Резидент

Романцев внимательно изучил банкноты. Все необходимые знаки были на месте. Никаких смазанных печатей или ненужных потертостей. Для верности он даже слегка смял купюры, присмотрелся к буквам. Краска не сошла, бумага не истерлась, все так же, как бывает только у настоящих банкнот. Вне всякого сомнения, деньги самые что ни есть настоящие. В таком серьезном деле, как агентура, немцы рисковать не любили и предпочитали своих диверсантов снабжать только подлинными деньгами.

— Думаю, что тысяч триста будет, — ответил Тимофей. — А может, даже немного и поболее.

— На эти деньги танк можно купить, — веско заметил Строев.

— Вот мы и купим этот танк. Считай, что внес значительный вклад в победу. Много денег… Значит, эти гады надолго у нас рассчитывают остаться. Что тут еще в мешке?.. Ага! Полный набор, все как полагается: печати, бланки, командировочные удостоверения, — перебирал он, — денежные аттестаты, продовольственные. А если глянуть повнимательнее, и ведь не временные… Ага, все-таки прокололись! — вдруг воскликнул Романцев.

— Заполнены не так, товарищ капитан? — поинтересовался Щербак.

— А вот ты сам на него глянь! — протянул Тимофей аттестат старшине. — Попробуй разобраться, что не так.

— Как будто бы все в порядке, товарищ капитан, у меня в точности такой же. Может быть, только печать другая стоит, но это от ведомства зависит, месяц тот же, — повертел Щербак в руках лист бумаги.

— А что ты скажешь, следопыт? — протянул капитан документ Строеву. — Интересно твое мнение услышать.

Тот глянул на серый лист, слегка потрепавшайся по краям, и, улыбнувшись, сказал:

— Есть одна ошибочка. В строчке «кормовыми деньгами» пропущен мягкий знак.

— Молодец! — довольно протянул Романцев, забирая аттестат. — Ты не только толковый, но еще и грамотный. Будет из тебя толк! Этот гад нам все равно попадется! Уж больно небрежно документик состряпан. Только ведь, пока мы его поймаем, он за это время может много вреда нам принести… Так что отловить этих сволочей нам нужно как можно быстрее!

Бойцы, окружив капитана, ждали его решения.

— Вот что сделаем, — оглядев их, сказал Тимофей, — давайте аккуратно уложим все это на место. Сделаем так, как было… Чего стоим? Строев, положи в яму вещмешок. Ага, вот так… Теперь рацию. — Старшина Щербак поставил «Дору» и обложил ее со всех сторон ветками, затем присыпал землей и заложил яму кусками квадратно вырезанного дерна. — Они обязательно вернутся сюда. Никуда не денутся! Им нужна рация для связи с Центром. Вы вчетвером остаетесь здесь, ты, Кудрявцев, за старшего! Часов через шесть вас сменит отделение Чернобровкина.

— Есть, товарищ капитан! — охотно откликнулся коренастый белобрысый сержант.

Пометив на карте местоположение рации, Романцев сказал:

— А мы попробуем разыскать диверсанта с вещмешком.

— Товарищ капитан, а с чего вы решили, что они не вместе?

— Ты слышал, о чем дивчина рассказывала? Трое были одеты в маскхалаты, а один в обычную полевую форму, с пустым вещмешком. Значит, они должны разделиться на две группы. У каждой из этих групп какое-то свое задание. Примет диверсантов в маскхалатах мы, к сожалению, не знаем, кроме роста… А вот вещмешок приметный, на ремешке две буквы «М» и «Р», не забыл?

— Нет, товарищ капитан.

— Ну, вот и славно. Найти нам его легче будет, а вот когда отыщем, тогда и за остальных примемся. А ты, Строев, сумеешь отыскать нам нужного среди этих следов?

— Я его следы теперь до конца жизни уже не забуду, — улыбнувшись, ответил красноармеец.

— И где же они, эти следы?

— Так вы же на них стоите, товарищ капитан.

— Тогда потопали!

Первый час, когда дорога шла через лиственный лес, Строев двигался довольно бодро, иногда приостанавливался, чтобы уточнить, по тем ли следам они идут, и, убедившись в правильности направления, ускорял шаг. Будто бы чувствуя, что за ним идут по следу, диверсант дважды пересекал ручьи. Оба раза шел очень долго по воде, первый раз поднялся метров на пятьсот, а во второй, напротив, спустился на семьсот метров. Так что контрразведчикам пришлось изрядно поплутать, прежде чем вновь удавалось отыскать прерванный след.

Тимофей все больше мрачнел. Время было упущено. Разыскать диверсанта по горячим следам не получалось. За прошедшие несколько часов шпион мог уехать куда-то на машине, затаиться в каком-нибудь поселке, спрятаться в какой-нибудь землянке. Да мало ли что за это время могло произойти!

Далее потянулись проселочные дороги, по обе стороны от которых на небольших пригорках ютились обедневшие хутора. След был потерян на одной из наезженных дорог. Он просто растворился в дорожной пыли, по которой, разбивая каменистую трассу в щебень, колесили военные большегрузы и тягачи.

— И куда же он мог податься? — в задумчивости протянул Романцев.

— Куда угодно, товарищ капитан, — резонно заметил Строев. — Он мог поехать дальше, а мог просто пересечь дорогу и уйти в соседнее село.

— Все так, боец! Ты способен смотреть в самую суть! Это редкий дар. Вот только у меня возникает вопрос, ведь он мог уехать еще раньше. Например, у села Батрачи, мимо которого мы пару часов назад проходили. Там ведь дорога ближе к селу подходит, и подступы к ней поудобнее, чем здесь. Более лесистые, что ли… Так почему же он решил уехать здесь, а не там? Вот в чем вопрос…

— Может, он просто не знал о той дороге? Она не такая оживленная, машин почти не слышно, да и за деревьями ее не особенно видно.

— Думаю, что знал. Абвер умеет готовить своих шпионов, они не упускают ни одну мелочь. Тут что-то другое.

Метрах в трехстах располагался КПП, трое бойцов проверяли документы гужевого и всякого автотранспорта. В связи с последними событиями был отдан приказ организовать самую тщательную проверку документов. Вряд ли диверсант станет рисковать и ехать в машине. На контрольные пункты подбирают бойцов дисциплинированных, наблюдательных, цепких, с задатками психологов, многие из них имеют боевой опыт. И диверсант должен быть проинструктирован своим руководством на этот счет. Так что проскочить беспрепятственно или во всяком случае незамеченным через КПП у него вряд ли получится.

Если и можно избежать скрупулезной проверки, так только если идти через лес. Но для этого придется совершить немалый крюк. А еще дорогу по лесу осложняли минные поля, до которых у командования пока не доходили руки, а там, где их не было, установлены дозоры и всевозможные «секреты», где на красноармейца, бредущего в одиночестве с вещмешком, обязательно обратят внимание.

— А может, он вообще не уезжал… Может, он пешком пошел?

Неожиданно из-за поворота, энергично стуча по ссохшемуся грунту новенькими яловыми ботинками с обмотками, вышла маршевая рота. Обмундирование у бойцов свежее, через левое плечо — скатанные шинели. Лица молодые, светлые. Смотрели озорно, всерьез уверовав в собственную бессмертность. Каждый из них рассчитывал дожить до победы. Такое настроение продержится только до первого боя. Дальше будут воевать, исходя из собственного опыта.

Во главе колонны вышагивал молодой статный капитан, уже успевший отличиться в боях — на гимнастерке две нашивки за легкое ранение и орден Боевого Красного Знамени. Немного позади — политрук роты, крепкий мужик лет сорока. Смотрел хмуро, улыбки не расточал. Всем своим видом показывал, что война — дело серьезное, шуток не оценит.

— Бодрее, ногу выше! — весело напоминал командир роты.


Был в его голосе какой-то молодой кураж, и колонна, казавшаяся цельным организмом, едва ли не монолитом, топала весело и энергично, даже с каким-то огоньком. Дышала молодостью, отвагой и силой. Со стороны виделось, что нет преграды, которую бы она не одолела. Топали с таким настроением, как если бы их ожидал не смертельной бой, после которого уцелеют единицы, а озороватые танцы в соседнем селе. В какой-то момент даже поверилось, что смерть не для таких хлопцев, но негромкий голос старшины Щербака, повидавшего на войне всякого лиха, прозвучавший громко в установившейся тишине, вернул в реальность:

— Сколько же их уцелеет после первого боя?

О скверном думать не хотелось. Пусть будет как сейчас: молодой задор, бравада. Отогнав от себя тревожные мысли, капитан Романцев поторопил:

— Пойдем! — Повернувшись к Строеву, отчего-то погрустневшему, пояснил: — А ты не забывай на дорогу-то смотреть, может, увидишь его следы среди других.

— Не уверен, — с сомнением протянул следопыт. — Сколько людей за это время прошло! Сколько уже натоптали!

— А вот отчаиваться не нужно! Значит, так… Ясно главное — его направление… Он движется от линии фронта в тыл и пытается как-то затеряться среди бойцов. В нынешней неразберихе с предстоящими передислокациями это вполне возможно. Кое-что за это время я о нем понял. Диверсант не станет понапрасну рисковать, не пойдет напрямую через хутора и села, где масса свидетелей. Возможно, он даже догадывается, что его разыскивают и идут по следу, а потому будет предельно осторожен, выбирая те дороги, где его никто не увидит. Давай сделаем вот что, посмотрим на той стороне шоссе. Может, чего и увидим, — кивнул он в сторону мазанок, белеющих через редкие посадки.

Красноармеец Строев о своей обязанности не забывал: зорко всматривался в оставленные на дорогах следы. Но дело не ладилось, отчего он только хмурился и негодующе покачивал головой. Однажды даже опустился на корточки, пристально всматриваясь в пыль, потом разочарованно разогнулся.

— Что там? — нетерпеливо спросил Романцев.

— Не то, товарищ капитан.

Стороной обошли КПП, оставили позади село. Миновали небольшой хуторок из пяти изб, разместившийся на самой вершине сопки, поросшей гречихой, прошли через пшеничное поле. Вновь вышли к дороге, которая на этот раз была куда более оживленной: по ней, лязгая гусеницами, двигались тягачи, транспортировавшие орудия. В середине колонны катились гаубицы на гусеничном ходу, а в самом конце растянувшейся колонны обыкновенные трактора тащили полковые и дивизионные пушки.

Движение тяжелого вооружения по дороге не могло не привлечь диверсанта. Шла дислокация. Вот только уже ближайшей ночью техника, переброшенная ранее на ложные позиции, под прикрытием ревущих самолетов будет передвигаться совсем в другую сторону. Таков был секретный приказ. Зато днем все напоказ! Пусть враг видит, куда движутся колонны тяжелой военной техники.

Вот головная артсистема что-то притормозила, замедляя общее движение колонны. Трактор натужно, почти отчаянно заревел и не без труда выдернул тысячу килограммов бронированного железа из глубокой рытвины.

Далее, наматывая на гусеницы сочную густую грязь и оттесняя на обочину оглушенную пехоту, последовали артиллерийские системы по долгой, напоминающей бесконечность, серой полоске дороги.

— Товарищ капитан, — подошел к Романцеву Строев.

— Что у тебя? — оторвал Тимофей взгляд от проходящей стороной силы.

— Мне показалось, что я следы диверсанта увидел.

— Тебе показалось или ты все-таки уверен? — раздраженно произнес капитан. — Говори яснее!

— Следы очень похожи. Но там земля очень твердая, мелких деталей не распознать. Но вот неглубокий рубчик на подошве все же заметен!

— Давай, показывай!

— Вот он, — ткнул Строев в растрескавшийся грунт.

Тимофей присел на корточки, но, кроме сухой земли с комочками спекшегося суглинка, ничего не рассмотрел. «И где он тут чего заметил?» — нахмурившись, подумал он.

— Ничего не вижу. Покажи конкретно! Пальцем ткни!

— А вы не туда смотрите, товарищ капитан, — с улыбкой произнес следопыт. — Вы сюда взгляните. — И, присев рядом, показал: — Видите вот эти полосочки?

— Ну? — обескураженно протянул Романцев. — И что это, по-твоему?

— Это и есть след. — Тимофей всмотрелся пристальнее. Едва различимая кривая линия совсем не напоминала след от сапога сорок четвертого размера. — Это контур его каблука. Здесь почва твердая, сразу так не разберешь, — успокоил его красноармеец. — А вот эта линия, — показал он прутом на едва заметную черточку, — и есть выбоинка на каблуке.

Тимофей еще раз внимательно всмотрелся в трещинки и в царапинки на сухой земле, но увиденные черточки не впечатлили, их можно было встретить где угодно, и вообще, они мало чем отличались от тех едва заметных отпечатков, что он видел на дороге, в поле и еще в сотне мест, по которым они сегодня протопали.

— И как давно он здесь побывал? — спросил Романцев, совсем не рассчитывая на ответ.

— Думаю, что совсем недавно, — уверенно ответил следопыт. — Может, час назад, а может, два.

— С чего ты так решил?

— Сейчас довольно ветрено, так эти следы даже пылью не занесло.

— Куда он пошел? — распрямился Тимофей.

— Вот в ту сторону, — уверенно показал Строев на луг, по которому одинокий косарь привычно и монотонно, не слишком широко ступая, косил поднявшуюся по пояс траву.

— Тогда пойдем. Спросим!

Косарем оказался старик лет семидесяти пяти. Одет он был в казачьи синие брюки с широкими красными лампасами, заправленными в сапоги, в рубашку светло-синего цвета, на суховатой голове фуражка с лайковым козырьком, тщедушное тело спрятано в старую выцветшую рубашку, на которой висела медаль: «В память о Русско-японской войне 1904–1905 гг.» и два Георгиевских креста. Седая аккуратно стриженная борода скрывала впавшие щеки и узкий клинообразный подбородок.

Остановившись, он внимательно посмотрел на приближающихся военных. Из потемневших, глубоко ввалившихся глаз озорно блеснуло любопытство. Несмотря на внешнюю ветхость, в его сухих руках чувствовалась сила, какая может быть только у человека, привыкшего к ежедневной трудной крестьянской работе.

— Здравствуй, дед! — бодро поздоровался Романцев. — Бог тебе в помощь!

— Здравствуй, коли не шутишь, — ответил старик, приосанившись. Его голос прозвучал неожиданно басовито и молодо.