Расплата
Часть 39 из 48 Информация о книге
– Давно учитесь в университете Миссисипи? – поинтересовалась Мэри-Энн. – Перешел на второй курс. – А я вас там не замечала. – Там – это где? – На территории кампуса. Осенью пойду на второй курс. В этой части университета училось четыре тысячи студентов, из них лишь пятнадцать процентов девушек. Как Джоэл мог ее пропустить? – Мир тесен, – улыбнулся он. – Студенты-юристы сбиваются в одно место. – Он радовался удаче: компания красивой девушки ему обеспечена на десять часов. Но это не все: через пару месяцев они будут жить в одном кампусе. – Что привело вас в Вашингтон? – Помог сестре устроиться. Она приехала поработать на лето. А вас? – Навещала своего жениха. Он трудится в сенатском комитете. Какой удар – идиллии конец! Джоэл надеялся, что не нахмурился и не сморщился так, будто готов расплакаться. А сохранил прежнее выражение лица, в чем, правда, сомневался. – Здорово, – сумел выговорить он. – Когда знаменательный день? – Мы еще не думали. После того, как я окончу университет. Спешить некуда. Совместное будущее исключалось, и они стали обсуждать планы на лето, учебу в университете и чем хотят заняться после получения диплома. Какой бы красивой ни была его соседка, Джоэл потерял к ней интерес и вскоре уснул. Глава 43 Прошло три месяца, от Рамболда по делу не было вестей, и Берч Дэнлоп решил кое-что предпринять. Его действия никак не могли повлиять на ситуацию, но имели целью хотя бы побеспокоить председателя суда. В начале сентября он отправил прошение в Верховный суд штата, чтобы тот обязал Рамболда в течение тридцати дней издать постановление по делу. Ни в одном своде правил подобная петиция не только не разрешалась, но даже не упоминалась, и Дэнлоп прекрасно это знал. Однако он в ней отметил, что Рамболд проявляет пристрастие, и настаивал на том, чтобы судья взял самоотвод. Адвокат привел факты, отметил, что заседание длилось всего несколько часов, дело ясное и простое. И подытожил документ словами: «Список дел в двадцать втором округе невелик. Даже беглый просмотр подтверждает факт, что загрузка у председателя суда небольшая. Непостижимо, почему такой мудрый, уважаемый и опытный юрист, как Эббот Рамболд, не издал постановление в течение нескольких дней. Проволочка в три месяца – это неуважение к судящимся сторонам. Затянувшееся правосудие равносильно его отсутствию». Джон Уилбэнкс порадовался дерзости оппонента и решил, что его план прекрасно работает. Верховный суд обойдется без комментариев, но будет предупрежден, что в данном деле что-то есть, вероятно, какие-нибудь местные нюансы. Уилбэнкс написал ответ на одной странице, в котором указал, что процессуальные нормы не допускают подобных петиций и не разрешают адвокатам устанавливать собственные правила. Верховный суд не удостоил петицию ответом. Через месяц, ничего не дождавшись от Рамболда, Дэнлоп повторил попытку. В ответе Уилбэнкса содержалось замечание, что легкомысленные петиции оппонента ведут к неоправданным расходам сторон на оплату адвокатов. Дэнлоп огрызнулся. Уилбэнкс опять дал отпор. Их возня не привлекла внимания Верховного суда. Рамболд продолжал пребывать в дреме. Последнее занятие Джоэла в среду заканчивалось в час, и он взял в привычку ездить домой на ленч. Каждый раз Мариэтта готовила что-нибудь вкусное, и они с тетей Флорри ели на задней веранде под крики птиц. Кроме птичника, Флорри владела хлопковыми полями, где, как только похолодает, начнется уборка урожая. Они вели одни и те же разговоры: о Стелле, о Лизе, об университете, но никогда не касались судебных исков. Перспектива потери земли ими не обсуждалась. После продолжительного ленча Джоэл остановился около дома Ниневы и Эймоса выяснить, как у них дела, и убедился, что ничто не изменилось – все по-прежнему. Он, как правило, встречался с Бафордом, чтобы поговорить об урожае. Часто в городе, когда Джоэл парковался на площади и шел на несколько часов в контору Уилбэнксов, Джон и Рассел поручали ему в свободное от занятий в университете время изучать дела и составлять их краткое изложение. Ближе к вечеру они выпивали виски на веранде. Потом он складывал папки и возвращался в Оксфорд. После пары попыток Джоэл понял, что не может ночевать в своем доме. Слишком в нем было тихо, одиноко и тоскливо. Слишком много семейных фотографий в лучшие времена, служивших напоминанием того, что происходит сейчас. В кабинете на стене рядом со столом большой снимок отца в день выпуска из Уэст-Пойнта. Джоэлу он всегда нравился. А теперь так надрывал душу, что он не мог на него смотреть. Они говорили со Стеллой, не сложить ли в коробки и не убрать ли в кладовую все снимки, книги и медали, но не собрались с духом. К тому же Лиза могла вернуться домой, и эти вещи будут для нее дорогими воспоминаниями. Их милый дом оставался мрачным и безлюдным. Только Нинева заходила вытереть пыль и что-нибудь сделать по минимуму. Каждый раз, попав на ферму, Джоэл стремился побыстрее уехать. Жизнь в родном доме не могла быть прежней. Отец умер, будущее матери неопределенно. Стелла стремится к яркой жизни на севере, подальше от округа Форд. Братья Уилбэнксы намекали, что после окончания университета Джоэл может рассчитывать на работу в их конторе, но это было невозможно. В Клэнтоне он навсегда останется сыном человека, которого казнили на электрическом стуле в зале суда. Неужели они серьезно считают, что Джоэл сумеет заниматься юриспруденцией в зале, где убили его отца? Работать в городе, где половина жителей называют его отца убийцей, а другая половина уверена, что его мать крутила со священником роман? Клэнтон был самым последним местом, где он согласился бы жить. Зато Билокси казался многообещающим городком. Джоэл не бегал за Мэри-Энн Малуф, но знал, где она живет в общежитии и расписание ее занятий. Вооруженный этой информацией, он устроил пару «нечаянных» встреч в кампусе. Мэри-Энн как будто обрадовалась. А однажды, наблюдая за ней издалека, Джоэл разволновался, видя, сколько парней пытается ухаживать за ней. Когда 1 октября в город на матч приехала футбольная команда Кентукки, он пригласил Мэри-Энн на свидание. Она отказала, напомнив, что у нее есть жених. Он тоже приезжал в университет, и у него были тут друзья. Нельзя, чтобы ее заметили с кем-то другим. Мэри-Энн не сказала, что ни с кем не хочет встречаться. Сказала только, что нельзя, чтобы ее с кем-нибудь увидели. Джоэл понял важную разницу. И ответил, что, по крайней мере, по его мнению, несправедливо, что такая привлекательная девушка ограничивает свою социальную жизнь в то время, как ее суженый вовсю развлекается в столице. Спросил, почему она не носит подаренного в честь помолвки кольца. Оказалось, у нее такого нет. Джоэл настаивал на встрече, и Мэри-Энн в конце концов согласилась на ужин. Не на свидание – просто вместе поесть. Они встретились уже затемно у лицея, поехали на городскую площадь, оставили машину у универмага «Нейлсон» и прошли квартал вдоль Южного Ламара к «Мэншону» – единственному открытому в этот час ресторану. Как только они переступили порог, Джоэл сразу увидел Уильяма Фолкнера. Писатель сидел один за своим обычным столиком, ужинал и читал журнал. Он только что опубликовал свой четырнадцатый роман «Осквернитель праха». Критик из мемфисского журнала написал неоднозначную рецензию, но важнее была информация из другой статьи: автор продал права «Метро-Голдуин-Майер» на производство фильма. Джоэл купил книгу в маленьком магазине в Джексоне, когда навещал мать. В Оксфорде в то время книжных лавок не было. Горожан не интересовало, что писал и публиковал самый знаменитый сын города. В бумажном пакете Джоэла лежали две книги: новая нечитанная в твердой обложке «Осквернитель праха» и затрепанный отцовский экземпляр романа «Когда я умирала». Ресторан в этот час был пуст, и Джоэл с Мэри-Энн сели так близко к Фолкнеру, как только позволяли правила приличия. Джоэл надеялся, что писатель заметит необычную девушку и захочет пофлиртовать, что за ним водилось, но Фолкнер был слишком увлечен чтением и ничего не замечал вокруг. Они заказали холодный чай и блюдо с овощами и, тихо беседуя, ждали удобного момента. Джоэл не на шутку разволновался: перед ним сидела очаровательная девушка, а неподалеку – кумир, с кем он мечтал заговорить. Фолкнер наполовину покончил с жареным цыпленком, сделал глоток персикового коблера и достал трубку. Оглянулся и наконец заметил Мэри-Энн. Джоэл удивился его неспешной реакции и явному интересу. Поигрывая трубкой, писатель осмотрел девушку с ног до головы. Джоэл вскочил, подошел и, извинившись за беспокойство, попросил Фолкнера подписать книгу «Когда я умирала», которую тоже очень любил, и свою собственную – «Осквернитель праха». – Разумеется, – вежливо ответил Фолкнер и достал из кармана пиджака ручку. – Меня зовут Джоэл Бэннинг, я студент юридического факультета. – Рад познакомиться. А твою подругу? – Фолкнер улыбнулся девушке. – Мэри-Энн Малуф, она тоже студентка. – С каждым годом выглядят все моложе и моложе. – Фолкнер открыл первую книгу, написал свою фамилию маленькими печатными буквами и закрыл. Проделал то же самое со второй. – Спасибо, мистер Фолкнер, – поблагодарил Джоэл. Больше он ничего не сумел придумать. Стало ясно, что разговор исчерпан, и Джоэл вернулся на свое место. Ему не удалось обменяться рукопожатием с известным человеком, и он не сомневался, что Фолкнер сразу же забыл его имя. Тем не менее он будет всю жизнь рассказывать об этой встрече. В ноябре Берч Дэнлоп подал третью петицию, а в декабре – четвертую. Проволокитившись с делом полгода, председатель суда Рамболд решил, что пора озаботиться решением. На двух страницах он написал, что дарение земли Питом Бэннингом детям проведено должным образом и не может считаться мошенничеством. Он отказывает Джеки Белл в ее правопритязании на участок. Ожидая подобного оборота, Берч Дэнлоп сразу подготовил петицию и отправил в Джексон, где Верховный суд был уже прекрасно знаком с фактами дела. На рождественских каникулах Джоэл жил у Флорри, а в конторе Уилбэнксов трудился над ответом на петиции Дэнлопа. Юридическая подоплека вопроса изматывала и тревожила. С одной стороны, родители вправе дарить имущество детям. Но с другой, закон не одобрял тех, кто, передавая недвижимость, прятал ее от справедливых требований жертв. Не вызывало сомнений, что Пит решил избавиться от земли, прежде чем убить Декстера Белла. Работая над текстом, Джоэл порой ощущал, что в кабинете вместе с ним присутствуют поколения Бэннингов. Те, кто расчистил землю, пахал на быках и мулах, терял всходы, когда их смывало водой и губили паразиты, докупал акры, если позволяли средства, занимал деньги в скудные годы и выплачивал долги в тучные. Предки рождались на земле и уходили в нее. И теперь, после сотни лет, земля принадлежала ему, и ее судьба зависела от его юридических способностей. Предки лежали на кладбище под старым платаном, и их могилы обозначали ровные ряды надгробных камней. Следили ли их призраки за Джоэлом и молились ли за его победу? Эти вопросы давили тяжелым грузом. Семья и без того унижена, потеря земли будет означать ее полный крах. Угнетало также сознание, что много лет они со Стеллой рассчитывали только на доход от этой земли. Пусть они получат специальности и добьются успеха, но они выросли с верой, что семейная ферма всегда обеспечит им некий уровень поддержки. Взращенные на земле, они знали, что годы бывают урожайные и неурожайные, а рынок может лихорадить, и ничего не гарантировано. Однако земля принадлежала только им, ее ничто не обременяло, и это позволяло пережить неурожайные годы. Трудно представить, что семья может ее потерять. Еще Джоэла тревожила мать. Она часто повторяла, что хочет вернуться домой и жить на ферме. Утверждала, что скучает по Ниневе, в чем Джоэл сильно сомневался. Мать скучала по ритуалам – своей работе в огороде, лошадям и друзьям. Если все это исчезнет, последствия будут катастрофическими. Каждый раз, когда Джоэл приезжал в лечебницу, доктор Хилсебек интересовался, как идут юридические дела, в которых совсем не разбирался. В общем, Джоэл углублялся в тему и писал. Джон Уилбэнкс изучал его черновики, правил, часто комментировал. Он отправил документ 18 января, и с этого момента не оставалось ничего иного, как набраться терпения и ждать. Верховный суд мог рассмотреть дело через три месяца или через год. В тот день Джоэл сложил бумаги, очистил стол и убрал маленький кабинет, в котором провел столько часов. Он уже попрощался с Флорри и планировал вечером выехать в Оксфорд к началу своего четвертого семестра на юридическом отделении. А пока присоединился на веранде к Джону Уилбэнксу, чтобы выпить виски. Погода выдалась не по сезону теплой, больше похожей на весеннюю. Джон закурил сигару, предложил Джоэлу, но тот отказался. Они сделали еще по глотку виски «Джек Дэниелс». – Жаль, что ты уезжаешь, – вздохнул адвокат. – Мне тоже жаль, – покривил душой Джоэл. – Приезжай летом на стажировку. – Спасибо, я очень ценю ваше отношение. – Он не собирался возвращаться в Клэнтон ни летом, ни через год, ни через два, но считал, что Уилбэнксу пока рано говорить об этом. – Не исключено, что лето придется провести в университете, чтобы в следующем декабре завершить курс. – К чему такая спешка? Наслаждайся учебой, сынок. – Устал. Хочу начать карьеру. – В таком случае, надеюсь, ты оценишь наше предложение о сотрудничестве. К чему ходить вокруг да около? Отец никогда не играл словами, и его ценили за прямоту. Джоэл сделал большой глоток виски и решился: – Мистер Уилбэнкс, я не уверен, что сумею заниматься юриспруденцией в этом городе. Когда я смотрю на здание суда – а его здесь видно со всех сторон, – то вспоминаю последние мгновения жизни отца. Вспоминаю, как он смело шел по улицам, среди толпы людей, ветеранов, приехавших отдать ему долг чести и поддержать, и как он поднимался по лестнице навстречу смерти. Его долгий путь в могилу. В зале суда я вижу только одно: как отца пристегивают к электрическому стулу. – Я тебя понимаю, Джоэл, – проговорил адвокат. – Уверен, этот образ никогда не сотрется из моей памяти. Как я буду представлять клиентов в этом зале? – Понимаю. Глава 44