмой год. Круженый парень, скользкий как угорь. Как я. Но только пожестче, поциничней и позлей – профессия налагает свой отпечаток. Он как раз и был нашим зональным опером в последний год, вернее – одним из наших зональных оперов. Мы не раз сталкивались с ним на нашей «общей земле», выезжая на преступления, – и тогда, когда дежурили по РОВД, и тогда, когда преступление совершалось на зоне нашего опорного пункта.

Я с ним не дружил – опера вообще относятся к участковым с некоторым пренебрежением, мы ведь где-то внизу, на помойке, ползаем по ней, как тараканы. Составляем протоколы за разлившуюся мочу, а они, рыцари в белом, борются с распоясавшейся в стране преступностью. В отличие от нас, тупых бездельников, годных лишь для поквартирного обхода, и то – с переменным, чаще совсем печальным результатом.

В участковые ссылают провинившихся оперов, потому, вероятно, мы для них как символ – последняя станция перед уходом в народное хозяйство.

Только недавно «в участковых» отбывали трехмесячный срок два опера, которые, нажравшись в ресторане, пальнули в потолок, чтобы позвать заблудившегося, наверное где-то в Андах, официанта. Дождаться никак не могли мерзавца. Дело замяли, никого не уволили (по слухам, опера отстегнули кому надо кругленькие суммы), но их после все-таки засунули в участковые, дабы остальным операм неповадно все это было.

Но вообще-то Васька был парнем неплохим и относился ко мне вполне доброжелательно, хоть и немного свысока – как и ко всем нам, «Анискиным». Потому встретил меня с радостным удивлением, благодушный и зело веселый:

– О-о-о! Кого я вижу! Поджигатель! Террорист! Ну-ка, ну-ка, расскажи, как ты там чурбанов выкуриваешь, каленым железом выжигаешь?! Мне рассказали – я поржал! Молодец! Вот так и надо! Млять, офанарели совсем – суки! Никакого удержа! Мента уже в хрен не ставят! Я бы их, млядей, к стенке ставил! Гомики!

– Вась, да болтовня это все! – попробовал я утихомирить развеселившегося опера. – Ну чего ты всякую чушь на веру принимаешь?! Прокурорские сейчас кровь пили, теперь вот ты мне макушку клюешь! Охренели все, что ли?! Я никакого отношения к пожару не имею!

– Прально! – довольно кивнул Васька. – Никогда не сознавайся! Никому не верь! И мне не верь. Ментовка – клубок гадюк. Вот ты со мной говоришь, а может, я потом отчет напишу – «соседям»! Мол, провел с тобой беседу! Выяснил!

Я поморщился и сокрушенно покачал головой. Точно, ведь так и может быть. Каждый второй тут стучит, меня предупреждали. Язык надо держать за зубами покрепче!

– Так че пришел-то? С повинной? – Васька хохотнул. – Или хочешь, чтобы я рассказал тебе новый рецепт коктейля Молотова? Хо-хо-хо…

– Васьк, кончай уже, а?! – начал сердиться я. – По делу пришел! Ты помнишь ограбление с двойным убийством в центре? Ну… где двух стариков убили, глотки им перерезали? Ты не знаешь судьбу этого дела? Есть какие-нибудь контакты в ГОВД? Узнать можешь, как и что там? Может, поймали уже злодеев?

– И звонить не́ фиг! – уверенно заявил Васька, доставая из ящика стола початую бутылку водки в закрутке и два стакана. – Будешь? Нет? Ух ты! Слышал, что ты бросил, да. А у меня сил нет на это. Слаб! Набегаешься, насмотришься – так без бутылки не разберешься! Щас, я хлебну и тебе все расскажу.

Я подождал. Васька налил в стакан, выпил, достал откуда-то из кармана замусоленную конфетку, сунул в рот. Разжевал, громко рыгнул, обдав меня запахом водки. Я невольно поморщился, и Васька демонстративно разогнал рукой перегар:

– Неприятно, ага! Я когда курить бросил, просил, чтобы при мне не курили. Противно! А потом все равно закурил. Нервы! Закуришь, и вроде спокойнее становишься. Легче! Так о чем я? А! Об этом убийстве. Так оно не наше, оно центровых. Пусть у них башка болит. Нам довели – только на днях, что убийство так и не раскрыто, что надо обойти ломбарды с фото часов, что там взяли, ну и… все такое прочее. А нам будто дел нет, кроме как по их делам работать! И награду эту хрен получишь! Центровые все присвоят, точно. Вот так!

– Какую награду?! – насторожился я. – Что за награда?

– А я разве не сказал? – Васька удивленно похлопал глазами и потянулся за бутылкой. – Вчера перебрали с пацанами, никак отойти не могу. Трясет! Извини – еще хлебну. Вроде отпускает!


Вот так и начинается запой, по себе знаю. Но говорить об этом не стал. Какое мое дело? Я терпеть не мог, когда кто-то начинал читать мне мораль: не бухай, работай – и будешь счастлив! Не буду я счастлив! И не ваше дело – бухаю я или нет!

Васька снова выпил, вытер губы, закусывать уже не стал. Плохой признак. Точно на запой идет. Без закуски глохчет. Но пусть. Не мое дело, и все тут!

– Пятьдесят тысяч баксов награда, однако! – ухмыльнулся поплывший Васька, глаза которого влажно заблестели. – Мол, кто даст информацию, которая приведет к поимке убийц, тому выплатят пятьдесят тысяч. Вначале десять было. Потом двадцать. А теперь до пятидесяти дошел! И где такие деньги берут, а?! Сцука, тут пашешь, пашешь… и что получаешь?! Только на пузырь и хватает! Может, все-таки бухнешь со мной?! Черт с ним, со здоровым образом жизни! Ты что, собираешься жить вечно?! В натуре?! Эх, Андрюха, парень ты хороший, и даже отчаюга – чурбанов вон пожег! А не понимаешь – все сдохнем! Все равно сдохнем! Да! И будем в аду! Думаешь, ты в ад не попадешь?! Попадешь! Жариться будем на сковородах и подпрыгивать! Только яйца затрещат!

Ваську несло. Пьяный бред нужно слушать тогда, когда ты сам пьян. И даже тогда не слушать. А если ты трезв как стекло, планов громадье, времени не хватает, то сидеть перед пьяным опером и выслушивать его дебильные монологи – нет уж, увольте! Лучше тогда сразу в народное хозяйство!

Быстренько отделавшись от Васьки, требовавшего отправиться с ним бухать («Телки будут! А каких я телок знаю! Не пожалеешь! В натуре, чего ты кобенишься?! Зазнался, что ли?! Не уважаешь?!»), я ушел из РОВД, решив обдумать, как мне действовать дальше – не спеша обдумать, с расстановкой, не на ходу. Очень хотелось жрать, просто до воя! Но я не решался поесть на улице, помня свой давнишний эксперимент с чебуреком. Отучили тогда меня от уличных «фастфудов». Навсегда отучили.

Из РОВД отправился к больнице, благо что отсюда несколько остановок на троллейбусе. Почему к больнице? А так… захотелось!

Ларек был на месте, а вот продавщица – другая. Когда покупал бутерброд, не удержался, спросил:

– А где девчонка, что тут работала? Темненькая такая, симпатичная? Уволилась?

– Надька-то? Нет, не уволилась, – сорокалетная дебелая продавщица вдруг довольно разулыбалась. Оно и понятно. Если и любят бабы что-то, то не больше, чем устраивать жизнь своих подруг. Эти интриги, это сводничество в крови любой особи женского пола! Вот мне лично пофиг, с какой бабой будет жить Васька Калдин или Петька Ефремов! Ну какое мне дело, ублажает он какую-то девку или Дуньку Кулакову терзает?!

Женщины же – другое дело. Устроить встречу подруг и сослуживцев, а потом отбить мужика у единственной в мире подружки – нет в мире более радостного дела! Почему так, не знаю. Женский разум таков! Тайна!

– Хорошая девчонка, да! – радостно сообщила продавщица. – Свободная, между прочим! Разведенка! И без прицепа!

– Какого прицепа? – слегка оторопел я и тут же понял, поморщился. – Да я так, просто понравилась.

– Без детей, вот что значит – без прицепа! – пояснила продавщица, любуясь моим смущением. – Ей двадцать три года, год всего замужем побыла да развелась!

– И чего так? – Я оглянулся. За мной никто не стоял, так что никто не станет вопить, что торопится и нечего тут лясы точить. Почему бы не поговорить?

– Чего так мало-то?

– По любви выскочила, как обычно, – усмехнулась продавщица. – А он бухает, оказывается! А то не знала, когда выходила за него… хе-хе… Друзья повадились ходить, пьяные компании. Ей надоело это все, она и ушла. И правильно сделала! Вот ты… видно, что непьющий! Милиционер – значит, при деньгах! Хороший мужик, видный! Ей бы такого! А она вообще-то верная, не гулящая! И замуж девочкой вышла!

– Ты-то откуда знаешь?! – не выдержал я. – Что «девочкой»! Свечку держала, что ли? Все-то ты знаешь!

– Свечку не свечку, а знаю! – загадочно улыбнулась женщина и, снова хихикнув, пояснила: – Витек, ее бывший, хвастался. Мол… распечатал Надьку! Девка была! Вот так. Она с матерью живет. А тебя как звать? Я ей скажу, что ты заходил, спрашивал ее… Она завтра работает, мы два через два работаем. А хочешь, я тебе ее адрес дам? Так как звать-то?

– Андрей…

Я был так ошеломлен таким напором этой молодящейся женщины, попутно усиленно строящей мне глазки, что невольно пошел у нее на поводу, сообщив даже свое имя.

Вообще-то я сам не знал, зачем сюда пришел. Просто не выходила из головы эта продавщица, и все тут. И Танька Краюхина. И они у меня в голове вдруг слились в единое целое, некую Таньку-Надьку, объект довольно-таки вожделенный и волнующий. В свете изменений, происшедших с моим телом и здоровьем.

Смутило упоминание о том, что Надя не любит алкашей и даже развелась по этому поводу с мужем. А я ведь при ней пил водку, да еще и посреди дня, в форме! Стремно как-то получилось. Но разве я виноват, что она сама начала ко мне клеиться именно в тот момент, когда я принимал лекарство от похмелья?! Похмелялся, проще сказать. Но все равно неприятно. Стыдно!

Стыдно?! О, мне стало стыдно за мое поведение перед другими людьми?! Что со мной?! Я мертв! Меня нет! Для меня нет жизни! Есть только удовлетворение потребностей и Цель! Все остальное – ерунда!

Из ларька я ушел раздраженным, сердитым, будто мне в бутерброде попался курчавый волос или мышиная какашка. Или все вместе, и в каждом бутерброде. Холодная ярость – на себя, сексуального маньяка! Не о том надо думать, не о том! Ни к чему мне круглые задницы и гладкие коленки! Или наоборот? Круглые коленки и гладкие задницы? Хм… интересно, у Нади гладкая попка? А у Тани?

Тьфу! Это все Сазонов виноват с его адским питьем и уколами! Подстегнул организм, вот тело и бунтует! Это не я, это лекарства говорят! Мозг туманят! Кровь гонят, куда не надо!

Хм… кстати сказать, не так уж и туманят. Голова ясная, чистая и не болит! Не то что раньше! Мысли звонкие, четкие, все понимается на раз! Стоит только подумать – и результат готов! Хорошо. Это правда хорошо!

Снова достал часы, посмотрел, невольно усмехнулся – идут! Точно, идут! А что автоподзавод, ничего удивительного. Посмотрел, который час… хм… уже шесть часов!

Так. Дежурит сегодня Гаранкин, я отдежурил вчера, так что сейчас в свободном плавании. Сегодня какой день? Среда. Этот самый олигарх, скорее всего, работает до шести…

Тьфу! Вот я болван! Олигарх, да чтобы работал с девяти до шести?! Тут надо ставить вопрос иначе – он или дома, или не дома! Все!

Адрес я знаю. Ну так что, поехали? Посмотрим, что там за олигарх?

Понавылезали, гады, как дождевики после ливня! Всю страну прихватизировали! Я злюсь? Да, я злюсь. Почему? Потому, что мне ничего не досталось? Потому, что не родился в правильной семье? Да. Поэтому. И что в том такого? Вот так и рождаются революции. На зависти неимущих и на жадности и подлости нахапавших. История идет по спирали, давно уже было сказано. И во что выльется этот период безудержного разворовывания страны – никто не может сказать. Может, и ни во что. А может – в такую кровавую баню, что 1917 год покажется детскими играми. Жесткая рука нужна. Жесткая! Порядок навести! К ногтю прижать эту «демократическую» сволочь!

Чего это я так раскипятился? Жара, что ли? Ну да, жара, час пик, полный автобус – когда висишь где-то под мышкой у толстой дамы гренадерского роста, сам по себе в голове возникает текст прокламации, зовущей на баррикады. Бей богачей! Спасай Россию! Смешно… если бы не было грустно.

Дом олигарха находился не очень далеко от моего РОВД. На набережной. Не центр. Гораздо лучше центра. Скорее всего, у них есть и загородный дом, но предпочитают жить в квартире – из-за города ездить дольше, да еще и по пробкам. Они у нас, конечно, не такие, как в Москве, но вообще-то тоже есть.

А может, и нет дома за городом, просто не вкурили еще сладость загородной жизни. Оно ведь как всегда было у наших до– и постперестроечных бонз – самая лучшая квартира в центре, в самом-пресамом муравейнике. Там, где больше всего народа, столпотворение и строительство Вавилонской башни. Нормальное мировоззрение нуворишей, внезапно обретших власть и богатство. Они просто пока не представляют, что им делать с внезапно упавшими на голову огромными деньгами. Привыкли жить при Советах. А там побаловаться не давали.

Забавная пятиэтажка. Серая, кирпичная – как и все пятиэтажки в районе, городе и вообще по стране. Типовой проект! Типовой, да не очень. Весь верхний этаж занимают две квартиры. На несколько подъездов сразу. Не увидишь – не поверишь. Никто о том не знал (кроме посвященных), пока не начались постперестроечные времена, и наши олигархи перестали скрывать свое богатство от народа. В советское время стеснялись выпячиваться – нескромно ведь! Могли и по шапке дать.

Лицемерие, конечно, – все, кому надо знать, знали. Но все равно выпячиваться было нельзя. Соблюдай правила игры, и у тебя только одна дорога – вверх, на высшие уровни. Или в стороны, на том уровне, на котором ты оказался. Номенклатура – вот как раньше назывались олигархи. Именно они и оказались у главной кормушки, оттеснив от нее всех остальных. Или же просто уничтожив.

В общем, анфилада комнат, зимний сад, солярий, под домом гараж. Раньше это была квартира Первого Секретаря, теперь – просто главы какой-то газонефтеперекачивающей организации. Я не знаю и названия его должности-то. В сводке было написано: «Глава закрытого акционерного общества….» – вот и все. Глава!