Реквием по мечте

Привлеченные грохотом, заявились Гудрон, Янис с Трофимом и остальные. Мокрые, с ног до головы заляпанные грязью. Глядя на них, я подумал, что хотя бы с климатом нам повезло – тропики. Убедившись, что все в порядке, они снова исчезли в наступающей темноте в густых зарослях.

Я немало обрадовался, когда Демьян наконец объявил:

– Все, лучше уже не сделать! – Он попробовал раскачать каждую распорку и убедился, что та не поддается. – Остается лишь выкачать воду. И еще надеяться, что нам удалось устранить течь. Иначе это мартышкин труд.

Выкачать – это было громко сказано. На «Контусе» не имелось даже ручной помпы, не говоря о всех других. Пришлось задействовать ведра. Брезентовые, их нашлось три штуки, что уже было удачей.

– Лера, Даша, – позвал я, – вот теперь нам без вашей помощи точно не обойтись.

Выстроившись в цепочку, где крайним был сам Грек в дверях рубки, мы занялись этим надоедливым и на мой взгляд бесперспективным делом. Почему-то совсем не верилось, что нам удалось заделать дыру. Механически зачерпывая и передавая ведро Малышу, я старался не смотреть на уровень воды, который, казалось, застыл на месте.

И когда в каждом из нас прочно поселилась уверенность, что мы пытаемся вычерпать море, уровень медленно начал опускаться.

– Может, иллюминатор откроем? – зная, как ревностно Демьян относится к «Контусу», без всякой надежды предложил Малыш, который, несмотря на то что его время от времени покачивало, упрямо отказывался прилечь. – Куда легче дело пойдет! Соорудим лоток, и тогда не придется подавать ведра наверх.

К тому времени все промокли до нитки. Нет-нет, но ведро за что-нибудь цеплялось, после чего обязательно опрастывало свое содержимое. Первое время провинившиеся пытались извиняться. Затем периодический душ стал настолько привычен, что на него перестали обращать внимание. Иллюминаторы в кубриках действительно имелись, по паре на каждом борту. Но глухие.

– Черпай давай! Не так много осталось! – ответил ему Демьян. – Поверь на слово, там только стекло разбивать. А самое главное – разобьешь его, вода снаружи поднимется, и сразу сюда польется. Здесь и без того ее мало?

И мы черпали.

– Уровень поднимается, – объявил Грек.

Поначалу мне даже понять не удалось: как он, находясь наверху, смог разглядеть что-то внизу? Ведь тут уже настолько темно, что перед тем как передать ведро, приходится свободной рукой нащупывать руку соседа. И еще успело прийти горчайшее разочарование от бессмысленной работы. И только затем до меня дошло: он не имеет в виду уровень воды в кубрике, поднимается сам уровень моря.

– Сейчас будет окончательная проверка того, что мы сделали, – пробормотал Демьян. И уже куда громче: – Грек, быстро поднимается?

– На глазах, – не замедлил с ответом тот.

– Расслабились все, – сказал Демьян. – Тут либо вдребезги, либо пополам. Если наша конструкция выдержит, «Контус» поднимется вместе с водой. Ну а если нет…

Он замолк, но и без слов было понятно. Катер останется на месте, и вода начнет заливать его сверху, пока от «Контуса» не останется одна рубка. Или камбузная труба, которая пусть ненамного, но выше. И тогда нам всем придется катер покинуть. Благо Гудрон при своем визите обрадовал, что нашел невдалеке подходящее местечко, которое не затопит точно. Мы все туда переберемся и окажемся настоящими потерпевшими кораблекрушение моряками. Затем придется ждать отлива, и уже только тогда попытаемся что-то предпринять.

– Ну давай же родненький, освобождайся! – нисколько не стесняясь нас, шептал Демьян.

А еще он, судя по звуку, гладил ладонью «Контус» по переборке, слишком уж похожим был звук.

– Как у вас там? – поинтересовался сверху Грек. – Наверх не пора?

Девушек, а заодно и Малыша, на всякий случай в рубку я уже отправил. Леру и Дашу по понятной причине. Ну а здоровенный Малыш, если вода в кубрике начнет стремительно прибывать, может застрять на трапе. Конечно же не насовсем, но в этом случае любая заминка может стоить жизни.

«Контус» скрипнул всем корпусом, как мне показалось, зловеще так скрипнул. И мы с Демьяном затаили дыхание.

– Игорь, Демьян, давайте сюда! – снова послышался голос Грека, и это был приказ. – Вода почти по верхнюю палубу, – добавил он.

Что означало единственное: «Контус» застрял крепко. Нет, еще и то, что море вскоре хлынет на нас сверху.

– Вперед, Демьян! – Я подтолкнул его в спину по направлению к трапу, местонахождение которого оставалось только угадывать. Будет здесь торчать до последнего – как бы спасать его не пришлось.

Наш корабль скрипнул еще раз, когда я и сам уже поднимался. Так душераздирающе, что поневоле пришлось вздрогнуть. Буквально следом он рывком пошел вверх. Не ухватись рукой за поручень, точно бы на ногах не удержался.

Когда я оказался в рубке, на палубе уже был слышен рев Демьяна.

– Заводите канат под корпус! Быстрее, растак вашу душу!

После чего посыпались такие ругательства, что сразу стало понятно: боцманы и в наше время былое искусство не растеряли, а сам Демьян на флоте им и служил. Кричал он на Грека и Малыша, которые помогали ему заводить пластырь.

Сооруженный нами ящик все же дал течь. Причем не какой-нибудь там струйкой – в нем послышалось бурление воды, которая, найдя себе дорогу, устремилась внутрь корабля. И практически сразу все прекратилось – Демьян с помощниками все же успел.



– Ты это, Грек, извини, так получилось, – оправдывался Демьян за всю ту ругань, которую несколько минут назад обрушил на своих помощников.

Вообще-то ему стоило извиниться и перед Малышом, которому бранных слов досталось ровно столько же. Но нет, он повернулся к девушкам, начав рассыпаться в извинениях уже перед ними. Наши девушки невольно стали свидетелями того, что военно-морские традиции и чтутся, и передаются из поколения в поколение по сей день.

– Демьян! – прервал его Грек. – Все всё поняли и во всё вникли. Главное, ты сделал. – И добавил уже тише, улыбаясь: – Со времен учебки меня так не поносили! Но на этот раз, должен признать, заслуженно полностью. А вообще ты молодец!

Недалеко от нас послышался плеск воды, который приближался все ближе. Мы насторожились, чтобы через какое-то время понять: возвращаются наши. Первым у борта оказался Гудрон. И началось…

– Дема, ты зачем это сделал?

– Что именно? – не понял тот.

– Ты же корабль почти утопил!


Борт «Контуса» и в обычном состоянии поднимается над водой не больше чем на метр. Сейчас, когда он успел хлебнуть воды, перед тем как пластырь перекрыл пробоину намертво, и вовсе едва над ней возвышался.

Демьян не остался в долгу:

– Боря, ты посиди пока там, где есть. И поквакай, что ли, чтобы не скучно было. Влезешь к нам всей своей тушей, и тогда точно наш дредноут ко дну пойдет.

Туша у Гудрона нисколько не тяжелее, чем у самого Демьяна, а оба они излишним весом не страдают. Но в чем-то он прав: если сейчас все поднимутся к нам, не окажется ли их общая масса той самой соломинкой? Булькнет наш, по выражению Демьяна, дредноут на дно, и тогда придется коротать ночь непонятно где. Но туда еще надо добраться. Уровень воды за бортом уже по грудь, и что ей мешает подняться выше? Для начала неплохо бы откачать воду из катера. Я тяжело вздохнул, вспоминая, как все трудно происходило в прошлый раз.

– Дема, я тебя сейчас самого за борт вышвырну! – пригрозил Гудрон. И тут же, значительно понизив голос, добавил: – Тихо! Все слышали?





Глава пятая




Голос у Бориса был настолько встревоженный, что тишина воцарилась мгновенно. Правда, тишина относительная, поскольку спустившаяся на острова ночь и без нашего трепа была полна звуков. Но то, что услышал Гудрон, было чем-то другим, куда более опасным. Иначе откуда бы в его голосе взялось столько тревоги?

– Вот еще… – некоторое время спустя сказал он.

Теперь услышали все. Шумный всплеск в сопровождении то ли вздоха, то ли хрипа или даже стона. Настолько сложно его оказалось идентифицировать.

– Все на борт! – скомандовал Грек.

Пловцы оказались на борту настолько шустро, что вряд ли у кого-то получилось бы быстрее. «Контус», к счастью, дополнительную нагрузку выдержал. По-моему, он даже осадку не изменил. Хотя в такой темноте не слишком-то и разглядишь. К тому же было совсем не до того.

Нечто подобное мы слышали в устье впадающей в море реки Лимпопо. До сих пор понятия не имею, как она правильно называется, но для себя я прозвал ее именно так. Другие называли ее просто – река. Возможно, что на много километров вокруг она единственная. Наверное, по той же причине и море до сих пор не имеет своего названия. Да и какой в нем смысл? Для того чтобы оно появилось, необходимо как минимум еще одно, чтобы их не путать. Наверняка на планете морей множество. Другое дело, есть ли там люди?

Так вот, услышанные нами в устье реки звуки принадлежали существу, которое больше всего походило на допотопного земного ящера. И размерами, и обликом, и, возможно, даже повадками.

С последним разобраться сложно – кому на Земле приходилось воевать с какими-нибудь плезиозаврами? Здесь пришлось. Чтобы отвоевать себе место на побережье, людям потребовалось выдержать с ними целую войну. И, понятное дело, в ней победить. Но время от времени многотонные твари пытались вернуться в былые угодья. Возможно, их вел инстинкт, возможно, что-то еще. Вернуться не навсегда. Пробыв на побережье какое-то время, они обязательно уходили назад. Такое событие назывались нашествием, и его в ближайшее время ожидали. Столкновение с одним таким ящером в устье реки закончилось для нас победой. Хотя неизвестно, что больше тогда помогло – град выпущенных нами пуль или та самая удача, без которой не обходится ни одно рискованное дело.

– Режим полной тишины! – шепотом потребовал Грек. – Будем надеяться, сюда эта гадина не полезет. И да, стоять необязательно, можете присесть. – Готов был поклясться, что он улыбается.

Мы и уселись прямо на палубу перед рубкой, кому как было удобно. Я обнял Леру за плечи, и на ухо спросил:

– Устала? Замерзла?

Замерзла ли, спросил на всякий случай. У нее, как и у всех остальных, полностью промокла одежда. Но в таком климате она даже принесет облегчение, настолько душная случилась ночь. Лера только тряхнула головой. Если и устала, ни за что не признается – характер не тот. Как там было сказано? «Посеешь характер – пожнешь судьбу»? И ведь не поспоришь.

Поплакала девочка денек, когда только сюда угодила, и с тех пор – кремешок. Раньше, бывало, всплакнет иногда, но так, чтобы никто не видел. И никаких истерик! Успел на них насмотреться. Ладно бы одни только женщины. Так нет же, этим злоупотребляли и взрослые особи мужского пола, которые в прежней жизни полностью были уверены в своей непоколебимой крутости. Ну да, проверить-то было не на чем. Пока не произошло с ними то, что случилось. Лера у меня не такая. Я вообще, едва только ее увидел, сразу решил: будет моей. Знать еще не знал, кто она, есть ли у нее кто-нибудь, и прочее. На все был способен, чтобы добиться своего. К счастью, и не потребовалось, все сложилось само собой.

– Лера, жадр у тебя не закончился? Может, другой дать?

Есть у меня несколько. Валяются в кармане бесполезным грузом, благо весят всего ничего, а ценность имеют немалую. Замечательные они все-таки штуки! Могут помочь в тяжелую минуту. Такую, например, как сейчас. Подержал их какое-то время в руке, и ушло все неприятное, взамен принеся другое. Уверенность в том, что все закончится хорошо. Например, что полная тревожных звуков непроглядная ночь обязательно сменится ярким солнечным днем. Нисколько можно не сомневаться, кое-кто из наших, если не все сразу, уже успели подержать их в руке. Хотя чего тут удивительного? Так же естественно, как, испытывая жажду, напиться воды. Мне и самому бы сейчас жадр не помешал, но увы.

– Спасибо, Игорь. У меня он еще совсем полный, – шепнула Лера в ответ, нечаянно пощекотав щеку волосами. Казалось бы, что в этом такого. Но почему у меня вдруг возникло столько нежности к ней?

Очередной сильный всплеск, сопровождаемый чем-то вроде утробного рыка, раздался уже вдали. В той стороне, где должно располагаться побережье. Неужели все-таки нашествие и эта тварь направляется туда в первых рядах? Судя по всему, наш командир считал именно так.

– Внимание, – заговорил Грек. Негромко, но так, чтобы услышали все. – Если она все-таки окажется поблизости, покидаем борт катера и уходим. Меня еще в Радужном убедили, что любая возвышенность – это спасение.

Грек прав. Если чудовище хотя бы раз приложится по «Контусу» хвостом, ремонтировать будет нечего. Исходя из общей массы, он у него должен быть в несколько тонн весом.

– Борис, – обратился Грек к Гудрону, – что собой представляет убежище, которое, по твоим словам, отлично нам подойдет?

– На соседнем острове имеется скала, сверху на ней площадка, на которой поместятся все. Туда минут двадцать ходу, даже сейчас, по большей части вплавь. Да, вот еще что: спасательные жилеты лучше сразу приготовить.

Они имелись у нас в достатке, хотя понятие «спасательные жилеты» в случае с ними – громко сказано. Скорее спасательные круги. Но в любом случае держать на воде способны, а больше ничего и не требуется. Конечно же самодельные. Такие же, как когда-то и на Земле – набитые корой пробкового дерева, здесь тоже имеются его аналоги. Сейчас пробка для них уже не применяется. Она обладает скверной способностью со временем твердеть, к тому же теряя немалую долю плавучести. Демьян рассказывал, случалось иногда, в попытке спасти оказавшегося за бортом человека, что ему прилетал в голову спасательный круг, мало отличающийся твердостью от дерева. С соответствующими последствиями.

– Пока просто дожидаемся рассвета, – продолжил инструктаж Грек. – Демьян, много времени уйдет на починку котла?

Тот пожал плечами.

– Часика полтора-два займет. Когда станет светло. – Он посмотрел туда, откуда не так давно донесся так встревоживший нас всплеск воды. – Можно и сейчас начать, но, опасаюсь, без шума не обойтись. И сама работа требует тщательности, что в темноте невозможно. Наверное, подсвечивать тоже не стоит?

– Не стоит, – согласился с ним Грек.

Ночью на островах, как мы давно уже успели убедиться, вообще со светом следует быть осторожным. Обязательно заявится какая-нибудь любопытная гадость. Причем во множестве. Пусть и мелкая, но, как правило, кусачая. Или настолько назойливая, что ей и кусаться нужды нет.

– Эх, перекусить бы чего! – мечтательно вздохнул Паша Ставрополь. – С той поры, как все завертелось, ни крошки во рту не было. А уже часов восемь прошло, если не больше.