Ранняя пташка

Шаман Боб усмехнулся.

– Вот где начинается самое интересное. Идея заключалась в том, чтобы дать человеку возможность делиться своим Пространством сна. Оно должно было стать местом встреч, местом общения, местом продуктивного творчества. Были планы основать первый Гиберверситет. Обучение любой специальности по желанию – пока человек спит, провалившись в бездну гибернации. Образование для широких масс. Ходили даже разговоры о том, – со смехом добавил он, по-видимому, веселясь от дерзости этой мысли, – чтобы имплантировать в спящий рассудок Аватары сна, чтобы установить связь с внешним миром. Новости и картинки во сне, быть может, даже развлечения в реальном времени – а также потенциальный канал рекламирования товаров и услуг спящим.

– Серьезно?

– Ага. – Шаман Боб усмехнулся. – Состояние сна собирались поставить на коммерческую основу за счет продажи площадей для рекламы и развлечений. Нет ничего святого? И что с того? У тебя такой вид, будто ты… в шоке.

– Пустяки, – заверил я, однако на самом деле это было не так.

Если то, о чем говорили Шаман Боб и Заза, правда, это объясняет, каким образом попала в мои сны миссис Несбит. Но меня не развлекали, мне не пытались продать термозащитные носки или двойное остекление; от меня требовали информацию. Мне пришла в голову другая мысль, еще более неприятная – про агента Хука и его методы проведения допросов во сне.

– Эта мысль насчет Пространства сна, – спросил я, – из нее что-нибудь вышло?

– По большому счету ничего. Двадцать два года и тридцать миллиардов евро спустя оставалась все та же огромная и абсолютно непокоренная проблема: ты узнал про Шарлотту Бронте [130] или же тебе только приснилось, что ты что-то узнал? Человек, с которым ты только что встретился в Пространстве сна. Он действительно сказал то, что, как тебе кажется, он сказал, или это лишь плод твоего воображения? У тебя любовная интрижка в Пространстве сна. Это прелюбодеяние? Разврат? А если согласие не было обоюдным, тогда что? Деловые соглашения: имеют ли они юридическую силу? Все дело в том, что не существовало простого способа определить, что из произошедшего в Пространстве сна реальное, а что лишь плод воображения. Десять процентов? Восемьдесят процентов? Ничего?

– Понимаю.

– Правильно, – сказал Шаман Боб, – потому что когда сливаются реальность и фантазия, никогда нельзя четко определить границы того и другого. Концепция Пространства сна была замечательной, однако вследствие причудливой природы спящего сознания, склонного к созданию отвлеченных образов, она изначально оказалась обречена на провал.

Он печально вздохнул, словно для него это явилось глубочайшим разочарованием в жизни. Мир постоянных снов, нескончаемое путешествие по фантастическим мирам собственного творения.

– Сон – единственная истинная свобода, – продолжал Шаман Боб, – место, где человек может быть самим собой, делать что угодно. Освобожденный рассудок.

– До тех пор пока речь идет об «Активном управлении», – заметил я, – или же человек становится просто пассажиром, верно?

– Виновен по всем статьям, – с грустной улыбкой подтвердил Шаман Боб. – Вот та Ночная Чаша Грааля, к которой мы стремимся: сновидение, неотличимое от реальной жизни. Сновидение, в котором можно раствориться, сновидение, в котором можно быть кем угодно, делать что угодно, по своему собственному желанию.

– А можно сделать так, чтобы тебе приснилось, будто ты принципиальный, целеустремленный член «Кампании за истинный сон»? – спросил я. – Глубоко законспирированный, выполняющий опасное задание вместе с девушкой твоей мечты?

– Конечно, – сказал Шаман Боб, – если это то, чего ты хочешь. Что до меня, то я хочу летать. Но не как пилот – как птица. Парить высоко в небе над притихшей страной, ища дух свободы. Или, быть может, играть на саксофоне, – продолжал он, – выступать с Холройдом Уилсоном, во время его последнего турне, перед тем, как Зима взяла его к себе. А может быть, я сделал бы так, чтобы мне приснилось, будто я стал известным, – добавил Боб, – или даже уважаемым. Или нормальным. Это было бы здорово.

Лицо Шамана Боба стало мечтательным, и у него начали смыкаться веки. Я не мог определить, то ли это благоговейное почтение, порожденное нашими разговорами о снах, то ли он просто задремал. С зимсонниками такое случается часто.

– Тебе никогда не снился синий «Бьюик»? – спросил я.

Шаман Боб резко встрепенулся, и через мгновение его костлявые пальцы схватили меня за куртку и притянули к нему.

– Вот почему в Двенадцатом секторе среди нас так много предателей [131], друг мой. Мы слышали, что этот сон кажется более реальным, чем сама реальность, таким живым, как будто ты действительно там, щуришься на солнце, чувствуешь запахи Лета, ощущаешь на зубах хрустящий песок. «Активное управление», Ночная Чаша Грааля, которую мы ищем. Где она? Где-то недалеко? В каком Дормиториуме?

Я ответил не сразу.

– У меня еще один, последний вопрос, – сказал я. – Может ли воспоминание о снах раскрываться в сознании в обратной последовательности, под воздействием более поздних впечатлений?

– Сам я в таких вещах не разбираюсь, – подумав, сказал Шаман Боб, – и не слышал о тех, кто в них разбирается. Но наркоз способен время от времени подбрасывать интересную косточку. Ты точно не хочешь присоединиться к нам?

– Точно.

Я прошел к двери и обернулся. За нашим разговором следили все до одного находящиеся в гостиной зимсонники. Сейчас они смотрели на меня своими широко раскрытыми, запавшими глазами, моргая словно совы.

– Уясните следующее, – громко произнес я, обращаясь ко всем присутствующим. – Нет никакого сна про синий «Бьюик», определенно нет «Активного управления», и, уж конечно, ничего нет в «Саре Сиддонс».

Зимсонники слабо улыбнулись и лениво закивали. Ллойд говорил, что за каждого зимсонника, приведенного в «Сиддонс», я получу по четыре банки консервированного риса с соусом «Амброзия». Каждый новый постоялец будет означать, что Бригитта станет на четыре часа ближе к Весеннему пробуждению и на четыре часа отдалится от каннибализма. Консервированный рис с соусом «Амброзия», и в лучшие времена вещь неплохая, сейчас казался как никогда привлекательным.





Уволенный и отправленный перекладывать бумаги




«…Служба Зимних консулов не насчитывает и четырехсот лет, и за это время она почти не изменилась. И привратники, и Консулы ведут свое происхождение от ночных сторожей, и этим термином нередко описывались оба ремесла. Средняя продолжительность жизни Зимнего консула невысока, однако перспективы продвижения по службе и щедрое жалованье обеспечивают то, что желающих поступить в Службу всегда более чем достаточно. И это очень кстати…»

Из «Семнадцати Зим», Зимний консул Ланс Джонс



Пока я был в «Уинкарнисе», небо затянуло тучами, и порывистый ветер гонял снег облаками белых хлопьев, которые беспорядочно кружились в воздухе, не оседая на землю. Видимость по-прежнему оставалась довольно приличной, хотя вряд ли можно было рассчитывать на то, что так продлится долго: Джонси уже протянула трос от своего Снегохода к большому бронзовому кольцу у входа в Консульство, чтобы можно было найти то или другое, если дела станут совсем плохи.

Когда я вошел в здание, меня встретило ощущение неспешной лени, словно все готовились к уютным выходным в четырех стенах. Трикл неторопливо печатал на большой машинке, Джонси развалилась за столом, читая доклад. Фоддер стоял у кофеварки, уставившись вдаль, погруженный в свои мысли. Вероятно, думая о младенцах. Или о каком-то военном поражении, к которому был причастен. Или о неразделенной любви. Или о вкусном пироге с бобами и жареной картошкой. На самом деле я понятия не имел, о чем он думает. Определить это по его виду было невозможно.

Я услышал, как Токката ругается на кого-то по телефону из уюта своего кабинета, но теперь, когда я уже привык к причудам Двенадцатого сектора, в проблеме Авроры-Токкаты больше не было ничего необычного, и я понимал, почему никто из сотрудников Консульства не видит тут ничего странного.


– Начальник сказала, что хочет тебя видеть, – оторвалась от документа Джонси.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Она видела, как ты зашел, так что бежать уже слишком поздно. Удачи тебе.

Я медленно приблизился к двери в кабинет Токкаты, оправил куртку и вежливо постучал. Токката пригласила меня войти, и я толкнул дверь.

Она стояла за столом, опираясь на спинку кресла.

– Закрой дверь, – приказала Токката, и я повиновался.

– Сядь.

Я сел.

– Вчера ты вел себя хорошо, – сказала она. – Убийство Неда Фарнесуорта было глупым и безрассудным шагом, но, к счастью, благодаря недюжинным дипломатическим способностям Фоддера соглашение остается в силе.

– Я его не убивал.

Токката кивнула, рассуждая сама с собой, затем подняла золотой подарочный сертификат со множеством нулей.

– В таком случае ты не хочешь получить вознаграждение в десять тысяч евро?

Я испытал противоречивое чувство. Этих денег хватит на то, чтобы Бригитта дожила до Весеннего пробуждения, но почему-то мне показалось, что это будет неправильно. Внезапно меня осенила мысль.

– А можно отдать эти деньги Фоддеру? Кажется, он хочет на пару лет отправиться в отпуск, а с наличными у него туго.

Токката молча уставилась на меня.

– Значит, успех сделки определили не Долги и «Несквик»?

– Нет, мэм.

Она протянула мне сертификат.

– Подпиши на обратной стороне.

Я сделал так, как она сказала, и почувствовал, что хотя бы частично выполнил свои обязательства перед Фоддером.

– А теперь, – сказала Токката, – полагаю, ты недоумеваешь, почему я так любезна с тобой?

Если честно, на самом деле я ничего не заметил.

– Это потому, что ты больше у нас не работаешь. Жутко оскорбляю я только своих.

Я подумал было, что, наверное, Аврора приняла меня к себе на работу без моего согласия, однако это оказалось не так.

– Вот, – продолжала Токката, протягивая мне факс. – Похоже, исполняющий обязанности начальника твоего сектора просит, чтобы я вернула тебя в Кардифф. Там также не хватает людей. Отпуск за свой счет может начаться немедленно; ты сможешь пересидеть буран в тиши «Сиддонс», а как только погода наладится, Джонси отвезет тебя в Херефорд, откуда ты доберешься до дома на Рельсоплане.

Я прочитал факс. Он был от Вице-консула Прейса; в нем упоминалось о том, что Логан погиб от руки Авроры, защищая Послушника Уортинга, так что, по крайней мере, меня не считали виновным в случившемся.

– Прощай, Уортинг. Мне хотелось бы сказать, что я была рада знакомству с тобой, – однако это не так.

Я замешкался. Конечно, здесь гораздо опаснее, чем в Кардиффе: сумасбродные Старшие консулы, кровожадные агенты «Гибер-теха», Зимний люд и сильные морозы. Но мне хотелось быть именно здесь. К тому же здесь Бригитта. Ну да, возможно, она всего в трех булочках с повидлом от людоедства, однако я по-прежнему в ответе за нее.

– Мэм, я бы хотел остаться.

У Токкаты дернулась бровь.

– Ты не хочешь находиться в Двенадцатом секторе, я не хочу, чтобы ты находился в Двенадцатом секторе. Ты обуза, непредсказуемый игрок, и неприятности преследуют тебя, словно спаниель, потерявший хозяина. И ты спарился с Авророй, а для всех, с кем происходило подобное, это оканчивалось плачевно.

– Нет, честное слово, мне здесь хорошо. Впервые с тех пор, как я покинул Приют, я чувствую себя дома. Впервые в жизни.

– У меня прямо сердце разрывается. Хорошо, скажу тебе открытым текстом: ты уволен. До сих пор тебе везло, но везение рано или поздно закончится, и когда это случится, ты заберешь с собой хороших ребят. – Опустившись в кресло, Токката уставилась на меня своим здоровым глазом, а второй тем временем вращался в глазнице. – Все кончено. Хватит. Ступай.

Я подошел к двери. Пьянящее возбуждение чувством товарищества, такое сильное утром, безнадежно разлетелось вдребезги.

Но тут меня осенила одна мысль, и я обернулся.

– Ты еще здесь, – сказала Токката, не смотря на меня.

– Полагаю, вам следует это знать, – сказал я. – Сегодня утром мне предложили работу в «Гибер-техе».